Гроза чужих морей - Михеев Михаил Александрович - Страница 6

Впрочем, то, что располагалось выше ватерлинии, тоже не могло внушить японцам оптимизма. Для описания борта больше всего подходило слово "изодран" – именно такое впечатление он и производил. Во все стороны торчали художественно скрученные и местами оплавленные куски железа, многих бронеплит вообще не было – вырванные "с мясом" они покинули корабль и теперь мирно покоились на дне. Многочисленные казематы шестидюймовых орудий разнесло вдребезги, а единственное чудом уцелевшее орудие не могло стрелять, потому что корабль уже заметно накренился и теперь оно смотрело в воду.

Надстройки "Асамы" выглядели не лучше. Руины, что еще с них взять. Фугасные снаряды разнесли буквально все. Среди расплющенных взрывом обломков боевой рубки, распространяя вокруг себя хорошо различимый даже сейчас запах шашлыка, неспешно подгорало тело командира крейсера, а тела матросов и офицеров бесполезно было даже считать. В один миг корабль лишился почти половины своей команды, и теперь некому было даже тушить неспешно разгорающиеся пожары. Одна труба, оторванная взрывом, лежала поперек палубы, надежно заклиненная среди обломков. Во вторую снаряд попал в трех метрах от палубы и разорвал ее пополам. Нижняя часть, скрученная в невиданный узел, торчала над искореженными надстройками, поразительно напоминая неприличный американский жест, а верхнюю отшвырнуло метров на двадцать в море, где она и затонула, медленно и величественно, словно и не была железной.

Носовая башня была сбита с катков – в нее почти одновременно, с интервалами в несколько секунд, попали три снаряда, и, хотя фугасы снова не смогли проломить броню, суммарной энергии их взрывов хватило, чтобы броневую "кастрюльку" сдвинуло почти на четверть метра. Кормовая тоже не пережила обстрела – левое орудие было оторвано прямым попаданием, и на его месте торчал теперь лишь короткий огрызок. Правое на вид было целым, однако, присмотревшись внимательно, можно было рассмотреть, что тем же взрывом его основательно погнуло. Как боевая единица "Асама" перестала существовать.

Однако те, кто сейчас дирижировал боем рубке "Мурманска", об этом еще не знали. К тому же, для каждого из них это был первый в жизни полноценный морской бой. Да, все они успели повоевать, но гонять папуасов, топить пиратов или в очередной, третий или четвертый по счету раз уничтожать грузинский флот прямо на его базе – это все же не то. Первый раз в жизни они сражались с противником, равным если не по вооружению, то хотя бы по храбрости и, с поправкой на эпоху, уровнем подготовки. Естественно, адреналин у всех едва не из ушей сочился, а это отнюдь не всегда способствует ясности мыслей. Поэтому в по-прежнему единственную полноценно действующую кормовую башню были наконец поданы бронебойные снаряды, и уже второй залп оказался для "Асамы" смертельным. Как иголкой проткнув и без того развороченную броню, один из снарядов нашел-таки достойную цель, разорвавшись в погребе носовой башни. Вся палуба над ней мгновенно исчезла в ослепительной вспышке взрыва, а днище просто вывалилось, отправившись, следом за трубой, в гости к Нептуну. Это был конец, и ясно увидевший результат Плотников приказал задробить стрельбу.

Следующие несколько минут и русские, и японцы потратили на то, чтобы осмыслить ситуацию, тем более что бой прекратился сам собой. Не потому, что его не хотели продолжать, а потому, что не могли. Обе носовые башни "Мурманска" были пока что небоеспособны, кормовая же пока что не могла вести огонь из-за неудобной позиции японцев. Японцы, в свою очередь, несколько опешили, находясь под впечатлением от почти мгновенной гибелью "Асамы", тем не менее сообразили, что пока что ничего не могут сделать, и им надо либо срочно сокращать дистанцию, либо делать ноги.

