Понты и волшебство - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 30

— Мой характер уже достаточно закален, — ответствовал гном. — Никак не возьму в толк, зачем все это. Ты постоянно таскаешь с собой целую оружейную лавку, так почему же, клянусь бородавкой на носу Витара, ты не можешь научить досточтимого сэра Геныча фехтовать тем, что у тебя уже есть? В конце концов, меч, он меч и есть. Ты держишь его за один конец, другим рубишь, обычно тот, которым рубишь, острый. А балансы-шмалансы, это все дело привычки.

— Вот именно, дело привычки, а привычка — это такое дело, которое вырабатывается годами, — сказал сэр Реджи. — Теми самыми годами, которых у нас нет. Кимли, ты же вроде специалист по применению холодного оружия или я не прав?

— Специалист? — переспросил гном. — Клянусь рогом Хеймдалля, я не просто специалист. Я — виртуоз.

— И со скольких лет ты начал занятия?

— С двенадцати.

— А сколько тебе сейчас?

— Сто семьдесят пять, — сказал гном. — Или сто семьдесят шесть. После ста пятидесяти я сбился со счета.

— Понимаешь теперь, что я хочу сказать?

— Нет. Мне предначертано было стать Стражником еще до моего рождения, и я всю жизнь был Стражником, и никем другим. И владению оружием меня обучали с детства.

— Тогда я постараюсь тебе объяснить, — сказал сэр Реджи. — Возьмем, к примеру, музыкантов. Настоящих музыкантов. Кто такой музыкант? Это не просто человек, который дергает струны в определенной последовательности или дует в трубу, импровизируя с напором воздуха. Музыкант — это человек, который чувствует внутреннюю гармонию и воплощает ее в гармонию внешнюю посредством своего инструмента.

— Забубенно звучит, — сказал Кимли. — А при чем тут оружие?

— Не торопись, скоро будет и про оружие, — сказал сэр Реджи. — Случается так, что настоящий музыкант берет в руки инструмент, которого он раньше и в глаза не видел. Но, поскольку он настоящий музыкант, он чувствует гармонию этого инструмента, приводит ее в соответствие со своей внутренней гармонией, и вскоре в атмосферу уже льются чарующие звуки музыки.

— Меня сейчас стошнит, — сказал Кимли. — Только не знаю от чего. То ли от этой вони, то ли от твоих речей.

— Тебе просто незнакомо чувство прекрасного, — сказал сэр Реджи. — И, если бы ты меня не перебивал, я бы уже давно закончил. Я вел к тому, что опытный воин подобен музыканту. Я могу взять в руки твой боевой молот…

— Только попробуй, — сказал Кимли.

— Теоретически, — успокоил его сэр Реджи. — И уже через пятнадцать минут тренировки или через пять минут настоящего боя, если в эти пять минут никому не посчастливится меня убить, я буду размахивать им не хуже тебя.

— Сомневаюсь.

— Не сомневайся, — заверил сэр Реджи. — Сомнения губительны для разума и ведут к поражению в бою. Однако я должен признать, что подобная степень мастерства в любой профессии, будь ты музыкант или воин, достигается путем длительного и постоянного совершенствования. Редко кто рождается с подобным талантом, таких по пальцам можно пересчитать. Причем хватит пальцев одной руки.

— Ну? — сказал гном. — Дальше что?

— Времени на подобное совершенствование у нас нет, — сказал сэр Реджи. — Чтобы сэр Геныч достиг такого уровня мастерства, тренируясь с тем оружием, что у меня есть, нам потребуются десятилетия. А у нас есть пара месяцев и меч, конкретный меч, которым ему придется драться. И, если посвятить все оставшееся у нас время тому, чтобы научить сэра Геныча пользоваться именно этим мечом, у нас может что-то получится.

Чтобы хоть как-то заглушить всепроникающий городской запах, я закурил сигарету. Помогало, но очень слабо, жаль, что в багажнике моего скакуна не завалялся ящик кубинских сигар. Верное средство от любых посторонних запахов.

— Пойми, я вовсе не хочу обидеть сэра Геныча, — сказал сэр Реджи. — У него есть задатки бойца, соответствующее телосложение и огромная физическая сила. Но он слишком стар, чтобы начинать обучение с нуля.

