Цезарь - Дюма Александр - Страница 88

Назавтра удача Цезаря привела в поле видимости Лептиса часть его грузовых судов и несколько галер. Они принесли ему весть, что остальной его флот, неуверенный в месте высадки и узнавший, что Утика хорошо расположена к Цезарю, направился к Утике.

Цезарь немедленно снарядил десять галер.

Одни из них должны были набрать солдат и снаряжение на Сардинии, другие отправлялись за продовольствием на Сицилию, а остальным, наконец, было поручено собрать весь остальной флот и привести его в Лептис.

После чего Цезарь отправился из Лептиса в Руспину, где он заготовил запасы продовольствия и дерева, и где он, при всем своем недостатке сил, оставил гарнизон, с тем, чтобы в случае поражения оба эти города могли служить прибежищем его флоту.

Ах! с такими врагами, как те, с кем он имел дело, следовало предвидеть все.

Однажды, когда его солдаты, ничем не занятые, развлекались представлением одного африканца, который танцевал и играл на флейте, и когда они, увлекшись этим зрелищем, оставили своих лошадей под присмотром конюших и уселись вокруг танцора, апплодируя ему и крича «браво!» с тем же спокойствием и воодушевлением, как если бы они сидели в цирке в Риме, их внезапно окружила нумидийская конница, обрушилась на них и, преследуя бегущих, ворвалась вперемежку с ними в лагерь; так что если бы Поллион и Цезарь не выступили вместе и не бросились к ним на выручку с теми галлами, которых было так нелегко напугать, война просто-напросто закончилась бы в этот же самый день.

В другой, более или менее похожей на эту стычке солдат охватила паника вроде той, что случилась в Диррахии. Один знаменосец бросился бежать со своим знаменем; Цезарь подскочил к нему, схватил его за шею, развернул обратно и сказал ему:

– Ты ошибся: неприятель вон там.

Между тем, в тот момент, когда Цезарь, встревожившись, уже собирался оставить гарнизоны в Руспине и Лептисе и самому отправиться на розыски своего флота, ему сообщили, что на горизонте появилось большое число парусов, в которых тут же распознали паруса дружественные.

Это флот Цезаря, собранный отправленными за ним галерами, пришел присоединиться к нему. Это вызвало необходимость увеличить запасы продовольствия. Цезарь взял тридцать когорт и двинулся вглубь страны, собираясь произвести набег; но не прошел он и три четверти лье, как его лазутчики воротились, донося о появлении неприятеля.

Почти в тот же миг он увидел, как впереди поднимается огромное облако пыли. Цезарь тут же собрал свои четыреста лошадей и некоторое количество копейщиков и, приказав своим пешим легионам следовать за ними, послал разведку туда, где, как ему показалось, появились крупные силы врага. Это был Лабиен.

Бывший легат Цезаря построил своих солдат таким плотным фронтом, что издалека, хотя у него была только конница вперемежку с копьеносцами и с резервными эскадронами по крыльям, можно было подумать, что это мощная пехота.

Поэтому Цезарь построил свои тридцать когорт по одной линии, прикрыв лучниками фронт сражения и фланг своей конницы, и дал приказ каждому приложить все усилия к тому, чтобы не быть окруженными.

Но внезапно неподвижно стоявший в ожидании событий Цезарь понял, с кем он имеет дело, так как вражеская конница начала растягиваться и окружать его крылья, тогда как по центру она вела атаку вперемежку с легкой пехотой.

Цезарианцы выдержали первый натиск, но сразу же после дополнительной атаки, пока пехота схватилась с ними врукопашную, нумидийские конники упорхнули, как птицы, на расстояние в пятьсот шагов, перестроились, вернулись галопом, метнули свои дротики и снова упорхнули.

Это был какой-то новый способ ведения боя, который едва не стал для солдат Цезаря роковым; потому что они, видя, как нумидийская конница отступает, полагали, что она бежит, и бросались за ней в погоню.

Тогда Цезарь пустил свою лошадь галопом и промчался вдоль всей линии фронта, потому что он с первого взгляда понял, что происходит: солдаты, бросаясь в погоню за конницей, открывали фланги для легкой пехоты, и та осыпала их стрелами. И он закричал сам и приказал разнести по всему войску, чтобы никто не выступал вперед больше чем на четыре фута от фронта сражения.