В это время Плотников наконец и понял, что произошло. Во-первых, он сообразил, какое несоответствие увидел – исчезли все катера и яхты, которые были вокруг, но главное, исчезли многочисленные строения на берегу. Голые, дикие скалы, как… да как сто с лишним лет назад. И в этот момент ему доложили об отсутствии связи с кем бы то ни было, и вообще об отсутствии спутников на орбите. А вот корабли, вполне себе боевые, и притом явно древние, имелись. Получалось, что они провалились в прошлое. Невероятно, разумеется, но как рабочая гипотеза подойдет вполне, в тонкостях можно было разобраться потом. Судя по тому, как переглядывались присутствующие здесь же офицеры, такая мысль пришла в голову не ему одному.

В свою очередь, адмирал Уриу был в шоке. Он не был новичком, и погоны свои заработал не просиживая штаны в штабе, но раньше ему приходилось сражаться с китайцами, многочисленными и часто неплохо вооруженными, но в подавляющем большинстве нестойкими, слабо обученными и, вдобавок, далеко не всегда понимающими, что им, собственно, делать и какую стратегию с тактикой выбирать. Да что там, их только ленивый не бил, те же русские парой дивизий разогнали всю китайскую армию, после чего походя, не напрягаясь взяли Пекин. С таким противником не воюют, его просто бьют. А вот сейчас до него стало доходить, что такое иметь дело с опытным, хорошо обученным врагом, имеющим не только более древнюю морскую историю и, похоже, лучшее оружие, но и готовым, а главное, умеющим именно воевать. Мгновенное и безжалостное уничтожение "Асамы", которая как раз сейчас медленно и величественно ложилась на борт, выпуская при этом густые потоки белого пара из изуродованного русскими снарядами машинного отделения. Котлы, правда, не взорвались, но это было уже непринципиально – восстановить крейсер было уже невозможно, проще и дешевле построить новый.

Однако и отступать Уриу не собирался, тем более что под его командованием все еще оставалась пять крейсеров. Вон как раз сейчас на "Чиоде" не дожидаясь приказа выбирали якорную цепь, командующий крейсером Муроками, очевидно, намерен был то ли начать спасательную операцию, подбирая моряков с "Асамы", то ли, напротив, попытаться укрыться за ее все еще внушительно выступающей над водой тушей – здесь было мелко, и полностью броненосному крейсеру было не затонуть. Кстати, укрыться, хотя бы и таким образом, было в данной ситуации далеко не самой худшей идеей. По всему выходило, что "Чиода", находясь второй в строю, станет ближайшим кандидатом на расстрел. На то, что русские по какой-либо причине не станут в нее стрелять, надеяться было глупо, удивительным было уже то, что они все еще не начали это делать.

Вообще, план японского адмирала рухнул с блеском и треском. Если по его первоначальным расчетам выходило, что русские будут последовательно проходить мимо его кораблей, так же последовательно получая с них разнокалиберные гостинцы, то теперь ситуация становилась прямо противоположной. Сильнейший корабль будет последовательно проходить мимо японских крейсеров, так же последовательно и неторопливо расстреливая их с безопасной дистанции.

Единственным выходом, который пришел в голову адмиралу, было сократить дистанцию и засыпать одинокий русский корабль снарядами. О том, что можно еще и попытаться отступить, он даже не подумал – тому, кто имея пять кораблей готов бежать от одного-единственного, остается только сделать сепукку, причем заранее, еще до того, как будет отдан приказ об отступлении. Реагировать на кризис Уриу, надо сказать, умел быстро, поэтому уже через минуту на японских кораблях, не теряя времени на то, чтобы выбрать якоря, принялись расклепывать цепи. Конечно, за такое потом по головке не погладят, но время было слишком дорого. Сам же адмирал, воспользовавшись тем, что дистанция немного сократилась, попытался еще раз рассмотреть русского в бинокль. Увиденное повергло его в уныние – мало того, что неизвестный корабль нес не установленную на палубе и практически незащищенную артиллерию, как "Варяг", а имел башни, так еще и башен обнаружилось целых три. Это отчасти объясняло запредельную скорострельность русских орудий, но не могло ответить на вопрос, где "Варяг" и откуда здесь взялся этот монстр. К тому же, судя по всему, размерами он должен был превосходить иной броненосец, а драться с броненосцем – отнюдь не самое мудрое решение. На этом фоне полное отсутствие дыма от сгоревшего угля уже не выглядело странным, воспринимаясь почти как должное.