Подземка - Мураками Харуки - Страница 82

Поезд остановился между станциями Акихабара и Кодэмматё, после чего по внутреннему радио сообщили: на станции Цукидзи произошел взрыв. Через некоторое время состав тронулся и подошел к платформе Кодэмматё, где всех пассажиров высадили. Ничего не поделаешь, подумал я и вышел. Я ехал во втором вагоне, и чтобы выйти со станции через билетный контроль, мне надо было пройти назад по всей платформе. Неожиданно, в 4-5 метрах от меня, упали два человека — мужчина и женщина. Я не из тех, кто проходит мимо такого, и потому бросился к женщине, чтобы помочь ей. К упавшим подбежали еще три пассажира, но служащих станции нигде не было видно. Один мужчина сказал: это припадок эпилепсии, — и приложил платок ко рту женщины. Оба упавших уже не могли сами передвигаться и лежали обмякшие на полу.

Позже многие спрашивали меня, видел ли я пакет с зарином, поскольку в этом месте кто-то ногой выкинул его на платформу. Однако сам пакет я не видел, но смутно помню, что была разлита какая-то жидкость. Помню ощущение, что пол был немного скользким… Нет, никакого запаха я не чувствовал.

Я простоял там 3-4 минуты. Неожиданно пришла мысль, что нужно позвать служащего. Когда я шел к выходу, мне навстречу попался один работник метро, которому я сказал, что там упали два человека. Он быстро направился туда, а я пошел к выходу. И тут мне стало хуже, но я решил все-таки выбраться на поверхность. Поднявшись по лестнице и выйдя на улицу, я увидел, что на траве и на дороге лежат несколько человек. Войдя в телефонную будку, я позвонил в фирму и сообщил, что из-за какой-то аварии в метро, вероятно, опоздаю. В тот момент я еще думал как-то добраться до фирмы, но когда вышел из будки, почувствовал себя совсем плохо, и мне стало ужасно холодно.

В тот день я впервые вышел из дома без пальто. Я вообще довольно опрометчивый человек и всегда раньше других его снимаю. Мне всегда радостно: а, уже пришла весна! А в тот день пожалел: черт возьми, надо же так ошибиться — слишком рано вышел без пальто. Но я решил, что это не тело мое замерзло, а температура понизилась. Когда я вышел из телефонной будки и посмотрел на дорогу, все вокруг предстало передо мной в коричневом цвете — даже белые линии на дороге стали коричневыми. К тому же я еще больше замерз.

Когда я вспоминаю обо всем этом сейчас, меня поражает моя тогдашняя неспособность связать воедино то, что происходило на моих глазах: два пассажира, упавшие на платформе, люди на траве и на дороге, да и на лестнице многие кашляли. Если бы хладнокровно подумал, наверное, должен был бы понять, что и я, и все подверглись какому-то воздействию. А я только корил себя: почему-то в такой холодный день не надел пальто.

Откровенно говоря, голова была как в тумане, и многое, что происходило тогда, я совсем не помню. Вроде слышал сирену «скорой помощи», но в своей памяти я не уверен. Я все же собирался дойти до работы и направился к Нингётё. По пути мне попался полицейский микроавтобус. Увидев, в каком я состоянии, они сразу посадили меня в машину. Полицейские машины были мобилизованы подбирать людей, которые бродили, шатаясь, около станций метро, поскольку не хватало неотложек.

Прежде чем меня подобрала полицейская машина, думаю, я прошел метров двести и уже был недалеко от фирмы.

Меня сильно качало, и дорога выглядела коричневой, но я только думал, что все это очень странно и не понимал всей серьезности своего положения, а изо всех сил старался дойти до работы. Сейчас я даже восхищаюсь собой, что смог столько пройти.

Тем не менее, когда я увидел полицейскую машину, то почувствовал: нет, больше я не могу. «Не поможет ли мне кто-нибудь?» — мысленно умолял я. Даже появлялось желание сесть или упасть прямо здесь на землю. И меня не покидала мысль, что все это происходит из-за того, что я не надел пальто. Оттого что было холодно, я заставлял себя держаться на ногах. Странное это существо, человек. В такой чрезвычайной ситуации все мысли — только о пальто.

Я был уверен в своем здоровье, никогда не болел и ни разу не пропускал работу. Поэтому для меня стало огромным шоком, что мне так плохо из-за того, что я вышел одетым не по сезону.

