Буреносец - Муркок Майкл Джон - Страница 34

Три дня спустя они встретили первых беглецов, многие из которых подверглись уродующему влиянию Хаоса, бредущих по дороге, выложенной белыми каменными плитами, в пока еще свободный город Джадмар.

От них они узнали, что половина Ильмиора, часть Вилмира и небольшое независимое королевство Орг пали. Хаос поглотил их, и его мрак распространялся все больше и больше, ускоряя тем самым захват новых земель.

Большим облегчением являлось то, что когда Эльрик и его товарищи добрались до Каарлаака, то обнаружили его еще совершенно нетронутым вражьим нашествием. Но разведчики сообщили, что армия хаоса была всего в двух сотнях миль и двигалась по направлению к Каарлааку. Зарозиния приветствовала Эльрика с радостным волнением. — Здесь было много разговоров, что ты умер, — убит в морской битве.

Эльрик прижал ее к себе.

— Я не смогу надолго задержаться. Я должен отправиться в отдаленный край Пустыни Вздохов. — Я знаю.

— Откуда ты знаешь? Как?

— Сепириту был здесь. Он оставил тебе подарок в наших конюшнях. Четыре нихрейнианских коня.

— Замечательный дар. Они донесут нас до этой окраины гораздо быстрей, чем любые другие существа. Но достаточно ли их будет? Я боюсь оставлять тебя здесь с Хаосом, надвигающимся с такой скоростью.

— Ты должен оставить меня, Эльрик. Если мы не удержимся здесь, то отступим в Пустыню Плача. Даже Ягрин Лерн вряд ли питает интерес к этому бесплодному месту.

— Обещай мне, что ты так и поступишь.

— Я обещаю.

Чувствуя себя намного легче, Эльрик взял ее за руку.

— Я провел лучший период моей жизни в этом дворце, — сказал он. — Давай проведем вместе эту последнюю ночь и найдем немного утешения еще раз, прежде чем я отправлюсь к убежищу Печального Гиганта.

Так они занимались любовью, но когда засыпали, их сны были полны темной силы, и они будили друг друга стонами и лежали рядом, цепляясь друг за друга, пока не пришло утро. Эльрик встал, легко поцеловал ее, сжал ей руку и затем вышел в приемную, где нашел своих друзей, поджидавших его. Всего их было четверо.

Четвертым был Сепириту.

— Сепириту, спасибо тебе за дар, — искренне сказал Эльрик. — Но почему ты сейчас здесь?

— Потому что я должен оказать еще одну небольшую услугу, прежде чем вы отправитесь в свое главное путешествие, — сказал чернокожий человек. — Все вы, кроме Мунглума, обладаете оружием, имеющим некоторые особые свойства. У Эльрика и Дайвима Слорма — рунные мечи, у Ракира — Стрела Закона, которую маг Ламсар дал ему во время осады Танелорна. Но оружие Мунглума ничем не защищает череп своего владельца.

— Я думал, что способен сделать это сам, — сострил Мунглум. — Я видел, что рунный клинок отбирает у человека.

— Я не дам тебе ничего такого страшного или дьявольского, как Буреносец, — сказал Сепириту. — Но я заколдую твой меч благодаря своему контакту с Белыми Лордами, давшими мне на это право. Дай мне твой меч, Мунглум.

С напускной торжественностью Мунглум извлек свой изогнутый клинок из ножен и вручил его нихрейнианину, который достал из своей одежды небольшой гравировальный инструмент, и, пробормотав заклинание, начертал несколько символов на лезвии около эфеса. Затем он вернул клинок Мунглуму.

— Все. Теперь твой меч освящен Законом, и ты обнаружишь в нем гораздо большую способность противостоять врагам Закона.

Эльрик нетерпеливо вмешался:

— Мы уже должны ехать, Сепириту, времени все меньше и меньше.

— Теперь езжайте. Но избегайте патрулирующих банд солдат Ягрина Лерна. Я не думаю, что они помешают вам в путешествии туда, но берегитесь их, возвращаясь оттуда.

Они оседлали удивительных нихрейнианских коней, которые не единожды помогали Эльрику, и поскакали прочь от Каарлаака к Пустыне Плача. Поскакали, возможно, навсегда.

