Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Все божьи дети могут танцевать - Мураками Харуки - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

На Хоккайдо в феврале наверняка холодно. Но Комуре это безразлично.

— И кому там передать?

— Моей младшей сестре.

Комура нисколько не думал о том, как провести время. Строить планы не хотелось и предложение он решил принять. Причин для отказа не нашлось. Сасаки сразу же позвонил в авиакомпанию и заказал билет до Кусиро. Вылет вечером третьего дня.

Наследующий день на работе Сасаки передал Комуре маленькую коробочку в коричневой обертке, похожую на урну под прах. На ощупь, казалось, из дерева. Как и говорил Сасаки, почти ничего не весила. Поверх бумаги обмотана широкой и прозрачной клейкой лентой. Комура повертел коробочку в руках, слегка потряс — никакого звука.

— Сестра приедет встречать в аэропорт. Сказала, что непременно подготовит вам ночлег. Стойте на выходе в зале прилетов с коробкой в руках. Не беспокойтесь — аэропорт там небольшой.

Собирая вещи, Комура замотал коробку в смену белья и уложил в сумку. Самолет оказался намного полнее, чем он предполагал. Комура лишь качал головой, недоумевая, зачем стольким людям лететь посреди зимы из Токио на Хоккайдо.

Газеты по-прежнему пестрели статьями о землетрясении. Усевшись на место, Комура от корки до корки прочел утренний выпуск. Число погибших продолжало расти. Многие районы оставались без света и воды, люди лишились крова. Открывались факты один жутче другого. Однако в глазах Комуры все детали казались на удивление плоскими, без глубины. Все звуки доносились будто издалека, монотонным эхом. По-настоящему занимало его одно — мысли о жене, которая все больше и больше отдалялась от него.

Он механически пробежал глазами статьи о землетрясении, затем снова подумал о жене и опять уставился в статью. Утомившись думать и водить глазами по строкам, он задремал. А очнувшись, опять подумал о жене. С какой стати она так серьезно, с утра и до вечера, забывая о еде, следила за сообщениями о разгулявшейся стихии? Что она во всем этом видела?

В аэропорту Комуру окликнули две молодые женщины, одетые в пальто одинакового цвета и дизайна. Одна — с ухоженной бледной кожей, высокая, с короткой прической. У нее как-то странно выступала перемычка от основания носа к полной верхней губе — словно у короткошерстных копытных. Вторая девушка, ростом пониже, казалась вполне симпатичной, если бы не нос-пуговка. Волосы — прямые, до плеч, открытые уши, на мочке правого — две родинки: они бросались в глаза из-за сережек. Обеим женщинам, похоже, лет по двадцать пять. Они повели Комуру в кафе аэропорта.

— Меня зовут Кэйко Сасаки, — представилась та, что покрупнее. — Наслышана о вас от брата. А это моя подруга Симао.

— Рад познакомиться.

— Здравствуйте, — сказала Симао.

— Брат говорил, у вас недавно умерла жена? — Лицо Кэйко Сасаки стало соболезнующим.

— Да нет, не умерла, — после некоторой паузы откликнулся Комура.

— Как же? Брат позавчера так и сказал: мол, господин Комура на днях лишился супруги.

— Да нет же, просто развелся. Насколько я знаю, жива-здорова.

— Странно. Я не могла ослышаться, ведь это серьезно.

Похоже, перепутав факты, она расстроилась. Комура положил в кофе немного сахару и, бесшумно размешав, отпил глоток. Жидкость оказалась слабой и безвкусной. Даже не кофейная субстанция, а лишь ее символ. Комура удивился: «Постой, а что я здесь вообще делаю?»

— Нет, видимо, я все-таки ослышалась. Другого объяснения не нахожу, — несколько воспрянув духом, сказала Кэйко Сасаки. Затем глубоко вздохнула и слегка прикусила губу. — Извините за бестактность.

— Ничего страшного. По мне, так особой разницы нет — ушла и ушла.

Пока они разговаривали, Симао улыбалась и молча смотрела на Комуру. Похоже, он ей понравился — Комура понял это по всему ее виду и выражению глаз. Между ними повисла пауза.

— Первым делом я вам передам важный груз, — сказал Комура, расстегнул на сумке «молнию» и вынул из-под толстой футболки сверток. «Секундочку, я ведь должен был держать его в руках, — подумал он. — Это был сигнал. Как они поняли, что это я?»

