Подземка - Мураками Харуки - Страница 18

Что касается меня, каких-то особых методов лечения у меня нет. Я просто выслушиваю людей, стараюсь понять их настроение и помочь словом.

Например, в день ареста Асахары ко мне в панике прибежал один пациент, подумав, что в метро опять прошла зариновая атака. Происходит что-нибудь сопутствующее — и в такие моменты часто возникает эффект флэш-бэка. Увидел в вагоне метро человека в маске, и как будто нажали на курок. Состояние иллюзии, совершенный мираж. Однако на самом деле в голове человека все это происходит явственно. Он верит: что-то произошло. В такие минуты приходилось помногу раз повторять ему, что ничего, ровным счетом ничего не случилось.

Он только лепетал, что страшно, но постепенно успокоился. Со временем приходить перестал. В целом, именно те, кто говорит «страшно-страшно», успокаиваются быстрее всего. Стоит их выслушать, посопереживать, позаботиться — и им становится легче.

То, что они чувствуют опасность и могут об этом сказать вслух, свидетельствует об их способности хоть как-то себя контролировать. Но еще многие не могут избавиться от смятения.

Да. Я предполагаю, что количество пострадавших в результате зариновой атаки в метро, испытавших на себе ПТС, составляет 30-40 %. Пострадало более 5000 человек, и общее количество страдающих этим синдромом людей велико. 80 пациентов больницы Сэйрока мы попросили заполнить анкеты спустя три и шесть месяцев после происшествия. И в том и в другом случае количество людей, переживших флэш-бэк, превысило 30 %. Причем за три месяца их количество нисколько не уменьшилось. Осматриваю каждого в отдельности — у некоторых состояние даже ухудшилось. Тут уже в свою очередь удивляюсь я: как же они умудряются жить обычной жизнью?

Жить, не признавая в себе глубокую душевную рану, в каком-то смысле может оказаться опасным. Например, люди уходят с головой в работу или начинают выпивать больше обычного; есть среди них и такие, кто лишь распаляет себя.

Недавно у меня был один пациент. Увидев по телевизору кадры войны в Персидском заливе, он вспомнил свои душевные раны периода японо-китайской войны. События почти полувековой давности. Тогда он заколол штыком китайца. В памяти воспроизвелся этот эпизод, и он уже не мог спать спокойно. Скрываемый в глубине сознания сюжет полувековой давности внезапно словно возродился. Превратился в кошмар — и уже не уснуть.

Не исключено, что нечто похожее происходит с пострадавшими в результате зариновой атаки. Сколько ни упихивай вглубь сознания, кошмары опять неожиданно вылезают наружу.

А когда пытаются разобраться в одиночку, наоборот, становится только хуже. В таких случаях необходима помощь окружающих. Причем совсем не обязательно, чтобы это был врач-специалист. Главное — чтобы это был человек понимающий. Таково непременное условие. Например, человек поведал о своей беде, а ему говорят: «Это потому, что ты ослаб». После таких слов, наоборот, рана станет еще глубже. И как результат, очень многие слышат подобные жестокости в свой адрес. Вчера вот меня впервые посетил один пациент: окружающие постоянно твердили ему, как он слаб. Настолько, что опускались руки. Продолжайся такое дальше — и лишь разовьется недоверие к людям. Особенность всех пострадавших от зариновой атаки — то, что их не понимают в главном. Все они одиноки.

Также в обществе присутствует невидимая глазу дискриминация. Психологическая, по отношению к жертвам газовой атаки. Поэтому среди пострадавших нередки попытки скрыть собственный ущерб. Примерно так же, как прежде пытались скрыть правду пострадавшие от атомных бомбардировок.

Это лишь мое предположение, но просматривается связь с концепцией «греха» японского сообщества. В Японии издревле считалось, что люди, причастные к смерти и несчастьям, подвержены греху. И грешные по традиции отдаляются от окружения. Это не простой предрассудок — их отдаляют, но продолжают заботу о них в обществе. Не заставляют работать и в некотором смысле опекают. Тем самым, как бы отдавая должное грешникам, постепенно их вылечивают. И древняя концепция греха функционирует весьма эффективно.

Однако в последнее время само понятие «сообщества» фактически пропало, остался лишь грех в подсознании, создающий психологическое отчуждение. То есть «вокруг да около». Отношение к таким жертвам — вокруг да около. И для пострадавших это горше всего.

После нашего первого интервью минуло 9 месяцев. Как продвигается лечение ПТС?

За это время лечение у нас прошли около пятидесяти человек. Двадцать из них до сих пор ходят на прием. Некоторые из тех, кто уже перестал, реабилитировались полностью, некоторым лечение не подошло, и они больше не появлялись. Поэтому однозначно сказать, что всем прошедшим через нас людям стало хорошо, что они восстановились, мы не можем. Статистику реабилитировавшихся пациентов мы еще не делали, но, думаю, их наберется около половины от общего числа. Состояние у всех было очень тяжелым. Иначе они бы сюда не пришли.

Все, у кого мы до сих пор брали интервью, жаловались на ухудшение памяти. Это, чувствуется, — главная особенность. Причиной этому, пожалуй, тоже ПТС?

Действительно, у многих снизились сосредоточенность и сила духа. У некоторых это даже сказалось на способностях к размышлению. В общей цепочке — ухудшение памяти. Причина всему этому одна: посттравматический синдром. Уж очень горьки воспоминания, оставшиеся в глубине души. Вот и стремятся такие люди сократить свою деятельность до минимума. Автоматически сужают рамки активности собственной памяти.

Они пытаются сдерживать память, тратя на это всю свою энергию. Поэтому выходит, что энергии не хватает для нормального функционирования, она не направляется на обычные действия. И в целом уровень жизнедеятельности снижается. В этом — одна из особенностей ПТС.

То есть ПТС не вечен — его можно вылечить снятием напряжения?

Да, это так. По сути, состояние — именно такого характера. В некоторых случаях человека лучше не трогать, и он поправится сам. Бывают и обратные ситуации. Все зависит от того, насколько глубоко засела в душу человека травма.

Признаться, впечатление от взятых до сих пор интервью такое. Когда пострадавшим говорят, что все их осложнения — из-за посттравматического синдрома, они уходят в отказ.

Думаю, все же большая часть — из-за ПТС. Однако в снижении зрения и прочих глазных болезнях посттравматический синдром винить не стоит. Это не только психическое. Хотя есть много случаев заболеваний глаз из-за ПТС.

И еще одно сильное впечатление — все страдают в одиночку. Например, ухудшилась память — пытаются ссылаться на возраст, повысилась утомляемость — опять пытаются ссылаться на возраст. Нет таких мест и путей к ним, где люди могли бы общаться с себе подобными, беспрепятственно получать консультации специалистов. Вот они страдают и мучаются в одиночку.

Поэтому после землетрясения в Кобэ я предположил, что люди будут эвакуироваться по всей стране, и поехал с предложением о создании Приемных центров для пострадавших в Министерство здравоохранения. Но ничего не вышло. Министерство здравоохранения создавать такие центры пока не готово.

Врачей-психологов, лечащих пострадавших от зарина, кроме меня, нет. И это очень странно. Я как-то сказал одному коллеге: если найдутся другие, я хотел бы создать с ними такую сеть. В больнице Сэйрока, где я практиковал, маршрут направления больных внутри больницы в невропатологическое отделение существовал, но в других, кажется, такового не было. Обменный клапан толком не работал. Вот такое создалось впечатление. И все потому, что в крупных больницах педиатры, хирурги и психиатры работают сами по себе.