Том 3 - Ян Василий Григорьевич - Страница 15

— Такой человек мне нужен! — сказал Бату-хан.

— Какой с меня ляд! Стар я да болен.

— Что ж ты тут делаешь?

— Грехи замаливаю, и если кто попросит, так от того я бесей отгоняю.

— Какие такие «беси»?

— Такие смрадные паскудники, со рогами, со хвостами, иногда человеческий лик имеют. А коли человеку нагадят — так радуются.

— Я их знаю! — сказал Бату-хан. — У нас они называются красные мангусы. И у нас они на людей похожи и мне делают много зла. Ты полезный человек. Проси у меня, что ты хочешь.

— Не знаю, как и величать тебя, — позволь мне с моей клячонкой ездить вокруг Москвы по красным селам и хоронить покойников. А кто брошен, без сродственников, — тому, несчастному, глаза закрыть. Ты уж дай мне какую-нибудь грамотку, чтобы твои стервецы меня не изрубили.

Бату-хан кивнул головой:

— Юртджи, надень ему на шею деревянную пайцзу. Она спасет его от нашего меча.

Помолчав, Бату-хан обратился опять к могильщику Неупокою:

— А можешь ли ты отгонять болезнь?

— Могу, великий хан мунгальский. Заговоры такие бывают и настойки, травы сушеные, — отгоняют и болезни, и кручину. Как рукой сымают…

Но Бату-хан уже не слушал Неупокоя.

Вдали, позади городка Мушкафа, к небу поднялся густой черный дым. Загорелись сразу три села. В клубах дыма вспыхивали дрожащие красные языки огня. Старые дома горели сухим высоким пламенем, выбрасывая пылающие головни. Они падали на соседние дома, и пожар разгорался сильнее. На реке и в городке забегали люди. Водовоз, бросив черпак и нахлестывая коня, промчался к городским воротам. Бабы, схватив порты, врассыпную побежали в разные стороны.

— Шейбани!.. Хан Шейбани пришел! — заговорили монголы. — Шейбани набросился на Мушкаф с другой стороны, раньше нас!

Подъехал Субудай-багатур и прищуренным глазом всматривался в горевшую сторону.

— Откуда свалился Шейбани? — спросил Бату-хан.

— Шейбани-хан поджигает город, — говорил Субудай. — Он примчался по льду через реки Жиздру и Угру, торопясь обойти нас. Он не дает жителям скрыться в лесах. Прикажи окружить город с этой стороны и вылавливать купцов и ремесленников. Скоро молодой князь Ульдемир придет к тебе с поклоном и мольбой.

— Я останусь здесь, на горе, — сказал Бату-хан, сходя с коня. — Пусть мне ставят юрту.

Субудай-багатур возразил:

— Невдалеке отсюда, в лощине, где нет ветра, стоит селение. Там ты, джихангир, можешь выбрать себе теплый чистый дом.

— Не хочу. Мы с тобой привыкли спать у костра.

— Верно, — сказал Субудай. — Но для чего в этот сердитый мороз коптеть в дыму? Мушкаф голыми руками не взять. Там сидит хитрый старый воевода. С ним придется повозиться немало дней.

— Пусть, но Мушкаф будет мой!

Бату-хан и его брат Шейбани-хан осаждали Москву пять дней. Жители укрылись за прочными бревенчатыми стенами и отчаянно бились, сбрасывая татар, влезавших по приставным лестницам. Воевода Филипп Нянька и князь Владимир руководили защитой, сменяли усталых бойцов и посылали помощь на особенно опасные места.

На пятый день прибыли метательные машины. В город полетели длинные стрелы с пылающей паклей, намоченной горючей жидкостью. Деревянные дома загорались сразу в нескольких местах. Жители уже не поспевали их тушить.

На берегу между двумя дымящимися кострами, на ковре, переброшенном через упавший ствол сосны, сидел Бату-хан. Рядом — Субудай-багатур. Они равнодушно смотрели на горящий город. Что для них пылающий Мушкаф?! — одним городом больше или меньше, не все ли равно? Много лет они разоряли Китай, Хорезм и другие страны, сжигая и громя города…

К джихангиру подъехали нукеры, гоня пленных. Раздетые, без шаровар, посиневшие от холода, они все же старались сохранить гордый вид, хотя и были перевязаны веревками.

