Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 52

– Пойдем, боярин, негоже тебе в монастыре задерживаться, попрощался с мамкой и иди себе с Богом.

Я шел обратно по коридору и не мог понять своей реакции. Ведь, собственно, кем была мне эта Анастасия? А слезы из моих глаз текли самые настоящие.

Когда я вышел из монастыря, Дмитрий Иванович стоял на том же месте.

– Ну как она? – спросил одними губами.

– Плохо, – так же тихо ответил я.

– А, пропади все пропадом, – закричал князь и, вскочив на коня, с размаху ударил его плеткой.

И мы понеслись за ним по уже темным улицам Москвы.

Домой он не поехал, только послал нескольких человек сообщить, что остался у Щепотнева.

Ужин прошел в молчании, потом мы поднялись ко мне в кабинет и там продолжили наливаться водкой, которой у меня было предостаточно.

Вначале я думал, что хмель его не возьмет вообще, но он опьянел довольно быстро и все пытался рассказать мне, какая была женщина моя мать и как он пытался отговорить ее от пострижения. Вскоре он уже плакал, почти как я недавно, а потом положил голову на стол и заснул. Я кликнул слуг, князя унесли в гостевую спальню, где раздели и уложили в кровать. Ко мне же после сегодняшнего длинного дня со множеством событий сон не шел совершенно, я промаялся, но так и не заснул почти до утра.

Утром, когда я сидел в кабинете и что-то писал, ко мне без стука ввалился Хворостинин.

– Сергий, умерла Настя, только что мне посыльный сообщил. Доставай водку, помянем рабу божию Анастасию.

Я достал штоф и кликнул, чтобы принесли закуску.

Мы выпили по рюмке, и у меня вновь потекли слезы.

– Ты плачь, плачь, в том нет стыда, что сын по матери плачет, – говорил Дмитрий Иванович, сам с глазами на мокром месте. – Ты вот мне что скажи, ты ведь лекарь наилучший, там что, сделать ничего уже нельзя было?

– Отец, когда ее увидел, то понял, что тут уже поздно, вот если бы раньше посмотреть на месяц или два, может, что-то и удалось бы придумать. Но ты ведь знаешь, есть такие болезни, с которыми мы ничего сделать не можем, только на Божий промысел уповать.

– Да, конечно, все в руке Божьей, и жизнь, и смерть наша, – подтвердил Хворостинин и перекрестился.

Мы еще выпили по паре стопок, и Дмитрий Иванович неожиданно разоткровенничался. Рассказал мне о своем коротком романе, про который так и не узнала ни одна живая душа, пока он не привел меня к царю. Да и то все происходившее осталось на уровне весьма неточных слухов.

Сегодня мне не надо было быть во дворце, и я пригласил Дмитрия Ивановича к обеду. Тот, отослав посыльного домой, с удовольствием остался.

За обедом, учитывая то, что вокруг крутилась куча обслуги, утреннюю тему мы уже не поднимали. Зато я расспрашивал отца про военные действия этого года. Он с удовольствием рассказал, что успешно действовал на побережье Балтийского моря, войска заняли несколько населенных пунктов, так что все очень неплохо. Мимоходом сообщил, что нынешний король поляков Стефан Баторий из унгров и наводит у себя порядок. Я сидел и напрягал свою хреновенькую память, ведь с появлением этого исторического персонажа дела в Ливонской войне для нашей страны пойдут гораздо хуже. Баторий не ограничится наведением порядка, а начнет наступление на наши земли.

Я отослал прислугу, и мы остались одни.

– Дмитрий Иванович, ты знаешь, мне кажется, что это очень опасный человек. И для нас было бы лучше, чтобы его не было.

Хворостинин посмотрел на меня:

– Сергий, так ты что, короля предлагаешь убить?!

– Дмитрий Иванович, ты же сколько воюешь, знаешь, кто такие поляки. Их лиши короля, они потом годами будут спорить, кто из них главный. А нам это и надо. А Баторий, он что, не человек? Подготовить группу хороших стрелков или заряд пороха. Взорвать его в резиденции или в карете, а может быть, просто из лука застрелить. Да сколько угодно есть возможностей лишить человека жизни.

Хворостинин смотрел на меня, открыв рот.

– Где же честь твоя боярская, Щепотнев, если ты такое помыслить можешь?

– Отец, а что мне с этой честью делать, когда польское войско с Литвой вместе Москву захватит и все тут порушит? И будут мои родные и близкие, которые на меня надеялись, или мертвыми лежать, или в полон пойдут. Так что честь боярская в том состоит, чтобы землю свою оборонить и врага извести, а уж каким способом это сделано будет, все равно.

– Вот ведь как интересно бывает, я сейчас как будто Аникиту Щепотнева слушаю, это он был мастер на такие штуки. При царе его никогда не видели, а знали, что приказы царские тайные он исполняет. Вот откуда у тебя его ухватки, с фамилией, что ли, перешли? Слушай, Сергий, дело это очень серьезное, тайное, не каждый на такое согласится.

– Правильно, Дмитрий Иванович. Но мало ли у царя узников, у многих дети, родичи. Даст царь слово свое царское, и многие пойдут на такое, лишь бы их семьи живы были и благоденствовали.

– Сергий, ты сейчас к царю близок, в любое время можешь к нему подойти, слушает он тебя пока. Вот и поговори с ним. Ежели он на такое согласен, то мы все сделаем, но Баторий жить не будет. Только ты сам понимаешь – здесь дело такое, если согласие будет получено, то этого разговора не было – и мы знать ничего не знаем не ведаем.

На следующий день я под пронзительным взором царя повторил все, что вчера обсудил с Хворостининым.

Царь долгое время сидел в задумчивости.

– Странное дело, Щепотнев, ведь ты вроде бы Хворостинина сын? Да знаю я все, не мельтеши. На вас посмотришь, и больше ничего не надо. А вот отчим твой, Щепотнев Аникита, был мой верный слуга, только никто про это не ведал. Слегка блаженным его считали. Конечно, последние годы перед смертью он сильно сдал, не мог делами заниматься. А тут ты появился, сын его Сергий, лекарь знатный да еще с жилкой торговой, нашими боярами это не очень приветствуется. А сейчас ты мне с новой стороны открылся. Такой совет государю дать – своего брата короля исподтишка убить, для этого смелость нужна или глупость большая. Ну а так как дураком я тебя считать не могу, то думаю, что совет ты такой даешь, только желая добра царству моему. Тогда продолжай, что считаешь нужным сделать?

– Государь, я думаю, надо тебе учредить еще один приказ, Тайный или Тайных дел. Только боярин, который там глава, никому не должен быть известен. Так что когда бояре друг с другом станут говорить, всегда будут думать, что, возможно, с главой такого приказа ведут беседу. Потом надо разделить приказ на несколько отделов. Один, например, крамолу внутри страны ищет, другой выискивает, кто с литвинами и шведами связан. Третий как раз думает, что с врагами зарубежными делать. Но должно быть так, чтобы они друг о друге знать ничего не могли. Так что если вороги возьмут кого-то из дьяков такого приказа, он только и сможет сказать, что сам знает, а если пытать станут, так все равно ничего скажет, разве только придумает, чтобы смерти предали. Глава приказа такого только перед тобой отчет держать будет. И людей такой приказ будет готовить для таких дел, про которые не говорят. Ну я это только так, для примера сказал, тут надо еще думать, как все лучше устроить.

– Сергий Аникитович, а как же глава этот с ними говорить-то станет?

– Ну мало ли возможностей, в темной комнате, например, или за стенкой. Это тоже надо продумывать.

Иоанн Васильевич впал в еще большую задумчивость.

– Ну и кого бы ты посоветовал мне главой такого приказа поставить?

– Государь, я думаю, что это должен быть человек, который тебе обязан и точно знает, что, если тебя не станет, лучше ему не сделается. А имен я называть не хочу. Мне тоже ни к чему такие знания в голове держать.

Говоря все это, я ждал, что прозвучат слова: «Ты придумал, тебе и выполнять!»

Но, к моему счастью, на эту должность у Иоанна Васильевича нашлась другая кандидатура, потому что этих слов не прозвучало.

И я со вздохом облегчения отправился к себе в приказ.