О людях и бегемотах - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 20

— Даст, — сказал Женечка.

— Черт, но как они могли, а? — спросил Александр. — «Челюсти», «Щупальца», «Аллигатор», «Питон», «Анаконда», «Арахнофобия»…

— «Чужие», — услужливо подсказал Женечка.

— При чем тут «Чужие»? — спросил Александр. — «Чужие» — это научная фантастика, а я говорил о фильмах про животных.

— Мне просто показалось, что ты что-то упускаешь.

— Может быть, — сказал Александр. — Я просто никак въехать не могу. Они же все — хищники, так? А что такого ужасного в бегемоте? Бегемот — убийца? Глупо, они неуклюжи, неповоротливы, медлительны и вообще, по-моему, травоядные.

— Анаконды тоже людей целиком не глотают. Голливуд…

— Ты хоть реально представляешь, с чем нам предстоит столкнуться?

— Да все они одинаковые, — сказал Женечка. — Группа туристов, или школьников, или еще кого плюс местный шериф, плюс случайно оказавшийся под рукой специалист по охоте именно на тот тип живности, который им досаждает. Монстр в четыре—десять раз крупнее, чем обычный, жрет компанию по одному, показываясь только частями, где-то к середине сжирает специалиста по охоте, потом показывается целиком и во всей красе, пытаясь сожрать главного героя-героиню и его-ее любовника-любовницу. Тут герой чудом спасается, придумывает какой-нибудь план и убивает монстра, правда, не до конца. Полуживой монстр пытается перед смертью грохнуть героя во что бы то ни стало, и тут доведенный до отчаяния герой его уконтрапупивает.

— Тебе бы сценарии писать, — сказал Александр.

— Я и пишу, — сказал Женечка. — Под псевдонимом Мережко.

— Звони клиенту, сценарист, — сказал Александр.

— Что, сейчас?

— Мне же позвонил, — сказал Александр. — Время детское, клиент — мальчик взрослый, вряд ли он спит. А если спит — разбуди. А если умер — воскреси. Бабки на кону!

Дебют на разборке

Кому не спится в ночь глухую?

Этой ночью не спалось многим.

Темнота, настолько египетская, насколько египетской может быть темнота подмосковного леса в четыре часа ночи. Поляна посреди кущи, через которую идет разбитая проселочная дорога. Поляна очень удобна для проведения разборок, поскольку имеет два расположенных друг против друга въезда, вмещает двенадцать машин и соответствующее число автоматчиков, не слишком далеко от Первопрестольной и не слишком близко к трассе, чтобы исключить появление случайных и нежелательных свидетелей.[15]

Ввиду вышеперечисленных достоинств поляны она Довольно часто использовалась братвой для разборок и Действительно стала чем-то вроде культового места. На сегодня эта была уже третья разборка, поэтому и назначена она была на столь поздний или ранний, это от точки зрения зависит, час.

На поляне стоял «Гелендваген». На капоте «Гелендвагена» сидел Лева. На Леве висел кожаный плащ и массивная золотая цепь в палец толщиной. Антураж завершали три золотых перстня, браслет, золотые часы «Радо» и залитые гелем, зачесанные назад волосы. Лева курил сигарету.

За рулем «Гелендвагена» сидел громила.[16] Ростом больше двух метров, весом около ста пятидесяти килограммов. Его кожаный плащ напоминал палатку, в которой могла бы укрыться группа заблудившихся туристов, из его рубашки можно было бы сшить тент для «газели», а его золотая цепь более всего напоминала якорную. Громилой был многофункциональный и многоликий робот-разведчик гиптиан, в миру более известный под именем Марина. Но теперь его звали Годзиллой.

Справа от Левы стоял Артур. На нем был деловой костюм, в котором было прохладно. Может быть, поэтому Артур дрожал. А может быть, от нервов.

— Я идиот, — сказал он.

— В пятый раз с тобой соглашаюсь, — сказал Лева. — Незачем заключать сделки с незнакомыми людьми.

— Такие бабки можно было заработать, — вздохнул Артур. — Но не без риска.

— Ага, — сказал Лева.

