Послемрак - Мураками Харуки - Страница 10

Каору покрутила шеей, хрустя суставами.

– Пока известной была, зарабатывала неплохо. Поклонники меня только что не облизывали. А как из спорта ушла – ничегошеньки не осталось. Пустыня! Только и успела, что предкам под Ямагатой дом построить, примерная дочка. Да скоро младший брат в маджонг проигрался, из долгов вытаскивать пришлось. А потом какая-то родня полузнакомая присоветовала остатки денег в дело вложить. Только акции, что их банкир мне подсунул, гнилыми оказались. Вот все и вылетело в трубу… Ясное дело, друзей-почитателей тут же как волной смыло. Депресняк покатил – ну, черные мысли всякие. На что я пятнадцать лет жизни угрохала, и все такое. К тридцатнику – тело разбито, а денег не скоплено ни черта!… Стала думать, чем дальше заняться. Тут мой нынешний хозяин и подвернулся. Оказалось, он в мою группу фанатов когда-то входил. Ну и предложил – дескать, не хочешь ли управляющей в «рабухо». Хотя какое тут управление – сама видела. Все больше на охрану смахивает…

Каору залпом допивает пиво и глядит на часы.

– О работе волнуетесь? – спрашивает Мари.

– Для «рабухо» это время самое ленивое. Электрички ушли, клиенты в номерах до утра остаются. Все тихо, никто не шевелится. То есть я и сейчас, конечно, на работе. Но от стаканчика пива мир не перевернется…

– Так вы до утра работаете? А потом домой?

– Вообще-то я снимаю квартиру на Ёёги. Но делать там особо нечего, да и не ждет никто. Так что сплю я обычно в отеле, в свободном номере. Проснусь – и опять за работу… А ты что дальше делать будешь?

– Посижу где-нибудь, почитаю книжку до утра.

– Так если хочешь, оставайся у нас. Клиентов сегодня мало, подберем тебе номер до утра. Конечно, одной в «рабухо» тоска. Но уж выспаться можно… Что-что, а кровати у нас – высший класс.

Мари чуть заметно кивает. Но, похоже, уже приняла решение.

– Спасибо вам. Я, наверное, сама как-нибудь…

– Ну, смотри, – пожимает плечами Каору.

– А этот парень, Такахаси… Он где-то здесь репетирует?

– Такахаси? Ага, в соседнем доме, в подвале. Они там каждую ночь до рассвета громыхают. Хочешь, заглянем? Только уши береги.

– Да я не к тому. Просто так спросила.

– Ну-ну… Вообще неплохой парнишка. Толковый. С виду неудачник, но внутри совсем не гнилой. Даже на редкость порядочный.

– А как вы познакомились?

Каору поджимает губы:

– Забавная история… Но об этом ты, пожалуй, у него самого и спрашивай. Он лучше расскажет, чем я тут своим языком наболтаю.

Каору платит за выпивку.

– А на тебя не рассердятся, что дома не ночевала?

– Я должна была остаться у друзей. Родители за меня не переживают. Что бы ни случилось.

– Это потому, что воспитали как надо. Надеются, что можно за дочкой не шпионить, все и так будет в порядке, да?

Мари ничего не отвечает.

– Хотя на самом деле всяко бывает, верно?

Мари чуть нахмуривается:

– Почему вы так думаете?

– Дело не в том, что думаю я. Просто… Такой это возраст, девятнадцать. Даже мне когда-то было столько же, не сомневайся. Знаю, что говорю…

Мари смотрит на Каору в упор. Похоже, собирается что-то сказать, но не находит слов и отводит взгляд.

– Тут за углом «Скайларк» [6] круглосуточный, я провожу, – предлагает Каору. – Менеджер – мой приятель. Скажу ему пару слов – и можешь сидеть до утра. Идет?

Мари кивает. Музыка стихает, игла подымается, дужка звукоснимателя возвращается на рожок. Бармен подходит к проигрывателю сменить пластинку. Плавным движением снимает диск, убирает в конверт. Вынимает следующий, проверяет бороздки на свет, кладет на вертушку. Нажимает кнопку, игла опускается. В динамиках мягко потрескивает. Дюк Эллингтон, «Sophisticated Lady». Беззаботно-небрежное соло Гарри Карни на бас-кларнете. Под расслабленные жесты хозяина время в баре течет как-то очень по-своему.

