Дочь похитительницы снов - Муркок Майкл Джон - Страница 69

– Встречались? Вы тоже путешествуете во времени?

– Я так думала, пока не поняла: время – все равно что поле, и одно и то же событие происходит на этом поле много-много раз. Мы выхватываем лишь отдельные события, и потому нам кажется, что мироздание стареет. А что до путешествий… Мы не путешествуем во времени – всего-навсего перемещаемся по полю, из одной реальности в другую. Время относительно. Время субъективно. Время меняет свои свойства. Оно может быть нестабильным – и застывшим, и в каждом мире оно – другое. Можно перейти из этого мира в точно такой же, но разделенный столетиями. Тем, кто не понимает, как устроено время, часто кажется, что они открыли способ путешествовать в нем. Если не ошибаюсь, мы бежали из Гамельна в 1935-м. Пять лет назад. Сейчас лето 1940-го, и ваша страна опять воюет. Мало того, она покорила половину Европы.

В газетах не рассказывалось, из-за чего началась война, только восхвалялась «доблесть маленькой Германии», бросившей вызов дюжине агрессоров, вознамерившихся отобрать то немногое, что еще оставалось у немцев. А Германия, как утверждалось в газетах, всего лишь настаивала на том, чтобы ее народу уступили земли, на которых он мог бы поселиться и восстановить Великую Германию. Форпост против коммунистического Голиафа. Некоторые европейские страны уже именовались «провинциями», другие включались в «немецкую семью». Франция подчинилась, Италия, где по-прежнему хозяйничал Муссолини, была союзником. Польша, Дания, Бельгия и Голландия оккупированы… Я был потрясен. Гитлер пришел к власти, обещая немцам мир. Мы заслуживали мира, поэтому все честные, добропорядочные люди голосовали на выборах за того, кто твердил о восстановлении гражданского порядка и недопущении войны. А теперь Адольф Гитлер втянул нас в конфликт страшнее всех предыдущих. Интересно, славят ли его до сих пор или ликующих голосов поубавилось? Несмотря на всю воинственную прусскую пропаганду, немцы всегда были мирным народом. Какими безумными посулами Гитлер прельстил моих соотечественников?

Я задремал. И сразу же погрузился в море сновидений – кровавые схватки, жуткие твари… Я видел во сне все то, что мой двойник наблюдал наяву. Когда я бодрствовал, мое сознание принадлежало мне одному, но стоило только заснуть… Что ж, по крайней мере, мы знаем, что он добрался до Имррира и спустился в какое-то подземелье. Пахнуло рептилиями…

Проснувшись, я продолжил чтение. Газетные статьи порождали множество вопросов. В голове не укладывалось, как Гитлеру позволили развязать войну; почему никто не сопротивляется? Или потоки лжи настолько одурманили людей, что они утратили всякое представление о реальности? В общем, картина складывалась нерадостная.

Ответы на многие свои вопросы я получил от Лобковица, которого мы и вправду нашли в Гензау. Добирались мы туда почти неделю, под покровом ночи, избегая не то что шоссе, но даже проселочных дорог. Днем отсыпались, а вечером снова трогались в путь. Равенбранд я обернул газетами, превозносившими Третий рейх… С нашим оружием нечего было и думать о сражении с Гитлером.

Повсюду мы видели приметы военного времени. Составы с солдатами, пушками, боеприпасами. Колонны грузовиков. Натужный гул бомбардировщиков, визг истребителей, пехота на марше. Порой попадались и иные, более зловещие признаки: грузовики для скота, забитые людьми. Мы и не догадывались, какого размаха достигли репрессии, не подозревали, с какой жестокостью Гитлер «вычищал» покоренную Европу и свой собственный народ.

Хотя мы старались не делать ничего такого, что могло бы привлечь внимание властей, Оуна все же разок рискнула – стащила платье из магазина одежды.

– На цыган спишут, – сказала она.

Гензау оказался крохотным городком, в котором не было даже железнодорожной станции. Шоссе тоже огибало его стороной. На каждом доме висели нацистские флаги, недалеко от центра города находилась казарма СС, но военных на улицах почти не встречалось. Мы поняли, почему Лобковиц выбрал именно этот город.

Мы представляли собой нелепое зрелище – полуголодные, уставшие до изнеможения, грязные, я в обносках и с мечом, обернутом газетами, Оуна в похищенном платье с кружевами.

Лобковиц засмеялся, увидев нас, и продолжал улыбаться, наполняя бокалы, а мы с наслаждением упали в кресла.

