Подземка - Мураками Харуки - Страница 72

Г-ну Утиноми уже минуло шестьдесят, но внешне он выглядит значительно моложе. Стройный. «Сколько бы я ни ел, все равно не толстею» — говорит он. Его движения и манера говорить выглядят экономными. Как и большинство худых людей небольшого роста, он произвел на меня впечатление энергичного, независимого и несколько упрямого человека.

В юности увлекался бегом на 10 000 метров и, учась в средней школе, стал победителем соревнований на эту дистанцию в городе Ономити префектуры Хиросима. Сейчас не бегает, но собирается понемногу начать вновь, чтобы не проиграть в борьбе с последствиями заринового отравления. И он хочет убедиться, что в его организме не остаюсь следов заболевания.

Беседа с ним продолжалась почти полтора часа во время перерыва на обед в приемной его фирмы. Он твердо и ясно выразил свой гнев по отношению к преступлению «Аум».

Короче говоря, фирмы, занимающиеся типографской деятельностью, постепенно покидают центр города. Крупные типографии переезжают не только сюда, но и в префектуру Сайтама, где я живу. Наш участок — это осушенная часть морского дна. Городские власти, видимо, с самого начала планировали создать здесь промышленную зону, и типографские фирмы сюда, можно сказать, коллективно переехали.

Нет, это особо не связано со стремительным ростом цен на землю. В типографиях используется крупное оборудование, и если хочешь расширить производство, в центре города это практически невозможно. В городе также возникают сложные транспортные проблемы, улицы узкие, и крупные машины не могут по ним проехать. Здесь же почти все машины работают на типографии. Удобно также и то, что в одном месте собрались фирмы, занимающиеся одним родом деятельности.

Моя фирма, помимо изготовления печатных бланков и форм, может выполнять любые заказы. Но главная ее продукция — печатные формы. Однако во всем типографском деле сейчас происходит что-то вроде технической революции. В последнее время оборудование значительно улучшилось, и типографским машинам уже с самого начала прилагаются все необходимые материалы. Поэтому продукция нашей фирмы не так востребована.

Кроме того, еще до начала «мыльного пузыря» уменьшился приток молодых людей в нашу отрасль. Что ни говори, работа у нас неброская и не является особо привлекательной.

Наша фирма была создана в 1946 году, и я в ней работаю с 1961 года — уже, не много не мало, 35 лет. Родился я в Хиросиме и по совету знакомого поступил в эту фирму, переехав в Токио. До этого я помогал в работе семье старшей сестры: они занимались оптовой торговлей продовольственными товарами. Но я был молодой, и мне хотелось переехать в Токио.

В то время фирма находилась в квартале Сото-Канда района Тиёда вблизи универмага «Мацудзакая», что в Уэно. Почти год жил на третьем этаже здания фирмы, а затем переехал в общежитие фирмы в город Итикава префектуры Тиба, где прожил шесть лет. В 32 года я женился, и затем, кажется в 1973 году, в городе N префектуры Сайтама построил собственный дом, в котором и живу до сих пор. У меня двое детей.

На фирме в 60 лет выходят на пенсию, но поскольку я все время занимался вопросами управления производством, то и теперь продолжаю работать — перешел в отдел рассылки готовой продукции в регионы и закупки исходных материалов. Я более 30 лет занимался материальной базой фирмы, и эта область мне хорошо знакома.

Из дома до станции Сока я обычно хожу 15 минут пешком, а там сажусь на поезд линии Тобу-Исэдзаки. На Кита-Сэндзю делаю пересадку на линию Хибия и еду до Хаттёбори, где опять делаю пересадку уже на линию Кэйё. От Кита-Сэндзю до Хаттёбори поезд идёт 22-23 минуты, но вагоны настолько набиты, особенно утром, что невозможно даже пошевелиться. Поэтому чтобы занять сидячее место, я жду поезда, который не проходной, а отправляется от Кита-Сэндзю. Однако, для этого приходится пропустить пять или шесть поездов, и за время, пока ждешь, можно уже доехать до Хаттёбори, сев на первый же поезд. Но как подумаешь о давке в вагоне, значительно приятнее стоять и ждать на платформе, хоть и уходит больше времени.

