Прогулки по радуге - Муратова Ника - Страница 11

Домой Эрика вернулась в прекраснейшем настроении. Кружилась и пела, раздавала всем привезенные сувениры и вообще вся сияла, как новый хрусталь.

— Что-то случилось, Эрика? — спросила наконец мама, не дождавшись пояснений сему счастливому состоянию, радуясь и недоумевая одновременно. — Вот уж не думала, что поездка окажется настолько полезной для тебя!

— Случилось, случилось, я придумала решение проблемы своей жизни, пазлы сошлись, и потому я довольна, как сытый удав! — напевала Эрика.

— Слушай, удав, сядь и расскажи нормально, что случилось, ну я же сгорю сейчас от нетерпения! Будь человеком!

— Мама, твоя дочь выходит замуж! — торжественно сообщила Эрика. — Ну как, чем не событие?

— Всем событиям событие, согласна, и кто же у нас избранник? За одну неделю объявился? Итальянца повстречала?

— Нет, мам, ну зачем мне итальянец, они жен дома держат, между прочим, нет, нет-нет, наш, родной, давно изученный и опробованный со всех сторон, прошедший огонь и воду и медные трубы. Ну, может, с медными трубами еще все впереди, но все остальное — чистая правда!

— Ничего не понимаю. О ком речь? Перестань кружиться по комнате, это ведь серьезный разговор. Что ты себе еще там в голову вбила? — Любопытство Луизы Иннокентьевны стало переходить в стадию тревоги, так как она знала свою дочь и такие экстренные перемены не сулили ничего хорошего. Разумного, по крайней мере.

— Ну ладно, скажу, скажу. Помнишь Макса, мы учились вместе в школе и в академии, ну ты должна помнить, он же не отставал от меня.

— Макс? Ну конечно, помню. Славный такой парень, милый очень, любил тебя, кажется, до безумия. А при чем тут он?

— Вот он-то как раз и при чем. При ком, вернее. При мне то есть. Он уже давно делал мне предложение выйти за него замуж, а я, можно сказать, только сейчас дозрела и решила его руку и сердце принять! — с победоносным видом объявила Эрика. Глаза ее излучали бескрайнее довольство собой и своим решением.

Мама присела на краешек дивана и пыталась понять, шутит ее дочь или нет. Похоже, что не шутит. Луиза Иннокентьевна прекрасно помнила этого симпатичного паренька, который ходил хвостиком за ее дочерью чуть ли ни с первого класса. Она всегда одобряла эту дружбу, потому что он был бесконечно предан Эрике и чист душой, что было немаловажно. О том, что их отношения зайдут дальше дружбы, она никогда даже и не думала. Потому что слишком хорошо знала свою дочь и ее вкусы, которые она, впрочем, сама же и привила ей с детства. Но привязанность того сероглазого парня была очень трогательной, и сегодняшнее предложение Эрики грозило разрушить эту дружбу, так как слишком велика была вероятность того, что ее дочь просто поиграет его чувствами, удовлетворив свой сиюминутный порыв, и бросит его, растоптав все начисто. Ей был симпатичен Максим, и не хотелось бы, чтобы Эрика, используя его любовь, превратила свой брак в полигон для своего тщеславия.

— То есть как это — дозрела? Раньше он тебе не был нужен даже в числе сопровождающего, а теперь вдруг стал годиться в мужья? То есть, подумав и решив, что, раз другого пока нет даже и на горизонте, можно помучить этого мальчика? Ты ведь его совсем не любишь?

— Мама, ну почему помучить? Да он будет счастлив до небес, что я соглашусь стать его женой, я осчастливлю человека, а ты говоришь — помучить. А любовь… Видно, мое сердце не имеет этого рецептора, у меня врожденный порок сердца — отсутствие рецептора к любви!

— Не говори так, Эрика, какие ужасные вещи ты говоришь, — всплеснула руками мама. — Ты просто ее еще не дождалась, своей настоящей любви. И зачем тебе этот брак, я плохо понимаю. Вернее, я понимаю внешнюю сторону твоего решения, но никак не внутреннюю. И почему ты так уверена, что он до сих пор ждет тебя?

— Уверена. Он сказал, будет ждать. А он не из тех, кто нарушает данное слово. Да и потом, мама, ну как такую, как я, можно забыть? И разве не ты сама торопила меня определиться с выбором мужа? Вот я и определилась, почему ты не рада теперь?

— Уж лучше бы ты не так буквально восприняла мои слова. Теперь я уже жалею о сказанном.

Эрика лишь пожала плечами.

