Весы змея - Кнаак Ричард Аллен - Страница 59

Когда они наконец добрались до реки — на полдня раньше, чем он изначально рассчитывал, — Ульдиссиан поблагодарил небо. Их путь теперь снова был чист. Хотя он и хотел, чтобы они ещё шли хотя бы час, он чувствовал, что уже слишком сильно измотал остальных. С неохотой Ульдиссиан объявил привал.

Единственное благо, какое принесла гнусная одержимость Серентии Лилит, состояло в том, что демонесса взяла у хашири карты местности вплоть до земель рядом с главным храмом и захватила их с собой. Карты были старыми, но достаточно точными, чтобы определить не только общее положение недругов Ульдиссиана, но и крупные поселения между ним и Триединым.

— Да, я знаю Калинаш, — ответил Рашим на его вопрос, когда он указал, где стоит город. Густоволосый хашири служил учеником торговца и не раз путешествовал туда. — Он чуть больше моего родного города, и храм там будет силён, как и возле Кеджана, — его палец продвинулся чуть на север. — Об Истани я знаю немного, разве что то, что он меньше Хашири и не такой богатый, несмотря на расположение.

Сарон подтвердил последнее:

— Триединое там не будет сильно. Если мастер хочет быстро добраться до главного храма, то неплохо бы выбрать дорогу, ведущую в этом направлении.

С одной стороны, Ульдиссиан был согласен с этим ходом мысли, но с другой, ему не хотелось оставлять поборников Триединого в Калинаше целыми и невредимыми, тем более если город окажется в тылу у эдиремов, когда придёт время напасть на главную цитадель. Однако отклониться к Калинашу означало бы потерять время и людей; и то и другое пошло бы только на пользу Лилит.

— Как скоро мы можем добраться до Калинаша?

— За четыре-пять дней, — по недолгом размышлении ответил Рашим.

— А до Истани?

— За четыре.

Путь был короче. Что ещё важнее, раз Триединое там не так значительно, Истани вряд ли сильно задержит их в плане сражения. Калинаш же может отнять несколько кровавых дней…

С некоторой неохотой Ульдиссиан принял решение:

— Очень хорошо. Стало быть, Истани. Но мы должны поспешить.

Остальные послушно кивнули и пошли. Ульдиссиан посмотрел на Серентию, ища подтверждения, что он поступил благоразумно.

— Я бы выбрала точно так же, — сказала она и нахмурилась. — Что ещё тебя тревожит?

— Две вещи… Вернее, два человека. Ахилий, как ты знаешь… И Мендельн.

— Ну конечно. Ульдиссиан, про Ахилия я тебе уже наговорила столько, что тебе должно становиться плохо от этих разговоров. Прости, что не думаю о твоём брате. Этот… Этот Ратма. Как думаешь, ему можно доверять?

Он хмыкнул.

— Не знаю. В той мере, в какой можно доверять отпрыскам Лилит… К коим, полагаю, отношусь и я, пусть и через много поколений.

— Тогда с Мендельном всё будет в порядке, — решила Серентия. — Его путь переплетается с твоим, но теперь, я думаю, ваши пути всё больше расходятся.

— Не это меня беспокоит, Серри, — он снова стал называть её по детскому имени — так было проще напоминать себе, что они были друзьями, а не любовниками. Ульдиссиан не испытывал желания плясать на могиле его друга, особенно теперь, когда он знал, что могила эта будет пуста. — Я просто хочу, чтобы Мендельн был в безопасности.

— Он думает так же про тебя.

— Но было бы неплохо услышать от него пару слов. Хоть паруслов.

Она улеглась возле огня, приготовившись ко сну:

— Я знаю. Знаю.

И по её тону Ульдиссиан понял, что она отчаянно жаждет услышать пару слов от Ахилия.

* * *

Мендельн и представить себе не мог, что вернётся в Парту. Это место должно было остаться далеко в прошлом. Он пытался стереть воспоминания об этом городе, ведь именно в Парте он почувствовал, что пришёл конец его жизни простого фермера, здесь начались все эти непоправимые изменения внутри него. После Парты дороги назад уже не было, даже в большей степени, чем после Серама, которого младший сын Диомеда так же был бы рад больше не видеть.