– Я могу вывезти вас из Германии, – сказал он. – Скорее всего в Швецию. Но это, пожалуй, единственная помощь, которую я сейчас готов оказать.

Выяснилось, что он организовал «подземный экспресс» для тех, кто имел несчастье вызвать неудовольствие нацистов. Большинство переправлялось в Швецию, часть уходила в Испанию. Жаль, что у него нет магических способностей, прибавил Лобковиц. Нельзя открыть лунную дорогу для всех, кто тоскует по свободе.

– Лучшее, что я могу им пообещать, – Англия или Америка. Но даже Британской империи осталось недолго: ей не выстоять против Люфтваффе. Мои армейские приятели утверждают, что через несколько месяцев Британия запросит перемирия. Все к тому идет. А с капитуляцией Англии Америки можно будет не опасаться. Зло торжествует, друзья мои. Уж извините за мелодраматические речи. Но что поделать, если нам выпало жить в такие времена! Знаете, граф, – повернулся он ко мне, – то, что вы ищете, находится в Беке.

– Но Бек слишком хорошо охраняется, – сказала Оуна, – туда не пробраться.

– А что мы ищем? – устало спросил я. – Посох? Чашу? Или что-то еще?

– Вы ищете предмет, способный произвольно менять облик, в известном смысле наделенный сознанием. Можете называть его Священным Граалем, чтобы не путаться в формах. Ваша семья, граф, издавна оберегала Грааль. Об этом можно прочесть у Вольфрама фон Эшенбаха. Но ваш отец, наполовину утративший рассудок, потерял Грааль, он чувствовал себя обязанным вернуть его – и покончил с собой, пытаясь это сделать.

– Покончил с собой? Значит, Гейнор говорил правду? Мне никогда…

– Разумеется, никто не хотел скандала, поэтому в газеты сообщили, что ваш отец погиб при пожаре, – Лобковиц страдальчески улыбнулся. – На самом же деле, граф, ваш отец винил себя, и только себя, в смерти вашей матери, в том, что не сумел обеспечить ей при жизни достойное существование. Как вы знаете, он с каждым днем все больше отдалялся даже от своих детей. Но он не был трусом и не пытался избежать неотвратимого. Наоборот – он встретил угрозу лицом к лицу.

– Почему он так хотел вернуть Грааль? – тихо спросил я.

– Подобные.., гм.., предметы наделены колоссальным могуществом. Мифология ничуть не преувеличивает. Потому-то Гитлеру и его банде и хочется наложить на них свои жадные лапы. Они верят, что с Граалем и мечом Карла Великого станут непобедимы и сумеют покорить Британию. Ведь Британия – единственная преграда на пути к созданию великой Германской империи. И чаша для них более важна, чем меч. Судите сами: меч – продолжение руки, он не имеет собственной воли. Вообще-то, чтобы заклинание обрело силу, необходимы два клинка, по одному справа и слева от чаши. Во всяком случае, мне так говорили. Не знаю, чего добивается Гейнор, но Гитлер явно планирует что-то грандиозное. Я слышал, они хотят устроить ритуал под названием Кровь-в-Чаше. Похоже на волшебную сказку, верно? Кровь девственницы, магические клинки…

– Мы должны вернуть Грааль, – сказал я. – И мы его вернем.

– Ваш отец полагал, – негромко проговорил Лобковиц, – что Бек исчезнет с лица земли, едва Грааль покинет его пределы. Что ваш род пресечется. Вы ведь последний в роду, граф?

Еще не хватало, чтобы мне напоминали об этом! Гибель моих братьев до сих пор щемила сердце.

– Отец сам устроил пожар, который его погубил?

– Нет. Пожар устроил демон, который вызвался помочь вашему отцу. В его положении, на мой взгляд, было неразумно отказываться от помощи… Но ваш отец был чародеем-любителем, если позволительно так выразиться. Он начертил пентаграмму не полностью, и демон вырвался на свободу. Вместо того чтобы охранять Грааль, он украл его.

– Это был Ариох?

– Демон? Нет, ваш знакомый Клостерхейм. Он тогда служил Миггее. Она в ту пору уже начинала сходить с ума. А прежде Клостерхейм служил сатане, пока тот не предался злу и не начал потом искать примирения с Богом через ваших предков, граф. Точнее через вашего тезку. Именно сатана вверил Грааль попечению вашего рода – до тех пор, пока Бог не примет предложенного союза.