Отцу сообщили вечером. Он по-деловому выяснил всю информацию про будущего зятя и про его семью, ничем не выдавая своих эмоций.

— Знаешь, Эрика, если бы ты имела хоть чуточку другой характер, я бы попытался тебя переубедить. Потому что не вижу в этом браке ничего прочного. И не из-за парня самого, он, как я понимаю, особых проблем создавать не будет, а из-за тебя самой. Ты же долго не выдержишь такого преклонения. Сядешь на шею, свесишь ножки, а потом сбежишь, — спокойно рассуждал отец, как будто обдумывал свою очередную сделку. — Но тебя, к сожалению, не переубедишь. Ты из того рода людей, которые учатся на своих ошибках.

— Ну пока я вроде не делала никаких крупных ошибок, папа, не так ли? — возразила Эрика. — Может, и на этот раз все обойдется?

И почему они все не в восторге от ее решения? Ведь это так очевидно! В этом браке одни плюсы и никаких минусов. Хороший надежный муж, верный и преданный, без особых претензий, о чем еще можно мечтать? Он же будет как тесто в ее руках: что слепишь, то и получишь. Прелесть!

— Ладно, приводи своего избранника, поговорим, там и подумаем, — промолвил Евгений Анатольевич, проигрывая в уме различные варианты, как можно все сделать так, чтобы свести риск к минимуму.

«Избранник» тем временем и не подозревал, что его судьба решилась без его ведома. Жизнь Максима Рогожина текла спокойно и предсказуемо. И в общем-то одиноко. Вернее, он был настолько поглощен работой, что места для чего-то другого не оставалось. Справедливости ради надо сказать, что было бы желание — нашлось бы и время и возможности, но в том-то и дело, что желания не было. Макс принадлежал к категории однолюбов. Унаследовал он это качество от матери, которая после смерти отца так и не смогла больше полюбить другого мужчину. Всю жизнь Анна Тимофеевна жила воспоминаниями о погибшем муже, культивировала в сыне любовь и уважение к почти забытому им образу. Он уважал ее чувства и никогда даже и не намекал на возможность появления другого мужчины в ее жизни, хотя частенько подумывал с беспокойством о ее одинокой старости.

Беспокоясь об одиночестве матери, Макс совершенно не задумывался о своем. Если Эрика долгое время держала его образ глубоко в подсознании, то Макс всегда четко знал, что она и есть любовь его жизнь. Знал это в школе, в медицинской академии, все то время, что они прожили на виду друг у друга. Та ночь на даче у Аленки многое изменила в его жизни. Только такая непредсказуемая личность, как Эрика, могла сама же приблизить его к себе и сама же воспользоваться этим в качестве предлога для разрыва. Он чувствовал Эрику лучше, чем она сама. Если ей было непонятно смятение, творившееся в ее душе, то Макс это состояние ощутил со всей глубиной. И не удивился, когда она вдруг выстроила невидимую стену между ними, отдалившись от него и всем своим видом показывая, что их ничего не связывает.

Какое-то время они даже практически не общались. Эрика продолжала жить в своем ритме, а Макс был поглощен учебой и дежурствами в клинике, где он снискал уважение у своих учителей и коллег упорством и очевидным талантом. Пациенты любили его не только за знания, но и за чувство сострадания и умение разговаривать с ними. Он твердо шел к цели стать хорошим хирургом и использовал для этого все свои ресурсы. Он не искал сближения с Эрикой, отлично зная, что она нуждалась в нем, хоть и не признавалась в этом даже самой себе.

И он оказался прав. Через некоторое время Эрика, поняв, что Макс и не собирается требовать от нее никаких стабильных отношений (чего она, пожалуй, боялась больше всего на свете), сама возобновила их общение, сделав при этом вид, что это по-прежнему для нее ровным счетом ничего не значит. Макс не сопротивлялся этому сближению, но стал тратить гораздо меньше времени на разговоры о личной жизни Эрики, стараясь избегать тем о ее поклонниках. Отшучивался и сразу же менял тему. Однако он по-прежнему был всегда рядом, когда ей нужна была помощь в чем-либо. Его любовь к ней не остыла, но она трансформировалась в нечто новое, где было место не только поклонению своей возлюбленной, но и своей собственной жизни, своему развитию. Макс уже не зацикливался на своих чувствах, он повзрослел, и жизнь обретала для него все более разнообразные краски, однако все это нисколько не мешало ему поддерживать пламя любви в своем сердце, не навязывая его при этом Эрике. Саму Эрику это устраивало как нельзя лучше.