В очень короткое время они добрались до Плачущей Пустыни — это был кратчайший путь к Пустыне Вздохов. Ракир единственный хорошо знал эту местность и поэтому вел их. Нихрейнианские кони, ступавшие по земле в своем измерении, казалось, буквально летели над поверхностью пустыни, потому что было видно, что их копыта не касаются короткой жесткой травы. Они двигались с невероятной скоростью, и Ракир, не привыкший к их бегу, все время натягивал узду.

Это было место вечного дождя, и земля под ногами была плохо видна, а капли дождя все время заливали им лица и попадали в глаза, когда они мчались сквозь дождь, пытаясь выбраться из высокогорного района, который окаймлял край Плачущей Пустыни, отделяя ее от Пустыни Вздохов. Наконец, после дневного путешествия, они смогли увидеть высокие скалы, вершины которых терялись в облаках. И вскоре, благодаря удивительной способности нихрейнианских скакунов, они промчались сквозь глубокие пропасти. А дождь прекратился только вечером следующего дня, ветер стал теплым, а потом порывистым, горячим, когда они выбрались из гор. Лучи солнца стали обжигать их, показывая тем самым, что они выбрались к окраине Пустыни Вздохов. Ветер дул постоянно над бесплодными песками и скалами, и его порывы создавали эффект вздохов и стенаний, который и дал название пустыне.

Они закрыли лица, особенно глаза, капюшонами плащей, и поверх сек находившийся в воздухе песок.

Останавливаясь для отдыха, каждый раз только на несколько часов, Ракир вел их. Они подгоняли своих скакунов, несших их со скоростью, десятикратно превосходящей скорость обычных коней, все дальше и дальше вглубь мертвой пустыни.

Они почти не разговаривали, порывы вздыхающего ветра заглушали слова, и поэтому каждый погрузился в водоворот собственных мрачных дум.

Эльрик давно впал в какой-то странный бессмысленный транс, пока конь нес его по пустыне. Он боролся с собственными спутанными мыслями и эмоциями, считая их неприятными и тяжелыми. Он часто так поступал, стараясь составить объективные суждения о своих затруднениях. Его прошлое было трудным, и ему было ясно, что он слишком болезнен и слаб для многого. Он всегда был под гнетом своей меланхолии и своей физической немощи, слишком древняя кровь текла в его жилах. Жизнь представала перед ним не упорядоченной гармонией, а хаосом бессмысленных случайностей. Он боролся всю жизнь, стараясь мыслить последовательно, логично, но при необходимости принимая хаотическую природу вещей, и, изучая жизнь, считался с ней, но, исключая случаи острых личных кризисов, он редко умудрялся мыслить точно в течение достаточного времени.

Это, возможно, было вызвано его жизнью вне закона, его альбинизмом, его сильной зависимостью от свойств рунного меча, навязчивыми мыслями о смерти.

Что такое мысль? — спрашивал он себя, — что такое эмоция? В чем смысл власти и в чем смысл успеха? Может быть, лучше жить инстинктом, чем мудрствовать и быть страдающим? Лучше быть марионеткой богов, позволяя им двигать собою, и это вызовет больше благодарности, чем стремление взять свою судьбу в свои руки, противодействуя воле Лордов Высших Миров, и гибнуть в мучениях…

Так размышлял он на скаку, обжигаемый плетью ветра, уже выступая против естественного риска. А какая разница между риском жизнью и риском неподвластных мыслей и эмоций? И то, и другое содержат нечто общее.

Но его народ, хоть он и управлял миром десять тысяч лет, жил под влиянием различных звезд. Они не были ни истинными людьми, но и не принадлежали к древней колдовской расе. Они принадлежали к промежуточному типу, Эльрик был наполовину уверен в этом. Он знал, что он последний в выродившемся роде, который мог без усилий использовать данное Хаосом колдовство так же, как другие используют повседневную сноровку — для удобства. Его народ полностью принадлежал Хаосу, в отличие от полууправляемых или полуограниченных новых народов, появившихся в эпоху Молодых Королевств. И даже они, если верить Сепириту, не были полноценными людьми, которые однажды появятся на земле, где будут управлять порядок и прогресс, а Хаос будет слаб и незначителен, если, конечно, Эльрик победит, разрушив известный ему мир.