— Я не обижаюсь, — сказал я. (Сэр Реджи порой слишком чувствителен.)

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. — Кимли почесал бороду. — Только за два месяца…

— Мы приложим все силы, — сказал сэр Реджи. — Но нам будет чертовски сложно работать, даже имея более-менее точную копию Валькирии. А без нее это просто невозможно.

За разговором мы вступили на мост, и доски жалобно заскрипели под нашими ногами. Местами они были гнилые, и щели между ними достигали половины шага, сквозь них была видна бурая жидкость под ногами. От запаха уже щипало глаза.

— Только люди могут жить в таких условиях, — пробормотал Кимли. — У меня в свинарнике так не воняет.

— Люди, которые живут здесь, наверняка позавидуют твоим свиньям, — сказал сэр Реджи.

Стражники преградили нам путь, сомкнув алебарды. Алебарды были ржавыми и все в зазубринах, что наводило на мысли об их нецелевом использовании. Сами стражники выглядели не лучше. Обоим уже явно было за сорок, хлипкого телосложения, небритые, немытые, что в принципе, учитывая место их работы, было не столь важным, кроме того, оба страдали жесточайшим похмельем.

— Кто такие? — спросил один из них, тот, что стоял слева.

— Мы простые путники, — сказал Морган. — Хотим посетить ваш город, чтобы сделать необходимые покупки.

— Вам повезло, сегодня как раз торговый день, — сказал второй стражник.

— У вас слишком много оружия для простых путников, — в унисон ему сказал первый. — Не думаю, что вас стоит пускать.

— Что касается нашего оружия, — сказал Морган, — на это я могу ответить, что места здесь очень неспокойные, и у безоружного человека не много шансов выжить ночью в лесу. А что касается второго заявления… С каких это пор путников не пускают в города, особенно в базарные дни?

— Вы — странная компания, — сказал первый стражник. — Откуда мне знать, что вы не имперские шпионы?

— Потому что у нас есть местные деньги,[13] — сказал Морган, доставая из рукава золотой и показывая его стражникам. — И мы готовы уплатить пошлину. За каждого.

Глаза стражников одновременно загорелись нездоровым огнем жажды личного обогащения.

— За всех, — отрезал сэр Реджи. — Иначе мы пойдем к вашему мэру и потребуем объяснений.

Конечно, нас пропустили, и золотой сменил своего хозяина.

Внутри городок пах так же, как и снаружи, да и выглядел не намного лучше. Несмотря на то что дожди в последнее время не проливали благостную влагу на благодатную почву, улицы Кертории по колено были покрыты слоем жидкой грязи, противно хлюпавшей под ногами. Убогие домишки ютились вплотную друг к другу, и зачастую стена одного из них была и стеной другого. Очевидно, таким образом местные архитекторы экономили место под застройку и сами стройматериалы (гнилое дерево и тухлая солома).

Жители были под стать домам. Грязные, в нестираной одежде и в нечищеных башмаках, нечесаные и все как один с затравленным взглядом. Среди них преобладали женщины, дети и старики, мужчин призывного возраста в наличии практически не имелось, воинский набор, сами понимаете. Кто поудачливее ушел на войну с Империей, кому не так повезло — вляпался в местные дрязги на предмет войны с другой такой же нищей и жалкой армией. Понятно, что в подобных междоусобицах нет и призрачного шанса на приличную добычу. (Это мне сэр Реджи объяснил. Правда, никак не могу взять в толк, какая выгода в войне с полчищами орков и зомби, представляющими основную ударную силу Империи. Разве что головы их над каминами вешать.)

Старики сидели на порогах своих лачуг и с тоской взирали на мир. Перед ними прямо в грязи резвились дети, женщины торопились куда-то по своим делам. Заинтересованные взгляды сыпались на нас со всех сторон, сразу было видно, что мы — люди непростые, а непростые люди редко показывают свои носы в подобной дыре.

Улица закончилась главной площадью Кертории, которая по совместительству была и базарной. Торговали сельхозпродуктами и орудиями для их производства, живность была представлена невзрачными козами, одной полудохлой коровой и дюжиной кур. Торговля шла вяло — либо все стоящее продали рано утром, либо, что более вероятно, жители Кертории отнюдь не славились своей покупательной способностью.