Годы исканий в Азии - Мурзаев Эдуард Макарович - Страница 8

Базар гудел. Выделялись из общего шума крики возчиков: «Пошт, пошт!» (берегись). Важно проходили караваны двугорбых длинношёрстных верблюдов с погремушками, кистями и разными украшениями. На двух колоссальных колёсах в полтора человеческого роста проплыла древняя хивинская резная арба. Резкий автомобильный гудок заставил податься в сторону и торговцев и покупателей. Машина, высоко нагруженная хлопком, отправлялась в областной центр — Ургенч.

Заражённые этой суетой и непривычным шумом, отдавшись во власть широкого людского потока, работники нашей экспедиции бродили по хивинскому базару.

У небольшой группы узбеков, внимательно слушавших и часто смеявшихся, мы остановились. Здесь происходило состязание в остроумии, знании житейской мудрости, народных поговорок, прибауток и пословиц. Два старика, перебивая друг друга, спорили и что-то доказывали. Раздражённо, захлёбываясь кричал один. Степенно и спокойно возражал ему противник. Видимо, остроумие и знание слова были на стороне спокойного белобородого аксакала.

Хорезмский хлопок, один из лучших в Узбекистане, по праву играет ведущую роль в народном хозяйстве Хорезмского оазиса. Пшеница, рис, джугара и другие зерновые культуры, преобладавшие в дореволюционной Хиве, отошли на второй план. Колхозный Хорезм даёт хорошие сборы хлопка.

Социалистическое соревнование широко распространилось среди хлопководческих колхозов Хорезма. Председатели колхозов часто посещали наш лагерь и с гордостью сообщали, что их колхозы идут в передовой шеренге по сдаче хлопка.

Машины районных МТС и хлопкозаводов день и ночь перебрасывали тонны волокна на обрабатывающие заводы, откуда аккуратные кипы прессованного хлопка шли на пристань и ждали отправки на текстильные фабрики.

В Хорезмском оазисе редко идут дожди, здесь сухо и солнечно. В оазисе выпадает всего 70—100 миллиметров осадков в год, то есть столько, сколько их бывает в Центральных Каракумах. Но Хорезм цветёт, сады его полны плодов, поля зеленеют до поздней осени, арыки тянут свою нескончаемую и успокаивающую мелодию. Вода есть, она питает поля и сады оазиса. Хорезм опоясан густой сетью каналов. По ним, как по кровеносным сосудам, вода бежит из мощной и капризной Амударьи.

Грандиозная есть каналов создана человеком. Начало гидротехнического строительства в низовьях Амударьи уходит в глубокую старину. В высокую воду, а это бывает, как правило, летом, когда в горах Памира тают снега и в Амударью сбегают потоки воды, случаются в Хорезме наводнения. Бода из Амударьи и главных каналов устремляется на поля и в города. Вода рвёт плотины и береговые валы, грозными потоками разливается по плоским равнинам.

Для защиты от наводнений население устраивает земляные валы, защищающие земли оазисов от высоких паводковых вод. Протяжение таких валов превышает 400 километров.

Главные каналы, выводящие воду непосредственно из реки, — Палван-Ата, Газават, Шахабад, Ярмыш и другие — представляют целые реки, по которым плавают каюки — местные большие грузовые лодки. Хива питается водами, текущими из канала Палван-Ата. Арыки постоянно заносятся амударьинским илом и мелеют. Ежегодно, начиная с поздней осени, каналы чистят, извлекая тысячи тонн речного ила и углубляя русло. Это большая и трудная работа, но без неё иссякнет вода в каналах, засохнут сады и поля. Туркмены говорят: «Капля по капле — озеро, капель нет—пустыня». Раньше очистка каналов требовала труда десятков тысяч людей, всё делалось вручную, теперь же человека сменила землеройная техника.

Мы вновь уходим в пустыню… Однообразно постукивая грузом, шаг за шагом отдаляется караван от города. Впереди новый неведомый и увлекательный путь. Зубчатая стена, окружённая рвом. Ворота с башнями. Обязательный вратарь кричит нараспев, желая нам доброго пути, частых колодцев, безветрия и тёплых дней. Город остался позади. Несколько километров пути, и начинаются пески — море песков, простирающееся на сотни вёрст.