Траг’Оул и Ратма послали его сюда одного… Для какого-то последнего испытания, сказали они. Как обычно, их ответы на его вопросы были туманными. В итоге, после того как ему пообещали, что, если он выполнит задание, то сможет снова присоединиться к брату, Мендельн согласился возвратиться в город.

И только по прибытии он осознал, что Траг’Оул использовал слово «если».

Он стоял не в самом городе. Нет, Мендельн чувствовал, что находится за пределами городских стен. Очень близко от места, куда Партанцы выбрасывают мусор. Лёгкий запах гнили указывал, что он неподалёку.

Вокруг не было ни души. Те, кто ещё жил в городе, — который точно был больше, чем наполовину пустым, — вероятно, спали. Немногочисленные стражники вряд ли будут беспокоиться об этом месте — кого может интересовать собственный мусор?

Мендельна уж точно не интересовал. Он оказался здесь потому, что сожжение происходило здесь. По словам Ратмы, это лучшее место для призыва.

Брат Ульдиссиана не горел желанием читать заклинание, но его наставники подчеркнули, что это необходимо. У него было ощущение, что они что-то недоговаривают ему… Что отнюдь не удивительно. Их методы обучения, особенно метод сына Лилит, оставляли желать гораздо большего.

Столкновение с Инарием привело к нынешнему событию. В этом Мендельн был уверен. Приведя его обратно в мир дракона, Ратма попросил у небесного чудища беседы наедине. После обсуждения первым делом Мендельну сообщили, что он должен сделать это.

«Я должен был отказаться, — сказал он себе в сотый раз. — Я должен был потребовать, чтобы они отправили меня обратно к Ульдиссиану».

Но откуда-то Мендельн знал, что, даже если бы и потребовал, в конечном итоге всё равно оказался бы в Парте.

Из-под полы мантии он достал свой кинжал. Ратма сказал, что он приведёт его в точное место.

Как только он поднял его, кинжал засветился. Мендельн свернул, подмечая, с какой стороны кинжал горит ярче. Да, он хорошо помнил эти места, хорошо помнил жуткие события.

Здесь они с партанцами без лишних церемоний сожгли тела высшего жреца Малика и его морлу.

Мендельн всё ещё вспоминал человека с содроганием. Он боялся не Малика, но его зла. Как человек мог завести себя в такую тьму, было для него непостижимо. Сама мысль о Малике вызывала у Мендельна такую неприязнь, что ему хотелось развернуться и уйти.

Но Ратма настоял на том, что ему нужно сделать это.

Делая глубокий вздох, брат Ульдиссиана попытался призвать чувство спокойной уверенности, которое дракон вселил в него. Чтобы он мог лучше служить Балансу — и, следовательно, Санктуарию и человечеству, — Мендельн должен был научиться смотреть на вещи более бесстрастно. Чувство не было под запретом, ибо даже Ратма очевидно становился его жертвой, но чувство должно было оставаться под контролем, потому что силы, с которыми Мендельн имел дело, могли быть очень опасными.

Зная, что лучше подготовиться он уже не сможет, Мендельн встал на колени и начал вычерчивать линии, которые должны были усилить его ритуал. Он был основан на самых энергиях, опоясывающих не только его мир, но и всё за пределами Санктуария. Линии наполняли их элементом энергий, направляя их прямо в место призыва.

Закончив с этим, брат Ульдиссиана поднял кинжал над центром. Ему не нужно было добывать кровь для этого, хотя позднее она могла и понадобиться. Сейчас имели значение только слова, которые сами были частью энергий, соединяющих все вещи воедино.

Низким голосом Мендельн произносил одно слово силы за другим. С каждым произнесённым слогом он ощущал, как в место врываются силы. Внутри области линий начала собираться зловещая сущность.

Мендельн повторял всё, что ему было сказано говорить в такой ситуации, повторял снова и снова. Каждый раз он делал ударение на различных частях, тем самым усиливая каждый аспект призыва.

Что-то проплыло мимо его лица, легонько коснувшись правой щеки. Тонкий дымок плыл в направлении города. Мендельн продолжал, и новые дымки начали суетиться вокруг него, словно маленькие дети, старающиеся привлечь внимание.