Кэико Сасаки протянула руки, приняла сверток и посмотрела на него без всякого выражения. Прикинула вес на ладони и, как накануне Комура, потрясла возле уха. Затем улыбнулась Комуре: мол, все в порядке — и опустила себе в сумку.

— Мне нужно позвонить. Ничего, если я отлучусь? — сказала она. Повесила сумку на плечо и направилась к телефону-автомату в углу. Комура посмотрел ей вслед: выше пояса тело ее оставалось жестким, лишь то, что ниже поясницы, двигалось плавно и механически. Наблюдая за ее походкой, Комура поймал себя на странной мысли: словно в памяти отчетливо прояснилась какая-то картина прошлого.

— Вам уже приходилось бывать на Хоккайдо? — поинтересовалась Симао.

Комура покачал головой.

— Верно. Путь неблизкий…

Комура кивнул и осмотрелся:

— Хотя… сижу я здесь и совсем не ощущаю, что уехал далеко. Странно даже.

— Из-за самолета. Из-за скорости, — сказала Симао. — Тело движется, а сознание за ним не поспевает.

— Может, и так.

— Хотелось съездить куда-нибудь подальше?

— Пожалуй.

— Как не стало жены?

Комура кивнул.

— Но как далеко ни уезжай, от себя не убежишь, — сказала Симао.

Комура рассеянно изучал сахарницу, но тут поднял взгляд на женщину.

— Да, ты права. Куда ни податься, от себя не убежишь. Как от тени. Всегда следует за тобой по пятам.

— Наверное, любили жену?

Комура уклонился от ответа.

— Так ты, значит, подруга Кэйко Сасаки?

— Да, мы с ней такие закадычные подруги!

— Какие — «такие»?

— Вы не голодны? — тоже ответила вопросом на вопрос Симао.

— Не знаю. Вроде бы да. А вроде и нет.

— Поужинаем втроем чем-нибудь горячим? Поешь горячее — и на душе теплеет.

Машину — полноприводную «субару» — вела Симао. Судя по состоянию, пробег у малютки был тысяч двести. На заднем бампере — глубокая вмятина. Кэйко Сасаки расположилась рядом с водителем, Комуре досталось тесное заднее сиденье. Ездила Симао неплохо, но сзади жутко громыхало, подвеска оказалась ни к черту, скорости переключались рывками, печка — и та грела как попало. Закрой глаза — и полное ощущение, что бултыхаешься в стиральной машинке.

В Кусиро снег не скапливался. Лишь беспорядочно, словно вышедшие из употребления слова, громоздились по краям дороги грязные мерзлые глыбы. Низко свисали тучи, для заката еще не время, но вокруг было совершенно темно. Рвя темноту, завывал ветер. Пешеходов почти не видно. Пустынный суровый пейзаж — казалось, замерзли даже светофоры.

— Для Хоккайдо здесь очень мало снега, — обернувшись, громко пояснила Кэйко Сасаки. — Город у моря, ветер сильный, снег не успевает скопиться, сразу все раздувает. Но холода здесь еще те. Прямо уши отваливаются.

— И если пьяный уснет на улице, то навсегда, — сказала Симао.

— А медведи здесь есть? — поинтересовался Комура.

Кэйко посмотрела на Симао и засмеялась:

— Кто-кто? Медведи?

Подруга тоже прыснула.

— Я совсем не знаю Хоккайдо, — попробовал оправдаться Комура.

— Кстати, о медведях, — начала Кэйко и, обернувшись к подруге, добавила: — Да же?

— Очень интересная история, — подхватила та.

Но разговор на этом оборвался, а Комура не отважился спросить, что же произошло с медведем. Вскоре приехали на место. Оказалось — в большой ресторан «рамэн»[1] у дороги. Запарковали машину, сели за столик. Комура пил пиво, ел горячую лапшу. В помещении было грязно и пустынно, столы со стульями расшатанные. Но «рамэн» был очень вкусным, и доев, Комура действительно немного отошел.

— Как будете проводить время на Хоккайдо? — спросила Кэйко Сасаки. — Слышала, вы пробудете неделю?

Комура задумался, но так ничего и не придумал.

— Может, «онсэн»[2]? Хорошее место для отдыха. Здесь поблизости есть один — укромный и уютный.

вернуться

1

Рамэн — традиционная японская лапша. — Здесь и далее прим. переводчика.

вернуться

2

Онсэн (яп.) — горячий источник.