Робинзоны из Бомбея - Агарвал Сатьяпракаш - Страница 14

Те с радостными воплями бросились к ним навстречу.

Бирджу стоял в стороне, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и тоскливо смотрел на свой дом. Он знал: кому-кому, а ему наверняка попадет за то, что утащил всю посуду. И когда в толпе появился его отец, Бирджу струхнул не на шутку. Но тот лишь укоризненно посмотрел на сына и ничего не сказал.

— Так где же все-таки пропадали, герои? — снова спросил брат Даду.

Тот молчал.

И вдруг раздался голос Нанхе:

— Во Дворце духов!

Взрослые с недоверием посмотрели на малыша.

— Да-да, во Дворце духов! — польщенный всеобщим вниманием, еще больше воодушевился Нанхе. — И даже ночевали там.

И Нанхе, явно преувеличивая свою роль в недавней экспедиции, рассказал всю эту историю от начала до конца.

Удивлению всех собравшихся не было границ, а маленький Нанхе в их глазах превратился в сказочного богатыря.

— Вот это да-а-а, — с уважением произнес брат Дады, когда Нанхе закончил свой рассказ. — Да вы настоящие храбрецы!

С тех пор Дворец духов стали называть просто Старым дворцом, а за маленькими храбрецами навсегда укрепилась кличка — пятеро бесстрашных.

Кришан Чандар

Робинзоны из Бомбея

Ученики одной из бомбейских средних школ отправлялись на экскурсию в Гоа[8]; впереди было целых пятнадцать дней отдыха: интересных прогулок и веселых пикников. Все приготовления были давно закончены, и у причала бомбейского порта юных экскурсантов поджидал блиставший свежей краской старенький пароход.

Каждый участник экскурсии внес двадцать пять рупий[9]: сюда входила стоимость билета в оба конца и пятнадцать дней пребывания в Гоа. Сумма была более чем скромная, и на экскурсию записалась вся школа. На двух палубах парохода разноголосо гомонила шумливая ребятня. Выстроившись вдоль борта, принаряженные по такому случаю экскурсанты шумели, толкались, свистели, пели песни, прыгали, запускали в небо разноцветные шары, звонко перекликались с теми, кто еще стоял на берегу, поджидая своей очереди. В ответ с берега неслись радостные крики и заливистые трели глиняных свистулек. Родители давали последние советы и наставления, ребята, не слушая их, нетерпеливо кивали головами: душой они были уже в море или среди красот, которые ждали их в Гоа.

— Эй, вы! Санджив! Джаму! Идите скорей сюда! — протолкавшись к борту, что есть мочи кричал друзьям румяный крепыш Рустам по кличке Толстяк. За спиной у него болтались два разноцветных шара. Завидя на берегу закадычных дружков — все они учились в седьмом классе, — Рустам всем своим видом выражал бурную радость: Санджив и Джаму были уже у трапа и предъявляли контролеру билеты.

Шары за спиной у Рустама вдруг с треском лопнули. От неожиданности Рустам вздрогнул и обернулся: позади него, весело скаля зубы, стоял Вишну, известный всей школе сорвиголова из девятого. Это от его булавки лопнули шары, а они были такие красивые, самые красивые изо всех, что мелькали на палубе! Рядом с Вишну стояла его сестренка первоклашка Судха и, глядя на обескураженного Рустама, заливисто смеялась.

Опомнившись, Рустам полез было в драку, но он был слишком толст и неповоротлив; Вишну легонько двинул его кулаком в грудь, и Рустам, отлетев на два шага, растянулся на палубе. Публика наградила победителя громкими аплодисментами.

От ворот порта, гоня перед собой круглый голыш, к трапу парохода двигался пятиклассник Сону в защитного цвета рубахе и такого же цвета шортах явно не по росту: пояс на шортах был в нескольких местах ушит. За спиной у Сону висела плотно набитая всяческой снедью котомка.

Сону весело катил перед собой голыш, потом неожиданно ойкнул и присел — в ботинке оказался гвоздь, — но тут же встал и, прихрамывая, попытался идти дальше. В эту минуту в воротах порта показался его дружок Касим в сопровождении кули[10], который нес на голове два его чемодана и туго свернутую постель, а в руках — два огромных букета. Отец Касима был самым богатым торговцем на всем Бхинди-базаре: он вел оптовую торговлю кожей.