— Я уже труп, — сказал Артур. — Витю Белого тебе не развести, он отморозок полный, на всю голову.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Надежда умирает последней, — сказал Артур. — Ты подошел ко мне в казино, где я напивался в хлам, надеясь, что киллер избавит меня от похмелья и я уйду из этого мира с облегчением, и спросил, в чем проблема и не можешь ли ты помочь. Я подумал: а вдруг это чудо? И рассказал тебе все.

— Но теперь ты так не думаешь, да? — холодно спросил Лева, репетируя манеру говорить. До этого он практиковался только на зеркалах. — В смысле, что я могу помочь?

— Я реалист, — сказал Артур. — Даже если ты выбьешь отсрочку, меня это не спасет. Двести пятьдесят косых я за месяц не подниму. Да я их за полгода не подниму.

— Ты — идиот, — напомнил Лева. — Я сказал, что закрою вопрос, и я его закрою.

— Не пойму я тебя, — сказал Артур. — Мне-то сейчас все по барабану, я человек конченый, а тебе-то какой резон в это все вписываться? Я тебя знаю пару часов, а в таких делах и лучшие друзья не помощники.

— Мои расклады — это мои расклады, — сказал Лева. — Делай, что я тебе говорю, и доживешь до утра.

— Ага, — угрюмо ухмыльнулся Артур. — А утром что?

— Это уже твои трудности, — сказал Лева. Его плащ топорщился в районе подмышек. Слева был грузовой лифт гиптиан, справа — пятнадцатизарядная «беретта». Патронов в ней не было, Лева прихватил ствол для антуража. Второй лифт был у Годзиллы.

Артур заткнулся. Это было к лучшему, поскольку на самом деле Лева не испытывал той уверенности, что демонстрировал на словах. Одно дело — отвлеченно рассуждать о довольно-таки опасных занятиях, другое— проверить свои выкладки на практике. И хотя лифт исправно работал, а спину Левы прикрывал совершенный механизм[17] гиптиан, по определению обладающий лучшими рефлексами, нежели беспредельщики Вити Белого, под ложечкой неприятно сосало.

— Едут, — приглушенно сказал Артур, и Лева спрыгнул с капота. С противоположного конца поляны доносился мерный рокот двигателей, нараставший по мере приближения машин к месту разборки.

Машин было много. Целых четыре. Первым выкатил громадный темно-красный «Форд-Эксплорер», за ним белая «семерка» БМВ и классический черный «стосороковой» «мерин». Замыкал кавалькаду вседорожный релиз от «Лексуса». Очевидно, пиететом к какому-то конкретному автопроизводителю братва не страдала.

Лева махнул рукой, и «Гелендваген» включил фары. Яркие белые лучи, отдающие в синеву, ослепили подъехавших братков, и те остановились. Машины захлопали дверцами, и на поляну высыпали пацаны. Их было двенадцать человек. Некоторые держали в руках автоматы.

— Хана, — пробормотал Артур.

— Стой здесь, — сказал Лева и двинулся вперед, к центру поляны. Ноги слушались плохо, каждый шаг давался с трудом, словно само Левино тело воспротивилось принятому решению и предоставляло мозгу последний шанс передумать.

Не успел Лева сделать и трех шагов, как ему навстречу со стороны вновь прибывших двинулась темная фигура. Человек был один.

Шел он так же медленно, так что встретились они на середине поляны, и в свете фар Лева разглядел своего оппонента. Пацан был молодым, едва ли намного старше самого Левы, худощавым, носил черные джинсы, кожаную куртку и очки. Будь они в другом месте и в другое время, Лева мог бы принять его за своего сокурсника. Однако, учитывая обстоятельства, Лева принял как факт, что перед ним сейчас стоит Витя Белый.

— Ну, — сказал Витя. — Ты нам «стрелу» забил?

— Я, — сказал Лева.

Витя одарил его оценивающим взглядом:

— А кто ты есть?

— Левон.

— Никогда не слышал, — сказал Витя. — Кто под тобой? Кто над тобой? Кого ты реально знаешь? Кто за тебя врубится?

— То, что ты не слышал, это твои трудности, — сказал Лева, решив ответить на все вопросы по очереди. — Кто подо мной, тот сам об этом знает. Кто надо мной, того тебе знать не надо. Кого я знаю, того знаю. И врубаться за меня нечего, я свои вопросы сам закрываю.