Красавица и ее чудовище - Никольская Ева - Страница 22

Дочитав последние строчки, Мэл скривилась. Опустив взгляд вниз страницы, наткнулась на сделанную месяцем позже приписку: «Восторженная мечтательница, бедная моя Лилигрим». А под ней, с обозначенной в скобках датой «полгода спустя», красовалась короткая, но весьма эмоциональная фраза: «Лили… Глупый и мстительный ребенок!» Девушка зло усмехнулась и мрачно добавила:

– Лицемерная стерва, а не ребенок, твоя Лилигрим!

– Сама такая! – дохнул ей в лицо порыв ледяного ветра, а колючий холод призрачной руки обжег щеку.

Мэл вздрогнула, резко подняла голову и встретилась взглядом с холодными глазами покойницы. О демоны! Как она могла забыть, что произносить имя этой мертвой твари в Карнаэле противопоказано? Какие-то секунды полупрозрачная «фея» сверлила брюнетку колючим взглядом водянисто-зеленых глаз, после чего плавно развернулась и направилась к выходу, постепенно тая на ходу.

– Где девчонка? Это твоя работа, да, Лили? – крикнула ей вслед брюнетка, лицо которой стало почти таким же белым, как у призрака.

Ответом ей был тихий смех, от которого веяло могильным холодом. Девушка невольно поежилась, впала в прострацию, затем встряхнулась, покачала головой и снова начала ругаться. Сегодня она ставила один рекорд за другим: по глупости, по открытиям, а еще… по сквернословию.

И словно в поддержку ей из коридора раздалась не менее виртуозная брань, сильно напоминавшая любимые выражения Алекса, разве что произносились они женским голосом. Сердце Мэл замерло и тут же сорвалось на бешеный ритм.

– Вернулась! – прошептала она, счастливо улыбаясь, и, торопливо выбравшись из-за массивного стола, побежала к двери. – Слава всем богам и демонам Безмирья! Успела… дурочка кудрявая.

Сказать, что я впала в ступор, значит ничего не сказать. На запястье от белого цвета остались рожки да ножки, а эта проклятая дверь… закрыта! Я что, адресом ошиблась? Да не может такого быть! Мне всегда удавалось отлично запоминать дорогу. К тому же нынешний маршрут имел длину максимум метров сто, включая один поворот. Тогда как понимать сей радостный сюрприз? Выманили из комнаты, напугали всякими глюками и отрезали путь к возвращению? У-у-у-у-у… как же хочется отвернуть одну большеухую «башню», которая сейчас этими самыми ушами и прикрывается от моих кровожадных взглядов.

Благополучно спасенный из ловушки Ринго переминался с лапы на лапу возле моих сапог и, пряча виноватый взгляд, продолжал тупо жевать свою проклятую «траву». Ну что за маниакальная тяга? Еле выколупала этого мохнатого страдальца из серой кляксы на стене, в которую он вляпался одной лапой, да так на ней и висел, покачиваясь, как маятник в часах. По обрывкам остроконечных листьев, торчавших из самого центра странного нароста, можно было сделать вывод, что таким образом кто-то очень предприимчивый закрепил приманку для зверька.

Поймав за хвост последнюю мысль, я нервно усмехнулась. Да уж, верх сообразительности! Ха-ха. Вывод сделала… Да это и пятилетний ребенок заметить мог. Как и вычислить намерения «шутника». Ринго, забравшись по неровным камням стены, как по лестнице, сунул лапу в желеобразное вещество и тут же стал его пленником. То ли оно было живое, то ли просто обладало такими необычными свойствами, но все, что в него погружалось, застревало там без возможности вырваться самостоятельно. И что же делал наш герой-травоискатель, вися и жалобно завывая на высоте метра в полтора от пола? Он аккуратно ощипывал травку, клал ее в рот и методично пережевывал, не забывая при этом истошно пищать (временами), вызывая меня на помощь. А я-то думала, что у наркоманов мозги затуманиваются. Как же! Совесть у них подыхает под грузом непреодолимого желания «дозы», во всяком случае, у этого конкретно взятого экземпляра дела обстояли именно так.