Сону быстро снял ботинок, присел на корточки и, используя голыш вместо молотка, стал загибать злополучный гвоздь. Поравнявшись с ним, Касим дружески хлопнул его по спине.

— Что расселся, Сону?

— Да вот ботинок чиню.

— Вот это да! — весело заржал Касим. — Оказывается, даже у мочи[11] разваливаются ботинки!

Сону действительно был сыном сапожника, и все в школе знали, что отец его — сапожник из касты мочи. Отец Сону, которого все почтительно называли дядя Ганпат, сидел под грязным брезентовым навесом на углу улицы неподалеку от богатого ресторана, разложив прямо на асфальте весь свой немудреный инструмент. Здесь, прямо на улице, он шил сандалии, чинил ботинки и чистил обувь. В дни каникул Сону помогал отцу. Сону с раннего детства приучали к труду; он трудился наравне со взрослыми и ничуть не обижался, когда сверстники называли его «сын сапожника». А что тут обидного, если он действительно сын сапожника, тем более что он был самый первый ученик в классе. Своего первенства он никому не уступал ни в учебе, ни в игре. Поэтому и сейчас он не обиделся на шутку друга.

— Сапожник, как известно, без сапог, — весело отозвался он, — а у меня все-таки ботинки.

Касим весело захохотал и ласково обнял Сону за плечи.

— А я уж думал, ты не поедешь.

— Да я и сам думал, что не поеду, — улыбаясь, сказал Сону.

— Ну, а где ж взял деньги?

— Отец дал. Где ж еще?

— Много?

Сону с гордостью показал Касиму бумажку в пять рупий.

— Только пять? — разочарованно протянул Касим.— А на экскурсию надо в пять раз больше.

— Хватит и пяти, — уверенно сказал Сону. — Пикники мне ни к чему, а посмотреть Гоа мне хватит и пятерки, а если пешком, то еще и останется.

Касим помолчал. Потом достал из кармана новенькую бумажку в десять рупий и протянул другу.

— Отец мне дал тридцать пять, так что десятка лишняя. Бери!

— Было пять — стало пятнадцать, — беря деньги, весело улыбнулся Сону. — Остальное, скажем учителю, пусть даст в долг.

— Точно, так и скажем. А где ж твоя постель?

— Нет ее у меня, — спокойно отвечал Сону.

— А рюкзак?

— А это чем хуже рюкзака? — кивнул Сону на мешок за спиной.

Касим потрогал мешок Сону.

— Тяжелый. Что это там?

— Сласти! — И Сону озорно блеснул глазами.

— Сласти-и? — с удивлением переспросил Касим.

— Сласти, — подтвердил Сону. — Наложил, сколько смог поднять. Хочешь — попробуй.

Касим сунул руку в мешок и в испуге отскочил: в мешке что-то завозилось, раздался визг и оттуда высунулась голова щенка.

— Вот так сласти! — вырвалось у Касима.

Глядя на перепуганного Касима, Сону хохотал до слез. Касим сначала надулся, но потом сам рассмеялся вместе с Сону.

— И щенка с собой возьмешь?

— Возьму, а что?

— А как пронесешь?

— Вот так и пронесу, — проговорил Сону, отобрал щенка у Касима и снова упрятал его в мешок.

Друзья со смехом двинулись дальше, и тут на них чуть не налетел Вишну: он спрыгнул на пристань, чтобы забрать свой багаж, который с трудом притащили два кули. Вишну учился в одном классе с Касимом и обращался с ним как с равным.

— Хэлло, Касим! — окликнул Вишну, протягивая руку.

— Хэлло, Вишну! — пожимая протянутую руку, в тон ему отвечал Касим.

При виде обливавшихся потом кули Касим удивленно взглянул на Вишну.

— И все это — твой багаж?

— Ну а чей же еще? — с насмешкой отвечал за него Сону. — Дело-то предстоит не простое — опасное!.. Правда, такой багаж теперь не всякий контрабандист за собой таскает.