– Вы ставите только пластинки? – спрашивает у него Мари.

– Не люблю компакт-диски, – кивает он.

– Почему?

– Слишком ярко блестят.

– Ты что, ворона? – вставляет Каору.

– Но с пластинками столько возни, разве нет? – удивляется Мари. – Переворачивать нужно, менять постоянно…

Бармен смеется:

– Так ведь ночь на дворе. До утра – ни одной электрички. Куда торопиться?

– Этот бармен у нас жутко упрямый, – говорит Каору.

– После полуночи время идет иначе, – добавляет бармен. И, звонко чиркнув спичкой о коробок, подкуривает сигарету. – И с этим ничего не поделаешь.

– Мой дядя тоже кучу пластинок насобирал, – вспоминает Мари. – Все никак не мог полюбить звук на компактах. В основном джаз слушал. А я тогда еще маленькая была, музыки толком не понимала. Но до сих пор люблю, как пахнут конверты от винила. И как иголка по пластмассе шуршит…

Бармен молча кивает.

– И про фильмы Годара мне тоже дядя рассказал, – добавляет Мари, повернувшись к Каору.

– Значит, с дядей вы характерами совпадали? – уточняет Каору.

– В каком-то смысле, – кивает Мари. – Вообще-то он в университете преподавал. Но в нем была какая-то… искра волшебная, что ли. Он умел из всего извлекать удовольствие. А три года назад вдруг скончался. От разрыва сердца.

– Заходите, как настроение будет, – приглашает бармен. – Я с семи вечера работаю. Каждый день, кроме воскресенья.

– Спасибо, – улыбается Мари. Берет со стойки картонку спичек с рекламой бара, засовывает в карман джемпера. И поднимается с табурета. Мягко потрескивая, бежит по бороздке игла. Полурасслабленный, чувственный Эллингтон. Музыка полуночников.

Ресторан «Скайларк». Огромная неоновая вывеска. С улицы через стекло видны ярко освещенные столики. Компания парней и девчонок, явно студентов, бурно веселится за самым большим столом. Что и говорить, в «Денниз» было куда спокойней и тише. Угрюмая мгла подворотен сюда, похоже, не просачивается вообще.

В туалете «Скайларка» Мари моет руки. Без кепки на голове. Без очков на носу. Старенький хит «Пет Шоп Бойз» журчит из динамиков в потолке. «Jealousy». Большая сумка на столике сбоку от раковины. То и дело стуча кулаком по флакону с жидким мылом, девушка старательно моет руки. Так, словно отскабливает что-то липкое между пальцами. Иногда поглядывая на свое отражение в зеркале. Наконец закрывает кран, осматривает на свету каждый палец, тщательно вытирает руки полотенцем. И, наклонившись к зеркалу, близко-близко разглядывает собственное лицо. С таким видом, будто чувствует: с нею вот-вот что-то произойдет. Гадая, что же именно, она не спускает глаз с отражения. Но отражение не меняется. Положив руки на край умывальника, Мари зажмуривается, до скольки-то считает, шевеля губами, потом открывает глаза. Снова пытливо исследует себя в зеркале. Но, как и прежде, ничего не находит.

Небрежным жестом она поправляет сбившуюся челку. Расправляет капюшон у футболки под джемпером. Словно подбадривая себя, закусывает губу и несколько раз едва заметно кивает. Девушка в зеркале делает то же самое. Мари берет сумку, перекидывает лямку через плечо и выходит из туалета. Дверь закрывается.

Взгляд нашей камеры продолжает осматривать помещение. Здесь уже нет ни Мари, ни кого другого. Одна лишь музыка льется из динамиков в потолке. Сменившись на «I Can't Go for That» Холла и Оутса. И все же, вглядевшись внимательней, можно заметить: фигурка Мари еще отражается в зеркале. Она стоит там и глядит на нас по эту сторону зеркала. Очень серьезно и напряженно – словно дожидаясь того, что не может не произойти. Но по эту сторону никого больше нет. В туалете ночного «Скайларка» от Мари осталось одно отражение.

Свет медленно гаснет. И только Холл и Оутс выводят дуэтом в густеющей темноте: