Мой любимый sputnik - Мураками Харуки - Страница 50

Но однажды раздается звонок. Телефон действительно принимается звонить прямо у меня на глазах, сотрясая воздух реального мира. Я тут же хватаю трубку.

— Алло.

— Ну что, я вернулась, — говорит Сумирэ. Очень спокойно. Совершенно реально. — Ужас, что было, но я — непонятно. как — все же вернулась. Очень смахивает на гомеровскую “Одиссею”, только сильно адаптированное издание — где-то на пятьдесят печатных знаков, не больше.

— Это хорошо, — произношу я. Мне все еще не верится. Я слышу ее голос. Это происходит на самом деле.

— Это хорошо? — повторяет за мной Сумирэ. Почти уверен — она хмурится. — Ты чего? Я с огромным трудом, можно сказать, кровью и п о том вернулась, натерпелась всего через край и прошла через такое, что мало не покажется. Если начать рассказывать все по порядку, никакого времени не хватит, и вот я здесь — а тебе даже нечего мне сказать? Сейчас разревусь. Если то, что я вернулась, — не “хорошо”, то куда, интересно, прикажешь мне деваться? “Это хо-ро-шо”! Не верю своим ушам. Улет! Как это греет душу, какая дивная, остроумная реплика — как раз для твоих учеников, когда они. наконец, научатся считать журавлей с черепахами<“Счет журавлей и черепах” (яп. “цурукамэдзан”) — название особого способа счета, дается задача с двумя неизвестными, в которой нужно определить, к примеру, сколько было жураалей и черепах отдельно, если известно, что всего их было 7, а общее количество ног у них — 22. >!

— Ты сейчас где?

— Где я сейчас? А как ты думаешь? В старой, классической, до боли родной телефонной будке. В паршивой четырехугольной телефонной будке, обклеенной рекламой всяких финансовых мошенников и номерами “телефонных клубов” <“Телефонный клуб” (яп. — “тэрэфуон курабу”, от англ. “telephone club”) — служба личного платного общения по телефону > . В небе висит месяц, какой-то он заплесневелый, на полу — гора бычков. И вокруг, сколько ни крути башкой по сторонам, — абсолютно ничего, что радовало бы душу. Вполне легкозаменяемая, совершенно “знаковая” телефонная будка. Вот только где это? Пока не очень понимаю. Все вокруг слишком “знаково”, плюс ты же знаешь мой топографический кретинизм. Никогда ничего толком объяснить не могу. У меня с таксистами все время проблемы, вечно они спрашивают: “Сама-то знаешь, куда тебе надо?” Наверно, я не очень далеко от тебя. Думаю, где-то совсем рядом.

— Я сейчас за тобой приду.

— О, это здорово. Я узнаю поточнее, где это, и перезвоню. В любом случае у меня монеты кончаются. Ты подожди, ладно?

— Я ужасно хотел тебя видеть, — говорю я.

— Я тоже. Очень хорошо это поняла, как только перестала тебя видеть. Стало вдруг так ясно, как если бы передо мной выстроился парад планет. Ты мне очень нужен. Ты — это я, а я — это ты… Знаешь, я, кажется, все-таки перерезала чье-то горло — вот только где, не помню. Заточив кухонный нож, с каменным сердцем. Как это делали в Китае, когда строили ворота, — символически. Понимаешь, о чем я?

— Думаю, что да.

— Приходи сюда за мной.

Внезапно связь обрывается. Я еще долго сижу, уставясь на трубку в руке. Словно сама по себе эта телефонная трубка несет какое-то важное послание. Словно в ее форме и цвете заключен особый смысл. Потом я прихожу в себя и кладу трубку на место. Сажусь на кровати и жду, когда телефон зазвонит снова. Прислоняюсь к стене, сосредоточиваю все внимание на точке в пространстве перед собой, дышу медленно и беззвучно. Сижу и проверяю одно за другим соединения между отдельными отрезками времени. Телефон все не звонит. Тишина, в которой нет никаких обещаний, бесконечно заполняет все пространство вокруг. Но я никуда не спешу. Мне уже не нужно никуда спешить. Я готов. Я могу идти куда угодно.

Ведь так?

Именно так!

Я вылезаю из постели. Отодвигаю старую, выгоревшую занавеску, открываю окно. Высовываюсь наружу и смотрю на еще темное небо. В небе висит месяц: совершенно точно — вид у него какой-то заплесневелый. Это хорошо. Значит, мы с ней в одном и том же мире и смотрим на один и тот же месяц. Мы словно связаны друг с другом одной и той же нитью. Точно. Мне только нужно тихонько потянуть эту нить на себя.

Потом я растопыриваю пальцы и внимательно изучаю свои ладони. Я ищу на них следы. Но пятен крови нет. Ни запаха ее, ни сгустков. Наверное, кровь уже впиталась.