Миражем тонким, как японский рисунок, на красноватом от заходящего солнца горизонте уходила на север Хива. Видны стройные минареты, зубцы стен, башни ворот, и кажется, что слышен приветственный возглас старика: «Палван гельды! Палван гельды!»

Хива, оазисом возникшая на нашем однообразном и безлюдном маршруте, с яркими красками, шумом многоголосого Востока, резкими контрастами, советской новью крепко, навсегда запомнится путешественнику.

Темнеет. Горизонт становится совсем близким. Очертания города исчезают. Короткий день гаснет.

Наш отряд с механиком отбыл к месту аварии ближней машины; с нами запасные части и вода. Как оказалось впоследствии, оставшаяся у второй машины часть нашего отряда очутилась в тяжёлом положении. Вода вскоре иссякла. Сотрудники, взяв верёвку и ведро, направились обратно к последнему сухому колодцу Сагаджа, который отряд прошёл в начале дня, когда выбыла из строя вторая машина. Через полчаса работы на дне колодца появилась вода. Ходили пить чай за семь километров!

Ремонт машины занял немного времени, и вскоре наш экспедиционный грузовик с красным флажком на радиаторе, радостно сигналя, колесил по кривым и узким улицам древней Хивы, пугая прохожих и заставляя их прижиматься к глухим стенам восточного города.

Отряд на верблюдах продолжал путь и работу. Морозило по-прежнему крепко; люди в шубах и тулупах, чтобы согреться, притопывали у замёрзших приборов и инструментов, стараясь поймать в объективе универсального теодолита быстро уходившую нужную им звезду и записать показание хронометра.

Между тем нельзя было забыть и двух героев-одиночек, надо было выручать друзей и первую машину, оставшуюся в центре пустыни. Отправляться на одном отремонтированном грузовике в обратное пересечение пустыни было рискованно. Если бы он застрял, то помощи ждать неоткуда, и путникам пришлось бы идти неизвестно сколько десятков километров по безводным пескам. Но выбора не было, и 7 декабря наш грузовик вышел в Теджен по старому маршруту за первой машиной. Опасения оказались напрасными. Благодаря небольшой оттепели и дождям, обильно смочившим и прибившим пески, а также сравнительно небольшому багажу грузовик легко и быстро прошёл расстояние, отделявшее Хиву от места аварии первого автомобиля.

На четвёртый день пути я увидел притулившийся к песчаной гряде кузов сломанной машины и дымок костра. Рабочие, терпеливо ждавшие помощи уже целый месяц, встретили прибытие машины радостными, даже трогательными приветствиями. Это был действительно праздник, так как последние килограммы муки подходили к концу. Из других продуктов оставались только лук и чеснок. Собрать машину, поставить новые полуоси удалось благодаря дружной работе к трём часам следующего дня. Сразу же поехали дальше. На шестой день обе машины пришли в Теджен. Они ещё раз пересекли Каракумы по меридиану, пройдя песками более тысячи километров.

Пока проводилась спасательная автомобильная операция, большая часть отряда, пользуясь старым надёжным средством передвижения — караваном верблюдов, шла дальше по намеченному маршруту: Хива — Ташауз, затем на юг, через пустыню, на Серный завод (в центре Каракумов) и Ашхабад.

От Хивы до Серного завода, откуда начиналась колёсная дорога, нужно было пройти около 320 километров. Жизнь отряда наладилась быстро. Ежедневно производились наблюдения, сборы материалов, съёмка маршрута.

В конце декабря отряд подошёл к заводскому посёлку. Так окончились маршруты этого года. Но мы знали, что уже через несколько месяцев продолжим исследования Каракумской пустыни.

«Белые пятна» Центральных Каракумов

1935

В Кизыл-Арвате мы простились с железной дорогой, и наш отряд в составе 24 человек взял курс на север.

Караван растянулся метров на 250—300. 45 верблюдов несли около восьми тонн экспедиционного груза, продовольствия и воды. Своим запасом воды мы могли бы напоить сотню лошадей.