Среди них выделялся один пленник, хорошо одетый, — видно, его не коснулась татарская рука. На нем была широкая малиновая шуба-безрукавка, отороченная соболем. Рукава шелкового кафтана, шерстяные полосатые чулки, башмаки с металлическими пряжками, бархатная шляпа с широкими полями и пышным пером — все это говорило об иноземном происхождении пленника.

Пленных кроме нукеров провожали факих Хаджи Рахим и старик Назар-Кяризек. Они подошли к Бату-хану и остановились.

Сухой, с морщинистым лицом, козлиной бородкой и бегающими глазами, Назар-Кязирек выступил вперед, стараясь придать себе особую важность. В одной руке он держал конец веревки, которой были связаны пленные, в другой — обнаженную кривую саблю. Назар снял малахай и опустился на колени перед владыкой монгольского войска. Нарядно одетый пленный тоже снял шляпу.

— Становитесь на колени! — крикнул Назар-Кяризек.

Пленные опустились в снег.

— Кто эти люди? — спросил Бату-хан.

— Ты пожелал увидеть иноземных купцов. Вот они здесь, перед тобой. Они владеют большими ладьями и складами товаров. Мне и факиху Хаджи Рахиму с большим трудом и опасностью удалось освободить их из арканов и привести сюда. Вот этот нарядный купец — их старшина. Он тоже был ободран дочиста, и синяки на его лице говорят, что он близко познакомился с могучей татарской силой. Но все же, стремясь почтить тебя, ослепительный, он вытащил из тайника спрятанную праздничную одежду, чтобы в достойном виде предстать перед твоим сверкающим лицом.

— Пусть он расскажет, — сказал Бату-хан, — кто он такой, как его имя, из какой страны и города он прибыл? Какие у него дела в городе Мушкафе?

Старшина купцов поднялся, выставил вперед ногу, склонился низко перед Бату-ханом, махнул широкой шляпой с пером перед собой, точно сметая снег. Купец заговорил по-русски, видимо, хорошо и давно зная этот язык, а толмач переводил его речь:

— Я, как и два моих почтенных товарища, родом из Любека, богатого города Вендской области германской земли. Остальные из других городов: Дитмар из Брюггена, Рудольф из Дортмунда, Рейнольд из Сеста и Карол из Медебаха. Все мы принадлежим к купцам «рузариям», потому что, как и отцы наши, давно, десятки лет, ведем торговлю с русами. Здесь, в этом городе, мы имеем склады товаров и несколько больших лодок; на них мы ездим летом по русским рекам. На родине нас зовут еще «ганзейцы».[36] Так именуются те купцы, которые на кораблях, не боясь опасностей, торгуют с далекими странами. Главный город, через который мы ведем торговлю с русами, — это достопочтенный город Смоленск. От него мы направляемся вниз, по реке Днепру, в Киев и дальше на восток. Некоторые наши ганзейцы ездят за товарами и в отдаленный, но славный город Новгород и в еще более далекий и богатый город Булгар на реке Каме.

— Какими товарами вы торгуете? — спросил Бату-хан.

— Мы покупаем у булгар и арабов восточные товары: имбирь, перец, гвоздику, изюм, сушеные фрукты. У русов мы покупаем воск, мед, меха, шерсть, щетину, смолу, деготь, кожи, сало, кудель.

— А сами вы что продаете?

— Мы торгуем славным, добротным германским сукном и белоснежными холстами. Мы привозим также оружие и железо, отличное вино рейнских виноградников, искусные изделия из благородных металлов, золота и серебра. Продаем предметы из меди, оловянные тарелки и кружки, имеем также свинец, краски и синьку.

— Можете ли вы сейчас показать мне ваши товары?

Купец снова низко поклонился:

— Для нас было бы величайшей честью представить вашему ханскому величеству все, чем мы торгуем. К сожалению, произошла маленькая неприятность, ничтожное недоразумение, которое легко исправить при благосклонной милости вашего величества.

— Что случилось? — спросил Бату-хан, стараясь сохранить величественное равнодушие, хотя в глазах его замелькали веселые искры.

— Склад наш посетили гости, твои почтенные и храбрые воины. Они взяли, что каждому понравилось. Воинов было много, а товаров недостаточно. Каждый воин отрезал себе кусок сукна или холста, выпил вина. Так как почтенных гостей было очень много, то мы не смогли ничего сберечь, чтобы поднести вашему величеству для выражения нашей преданности.