Но, несмотря на эти меры предосторожности, положение становилось все более и более опасным, поскольку вражеская конница, пользуясь своей численностью, полностью окружила все тридцать когорт Цезаря, так что им приходилось драться на все стороны.

В этот миг Лабиен – тот самый лютый враг Цезаря, который перебил всех пленных в Диррахии, и который поклялся накануне Фарсала, не позволять себе роздыха, пока Цезарь не будет побежден, – Лабиен выступил из рядов нумидийцев с непокрытой головой и, обращаясь к цезарианцам:

– Ого! – крикнул он, – какие мы смельчаки! неплохо для солдат-новобранцев.

Тогда один римлянин выступил из рядов, как в Илиаде:

– Я не новобранец, – сказал он; – я ветеран из десятого легиона.

– А где же тогда знакомые знамена? – снова спросил Лабиен. – Я их не вижу.

– Погоди, – ответил солдат, – если ты не видишь знамен, то ты узнаешь, я надеюсь, это копье.

И, снимая одной рукой шлем, он одновременно метнул другой свой дротик с криком:

– Держи, вот тебе от десятого легиона!

Дротик полетел со свистом и вонзился в грудь лошади. Лошадь и всадник упали, и на миг все подумали, что Лабиен убит. Тем временем Цезарь растянул свою армию гигантским фронтом и, повернув на каждом конце линии один батальон лицом к врагу, он сам рванулся во главе своей конницы, ударил в центр помпеянцев и смял его с одного удара.

И сразу же, не преследуя их, отступил назад, опасаясь какой-нибудь засады, и, сохраняя строевой порядок, двинулся к своему лагерю.

Не успел он дойти до него, как Пизон и Петрей с одиннадцатью сотнями нумидийских конников и большим числом легкой пехоты подоспели на помощь неприятелю. Ободренные этим подкреплением, помпеянцы ринулись в погоню за Цезарем.

Цезарь приказал остановиться, подпустил неприятеля поближе, атаковал всеми своими силами разом и отбросил помпеянцев за холмы; после чего он медленно отступил в свой лагерь, а Лабиен, со своей стороны, вернулся в свой.

Назавтра бой возобновился. У Лабиена было восемьсот галльских и германских конников, – помимо тех одиннадцати сотен, которые привели ему накануне Пизон и Петрей, – восемь тысяч нумидийцев и тридцать две тысячи человек легкого вооружения.

Он полагал, что если он станет вызывать Цезаря на бой на ровной местности, Цезарь не посмеет принять вызов; но тот вышел на эту самую ровную местность и первым атаковал Петрея. Бой продолжался с одиннадцати часов утра до самого заката солнца.

Цезарь остался хозяином поля сражения; это было равносильно большой победе, учитывая превосходство сил противника. Лабиен потерял много людей ранеными, и велел перевести их на телегах в Адрумет. Петрей среди схватки был задет дротиком, и ему пришлось отойти назад и перестать сражаться самому.

Так что в конце дня победа досталась Цезарю. Но он понял, что пока его войска не будут полностью собраны, было бы опрометчиво воевать против армии, вчетверо большей, чем его собственная. Поэтому он велел провести две линии укреплений от своего расположения и от города Руспины до моря, чтобы иметь возможность поддерживать связь и с тем, и с другим, и получать помощь, которую он ждал, не подвергаясь опасности; затем он велел выгрузить оружие и боевые машины, находившиеся на кораблях, и вооружил солдат, которых привез его флот с Родоса и из Галлии.

Его намерением было перемешать их с конницей по примеру неприятеля, и это должно было принести тем больший эффект, что с родосским флотом прибыли превосходные лучники из Сирии.

Дело было срочное: Сципион прибывал через три дня, – Цезарю это было уже точно известно, – а это означало еще восемь легионов, четыре тысячи лошадей и сто двадцать слонов. Но три дня для Цезаря были все равно что три месяца для любого другого. За одни сутки были обустроены мастерские, в которых ковали наконечники для стрел и дротиков.