Когда поезд, на котором я ехал, уже подходил к станции Кодэмматё, по внутреннему радио передали, что на следующей за Хаттёбори станции Цукидзи произошел взрыв. Когда поезд подошел к платформе Кодэмматё, открылись двери, и было непонятно, останется он стоять здесь с открытыми дверями или отправится дальше. Поэтому я стал ждать следующих сообщений. Если он дальше не пойдет, нужно идти пешком или где-то делать пересадку.

Когда двери на Кодэмматё открылись, в вагоне появился запах — запах зарина. Однако что это был за запах, я и сейчас не могу объяснить. После инцидента меня часто спрашивали, каким он был, но я так и не смог описать. В больнице я беседовал с еще одной жертвой зарина, так он сказал, что было похоже на запах растворенной пастели. Могу только сказать, что ни зловонным, ни возбуждающим этот запах тоже не был. Какой-то мягкий запах. И особенно неприятным не был. Просто какой-то мягкий.

Может, это и жестокий вопрос, но если бы вы еще раз почувствовали этот запах, могли бы вы определить, что это зарин?

Как вам сказать… Возможно, и понял бы. Осталось впечатление, что он не особенно резкий, скорее мягкий и немного сладковатый. Во всяком случае, нельзя сказать, что это был неприятный запах. Однако он воздействовал на нервную систему, и вокруг была странная атмосфера.

Я спросил сидевшего рядом молодого мужчину лет 22-23-х: «Чем-то пахнет? Какой-то гнилью?» — Он ответил: «Да, воняет». — Однако в вагоне никто не двигался, все сидели спокойно. Только я не мог сидеть и вышел на платформу через открытую дверь. Посмотрел во все стороны, но там никого не было. Никто не шел, никто даже не двигался. Станция Кодэмматё, в сущности, опустела. Не было никакой толкучки, как на других станциях. Однако все это выглядело как-то очень странно.

Я сразу направился к выходу, подумав, что надо отсюда уходить. Решение я принял достаточно быстро. Позже домашние спрашивали меня: папа, почему ты решил так быстро уйти со станции, хотя никого и не было на платформе? Я и сам не знаю, почему. Может, потому, что я чувствительный к запахам. Думаю, если бы запах больше возбуждал, все бы убежали быстро. Но этого не было. Запах был сладковатый, и, вероятно поэтому, все спокойно остались в поезде. Дежуривший на выходе сотрудник станции спокойно сидел на своем месте.

Однако стоило мне пройти контроль на выходе, мое тело как-то потеряло устойчивость. Поднявшись с трудом по лестнице и выйдя наружу, я поразился: вокруг было темно. Затем я немного прошел, но все вокруг было по-прежнему темно. Подойдя к зданию, я сел около него на корточки.

Две-три минуты продолжал сидеть, не двигаясь. Мимо меня проходило много людей, но никто не спросил: что с вами? Я тоже молчал. В то время еще не поднялась паника, и город жил обычной жизнью. Меня, наверное, принимали за пьяного. Похоже, я отравился газом, подумал я.

Затем я встал и, пройдя немного вперед, наткнулся на почтовое отделение. Пожилая женщина делала утреннюю уборку, протирала стеклянную дверь. Почта была еще закрыта. Я только помню, что обратился к этой женщине: «Вызовите „скорую помощь“, — и потерял сознание. И еще в памяти остались мои же слова: если „скорая“ не придет, вызовите такси.

После того как я выписался из больницы, я пошел посмотреть на это место, и оказалось, что от перекрестка Кодэмматё до почтового отделения я прошел всего около 100 метров. Шатаясь, я кое-как смог преодолеть это расстояние. На «скорой помощи» меня привезли в больницу Тадзима, расположенную перед станцией метро Рёгоку. Туда уже доставили много пострадавших, и я среди них оказался в самом тяжелом состоянии. В сознание я пришел примерно в 12 часов. Похоже, что до этого я спал под капельницей. Президент нашей фирмы пришел навестить меня, и я смог различить его лицо. Приходил также мой старший сын — его я узнал по голосу.