Нож Арацельса пришелся очень даже кстати: клякса, как выяснилось, боялась металла. Несколько минут она мужественно сопротивлялась: хищно кидалась на лезвие, с громким шипением шарахалась от него и снова нападала, но в конечном итоге сдалась и с оскорбленным хлюпаньем отползла подальше. Мне даже пришло в голову, что Первый Хранитель окропил балисонг святой водой, отпугивающей всякую гадость, обитающую здесь. Интерррес-с-с-сная гипотеза. А главное, от нее на сердце становилось как-то легче, когда за спиной раздавались странные вздохи и шепотки, будто стены переговаривались, а в глубине коридора мелькал изящный женский силуэт. Я даже слышала нежный, как звон хрусталя, смех, от которого холодели кончики пальцев и начинали дрожать колени. Эссы мне с ее хохотом мало. Наверняка это очередная стукнутая на голову Арэ, которая шлялась по Карнаэлу в запретный час. Дом с привидениями, не иначе.

Отвоевав Ринго у явно недовольной кляксы (мне все казалось, что она на меня прыгнет от расстройства, но, к счастью, этого не случилось), я поспешила обратно в каэру, мысленно вспоминая последовательность фигур для восстановления магической печати. И вот теперь мы вдвоем со зверьком стояли перед закрытой дверью и не могли войти в комнату, так как эта самая печать, целая и невредимая, крысилась на нас белыми вспышками и не желала пускать. Офигеть можно! Я сплю? Нет? Может, стоит вежливо постучаться, авось кто-нибудь да откроет?

Стучаться не пришлось. Дверь резко распахнулась, и я увидела стоящую на пороге брюнетку. Мэл, кажется. Она была бледна, но счастлива, будто не я тут с перекошенной физиономией обивала пороги, а добрый волшебник с подарками.

– Может, впустишь нас, а? – решив, что сама девица, пребывая в таком блаженном состоянии, не догадается, осторожно попросила ее.

Главное не спугнуть. Психи они ведь пугливые. А тут, похоже, нормальных теток не водится. Одна седая, другая… не разглядела я ее в полумраке коридора. Ну а эта чернявая лишь на первый взгляд была ничего, зато сейчас стояла с идиотской улыбкой и не шевелилась. Видимо, тоже решила не отбиваться от местной компании неуравновешенных особ. А может, она просто задумала скормить меня карнаэльским монстрам (если таковые здесь водятся) и избавить тем самым Арацельса от обузы? Может, именно поэтому девица так радостно скалилась? Стояла себе в комнате, по ту сторону активированной печати… гадина! Какого лешего ей вообще здесь понадобилось?

Додумать мне не удалось, так как брюнетка наконец ожила и потянулась руками к прозрачному щиту, намереваясь его разорвать. И кто изобрел эту печать? Чтобы поставить, надо кучу всяких знаков начертить в воздухе и при этом ни разу не сбиться, а разорвать… да просто выйти из комнаты, и все. Нет печати. Прощай, безопасность! Или после ночки за стенами каэры девушки от ужаса так туго соображают, что ни на что более сложное, чем перешагнуть порог, не способны? Хорошая тема для размышлений. Будет о чем сегодня подумать за кружкой ароматного вина. Вот только… что это лицо Мэл так странно вытянулось, и взгляд растерянно заметался, а?

Нет! Ну не может же так по жизни не везти! Сначала Ринго, теперь эта Арэ, которая никак не может расплести собственноручно наложенные чары… Да она уже чуть ли не трясет недовольно мерцающие переплетения, пытаясь их разорвать, а им хоть бы хны. Лениво забрызгали искрами и отказались поддаваться на провокацию. И как сие действие трактовать? Печати тоже с гонором бывают или кто-то серьезно вознамерился устроить мне ночную прогулку по Карнаэлу?

Страшно почему-то не было, напротив, меня понемногу начал разбирать смех. Тихий, отрывистый… истеричный. Такими темпами я первая пополню коллекцию местных психов, еще и Ринго для компании с собой возьму. Вон как испугался малыш, даже жевать перестал, а глаза-то как выпучил, глядя на неудачные попытки брюнетки порвать магическую паутину.

За спиной раздался вздох: мощный и протяжный – вздох облегчения. Мэл отчаянно взвыла, неприлично ругнулась и дернула за нити. Ее отбросило метра на три, затем прокатило по полу еще пару метров. А проклятая печать хищно сверкнула… теперь уже багряным заревом, едва не ослепив меня.

И почему в душе зрело такое паршивое чувство, что автор кляксы еще и в магическом щите покопался? А? Или у меня тут много «доброжелателей», мы просто еще не представлены друг другу? Хм… похоже, что все впереди.