Лондон, любовь моя - Муркок Майкл Джон - Страница 94

— Я думала, что прошло сорок четыре года, — сказала Бет Скараманга, пытаясь не обращать внимания на то, как трясется его рука, — но Хло сказала мне, что уже сорок пять. — Они отмечали годовщину героического поступка Джозефа Кисса, его подвига по обезвреживанию «их» бомбы. — Ты связывался с Беном Френчем? Он позвонил, что не может прийти. Он чем-то сильно огорчен. Но Капитан уже в пути и все наши ветераны! Тебе холодно, милый?

На нем были шарф и пальто.

— Да не особенно, — ответил он и проследовал за ней в гостиную, где поздоровался с женщиной, которую любил всю свою взрослую жизнь. Он поцеловал ее в щеку.

— Дэвид, — Мэри слегка встревожилась при виде его характерного румянца, но промолчала. Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и тут зазвенел звонок, а Бет Скараманга воскликнула:

— Вот и еще кто-то!

— Как Клара? — спросила Мэри.

— Отлично. Она сегодня работает.

— Посмотри на этих бабочек в саду. Кажется, они прилетают только сюда, и никуда больше. Ты хоть когда-нибудь видел в Лондоне столько бабочек?

Новоприбывшими оказались Момбажи и Алиса Файша. Маленький африканец вошел вслед за женой, по обыкновению смущенно улыбаясь. Что-то сказав о движении и о трудностях парковки в районе Ладброук-Гроув, он сделал рукой добродушный приветственный жест и сел подальше от яркого света. Алиса подошла обнять Мэри и Дэвида:

— Мы не виделись бог знает с каких пор! Мы теперь почти не выходим, варимся в своей тарелке. Думаем переезжать. Брикстон уже совсем не тот, что прежде.

Дэвид был рад встрече и пожал изящную руку Черного капитана с воодушевлением.

— Я пойду к воротам, чтобы Бет не нужно было бегать взад и вперед. Увидимся через минуту.

Он сказал это так, что Бет услышала. Она была ему признательна и, когда он пошел в сад, широко распахнула перед ним переднюю дверь. В саду он остановился понюхать мягкую, малинового оттенка розу и пришел в восхищение от большой собаки с носом шоколадного цвета, ткнувшейся ему в ногу головой и вопросительно посмотревшей на него огромными голубыми глазами. Эта собака, кокер-спаниель, тут же села, свесив голову набок, и принялась яростно мести хвостом пыль. Дэвид подмигнул ей. Он обратил внимание, что все кругом было только что покрашено зеленой краской или побелено, несомненно, специально к сегодняшнему событию. Свежему тростниковому покрытию крыши тоже было не больше трех-четырех лет. Он не всегда мог сфокусировать зрение на настоящем, но сегодня все казалось ему совершенно четким. Он удивился тому, что они умудрились найти в Лондоне мастера, помнящего секреты тростниковой вязки. Он не мог себе представить, что этот дом когда-нибудь будет перестроен или принадлежать кому-нибудь, кроме сестер Скараманга.

Из-за ограды послышались голоса. Сердитый — мистера Кисса, произносящего очередную тираду против наступивших перемен, и веселый — Данди Банаджи, любовь которого к Лондону была не столь пристрастной, может быть, потому, что он сам избрал этот город в качестве «своего». Они приблизились к воротам и в некотором удивлении застыли на месте — могучий эксцентрик в белом костюме, перчатках и панаме и с тростью в руках и аккуратный, консервативно одетый индиец, не достававший Джозефу Киссу даже до плеча. Дэвид улыбнулся и отпер ворота.

— Ты загорел, Маммери. Жизнь хорошо с тобой обходится? — Он дружески похлопал его по плечу своей мощной рукой.

— Добрый день, Дэвид, — поздоровался Данди, коснувшись рукава младшего товарища. — Мистер Кисс произносил речь против засилья среднего класса, в районах за Клэ-пемом. И во всех грехах обвинял свою сестру.

— Тебе виднее, милый мальчик. Что ж, я проголодался, — сказал мистер Кисс и целеустремленно зашагал по дорожке, в то время как Данди, следуя за ним, то и дело останавливался, чтобы полюбоваться розами, а потом кинулся его догонять.

Дэвид подумал, что они похожи на неразлучную пару диснеевских персонажей — Дамбо и мышонка Тимоти. Едва они скрылись из виду, как он услышал, что в доме зазвонил телефон, и несколько мгновений спустя Хлоя позвала его:

— Дэвид, иди сюда. Больше никто не придет. Мы можем начинать.