Это верно, в подобных ситуациях люди, не особенно уверенные в своем здоровье, вероятно, проявят больше осторожности. В то же время те, кто считает себя полностью здоровыми, могут потерять ощущение опасности.

Да, это так. «Странно, почему со мной это произошло?» — думал я. Это все из-за пальто. Но когда меня посадили в полицейскую машину, там уже было 7-8 человек. Все в ужасном состоянии. Один высунул голову в окно, и его тошнило. Была молодая пара. Женщина лежала на боку, дыхание у нее было прерывистым, мужчина утешал ее: все будет хорошо, хорошо. Ужас. Я хоть мог сидеть. И только тут я впервые осознал, что случилось что-то ужасное.

Мне кажется, я вам сейчас рассказываю то, что сам помню, но, может, это и не совсем так. Пробелы в памяти я, возможно, дополняю чужими рассказами, которые слышал позже. В больнице мы обсуждали происшествие, поэтому трудно отличить то, чему я сам был свидетелем, от того, что слышал от других, да и память стала хуже. Но я отчетливо помню фигуру молодого мужчины, который орал и буйствовал на платформе Кодэмматё, когда наш поезд к ней подходил. Когда я в больнице рассказал об этом полицейским, они сказали, что это был один из пострадавших. А я думал, не преступник ли тот человек.

Осмотрев мои глаза в Центральном госпитале сил самообороны в Сэтагая, врачи мне сказали, что из всех пострадавших у меня глаза — в самом плохом состоянии. Зрачки стали меньше 1 мм. Даже на третий день в госпитале я не мог дольше секунды смотреть на большие заголовки в газетах. Сразу кружилась голова, и приходилось отводить глаза. На третий день после инцидента у меня сняли капельницу, и я мог принимать пищу. Но ведь нужно смотреть, что ешь, а у меня при этом глаза начинали болеть снова. Поэтому приходилось есть, отведя взгляд в сторону. Через неделю меня выписали из госпиталя, и я вышел на работу. Однако читать мог лишь десять секунд, поэтому примерно месяц моя работа состояла в том, что я ставил печать. В течение месяца к 3-4 часам дня я так уставал, что приходилось отпрашиваться. Иногда по нескольку дней в неделю не выходил на работу.

Сейчас уже работаю полную неделю, однако легко устаю. Раньше я часто выезжал по делам фирмы в командировки в Кобэ, на Сикоку и Кюсю, а сейчас уже не могу. Полностью прекратил. Раньше я сам вызывался в поездки, а сейчас приходится просить, чтобы поехал кто-нибудь другой. Исчезла выносливость, и сильно устаю за поездку на работу. Такого раньше не было.

Тем не менее, мне скоро на пенсию по возрасту, и фирма в какой-то степени смотрит на это сквозь пальцы и относится ко мне по-доброму. За это я ей очень благодарен. Однако ужасно положение тех, у кого плохо с работой, кто в тяжелом физическом состоянии. Государство должно серьезнее подумать об этих людях, и хотелось бы, чтобы оно одинаково относилось ко всем пострадавшим от зарина. Я говорю не о себе, а хочу поднять голос в защиту этих людей.

Зрение правого глаза село у меня наполовину. Но я не хочу думать, что причина этого в зарине. Я не хочу этого признавать. Такое признание будет означать поражение перед этими преступниками. Поэтому я перестал так думать. Основная причина — мой возраст.

Я громко храплю, и если рано ложусь спать, доставляю другим массу неприятностей. Поэтому я выхожу в коридор и убиваю время, слушая разговорные записи корейского языка. Когда все засыпают, тогда и я ложусь. На следующее утро все довольны, что хорошо заснули. На самом деле все всё знают.

Благодаря этому я могу успешно изучать корейский язык. Поскольку зрение никуда не годится, а работает только голова, слушаю учебные кассеты. Хоть какая-то польза от инцидента. В корейском языке есть такая поговорка: «Человек, которого избили (мадзюнному), спит, вытянувшись. Человек, который избил (тэрунному), спит, скрючившись». Иными словами, тому, кого избили, больно, а душа болит у того, кто избил. Конечно, если это сказать тем, кто страдает от тяжелых последствий, он, наверное, рассердится. У всех разное положение и разная точка зрения. Однако если это сказать, не опасаясь, что тебя неверно поймут, то, я считаю, это правильно. Какое-то время я считал их негодяями, но сейчас многое начинает казаться немного более объективным.