самые чудесные пещеры я встретил его во французской пивной много лет назад он вообще почти не говорил международный спрос на собственность в Лондоне достиг беспрецедентного уровня во всем ценовом диапазоне выкрасила своих кошек в бледно-зеленый, сиреневый и розовый цвета вот вам и буржуазная сентиментальность продаем покупаемByrds Beatles Monkees поющие шестидесятые

— Это была Хелен. — Мэри снова уселась на кушетку. — Она появится позже. Ее поезд застрял за Кру, в Чешире.

— Кажется, он поставил себе сверхзадачу перевести сочинения Т. С. Элиота в прозу, — заметил Данди Банаджи о модном словоблуде Кольере и рассмеялся.

— По-моему, Элиот и сам справился, — сказала Хлоя, проходя мимо.

— Я совершенно точно знаю, — доверительно сообщила Бет Скараманга Алисе Файша, — что в «Сент-Мэри» родился ребенок с двумя лицами. Одно, как и полагается, спереди головы, а другое — сзади. Но этот факт, конечно, будет замалчиваться, точно так же как замалчивается появление детей с хвостиками.

становой хребет Лондона район Ноттинг-Хилл почти всецело продукт нынешнего поколения потратили восемь лет на поиски полтергейста а чаззер покидают Иерусалим онун бугун йюзмеси лазум шокран мерси вся свинина идет на отбивные скоро свиней совсем не останется

Хлоя дала Дэвиду чашку чая.

— Не так уж много вокруг колдунов вуду, — сказала она через плечо Черному капитану. — Трудно раздобыть нужные компоненты. Но вам это, наверное, не интересно.

— У нас есть какие-то права, — продолжала настаивать Бет, обращаясь к Джозефу Киссу. — Но есть совершенно лишенный прав средний класс, «с гордостью и автомобилем». Этот класс всю жизнь трудится на благо страны, за что вознаграждается маленькой пенсией, домиком на побережье. Три недели летних каникул. Мы не были богатыми. В прямом смысле слова. У нас просто всегда был свой дом.

— Я говорил о географии, а не о людях, дорогая Бет. Эти новые иммигранты все на одно лицо. Очевидно, дела обстоят еще хуже, чем я мог предположить. Жалкие желания. Ничтожные мечты. Власть терпит крах. Инфляция фунта. Освещение только одной стороны улицы. Нефтяной кризис. Но оправдания по-прежнему слишком нелепы. Я со времен Блица весьма скептически отношусь к правительственным разъяснениям.

— О, я помню! — Бет усадила его на подлокотник своего кресла, где он, с монументальной грацией, постарался удержать равновесие. — Ты сказал, что вернешься через несколько часов, а прошло несколько недель. А твой вид! — Она говорила это для Алисы Файша.

— Тогда я впервые понял до конца, как зависима власть от обыкновенных людей, — почти ритуально ответил мистер Кисс — Я так и не дошел до дома. Все время работал в Ист-Энде. Предполагая, что Лондон погибнет, власти не сделали никаких приготовлений к его обороне. Город спасли его жители. Они превратили станции метро в бомбоубежища, создали народные дружины, отряды добровольцев, борцов с огнем. Наш боевой дух поддержали отнюдь не Черчилль и не король этой чертовой Англии. Его поддержали мужчины и женщины, потерявшие жилье и родных, но обнаружившие в себе невиданную стойкость. Но это была трудная работа. Часто у нас не было ничего, кроме голых рук, чтобы разгребать кирпичи, бетон, все эти обломки, в поисках людей, которые могли остаться в живых под завалами.

— Но ты сумел найти их, Джозеф, — улыбнулась Хлоя. Прошло уже много лет с тех пор, как они последний раз говорили о событии, послужившем поводом и для нынешнего торжества. — Великий Данте сумел их найти. Покажи нам Великого Данте, Джо.

Мистер Кисс охотно поднялся, закрыл глаза и коснулся лба кончиками пальцев.

— Я прав, сэр? У вас перелом левой ключицы, и это причиняет вам острую боль? А вашу правую ногу, ниже колена, придавила балка? Остановите меня, если я не прав, мадам. Вы находитесь где-то над дверцей, ведущей в этот обрушивающийся подвал? Спасибо, мадам. Огромное спасибо, сэр. — Все, кроме растроганного до слез Дэвида Маммери, зааплодировали. — Это был единственный раз, когда мой дар принес кому-то пользу, — сказал мистер Кисс. — Кажется, будто Господь специально создал меня на случай Блица. Я чувствовал живых, а потом от меня уже не было большого проку.