Кафка на пляже - Мураками Харуки - Страница 68

– Тогда, значит, сопу *?

– Со… что?

– Хватит дурака валять, папаша! Я тут не один, с товарищем, завтра рано вставать. Без твоих бестолковых ночных приключений обойдемся.

– Не хочешь, выходит, девочку?

– Сегодня вечером не требуется – ни девочек, ни жареных цыплят. Сейчас вернусь к себе и спать лягу.

– Неужели так прямо и заснешь? – многозначительно засомневался Полковник Сандерс. – Как же так, Хосино-тян? Ищешь-ищешь – ничего найти не можешь и спишь спокойно? Так не бывает.

Разинув рот, Хосино уставился на собеседника:

– Ищу? Откуда ты знаешь?

– Разве что слепой не увидит, что у тебя в голове. Все на лице написано. Душа нараспашку. Понятно на все сто.

Хосино непроизвольно погладил рукой по щеке. Поглядел на ладонь, но ничего интересного не увидел. На лице написано?

– Да, кстати, – подняв палец, сказал Полковник Сандерс – Штука, которую ты ищешь, – случайно не твердая, не круглая?

Хосино нахмурился:

– Послушай, отец. Ты вообще кто такой? Откуда ты все знаешь?

– Я же сказал: на лице у тебя написано. Эх ты, бестолочь! – погрозил пальцем Полковник Сандерс. – Вообще-то я этими делами не так долго и занимаюсь. Ладно! Ну что, нужна девочка?

– Знаешь, мы тут ищем один камень. «Камень от входа» называется.

– Ага! Камень от входа… Как же, знаю.

– Правда?

– Я не лгун и не шутник, а простой и прямой человек. С самого рождения.

– А ты случайно не знаешь, где этот камень?

– Знаю, конечно.

– Может, расскажешь, где?

Полковник Сандерс потрогал черную оправу очков и кашлянул.

– А ты точно не хочешь девочку, Хосино-тян?

– Расскажешь про камень, тогда посмотрим, – с сомнением в голосе проговорил парень.

– Ладно. Пошли за мной.

Не дожидаясь ответа, Полковник Сандерс торопливо засеменил по переулку. Хосино старался не отставать.

– Эй! Папаша! Полковник… У меня с собой только двадцать пять тысяч. Больше нет.

Не сбавляя хода, Полковник Сандерс прищелкнул языком:

– В самый раз. Девочка что надо: красавица, молодая – девятнадцать лет. Обслужит по высшему разряду, Хосино-тян. Такое удовольствие получишь! И полижет, и потрется, и даст. Все сделает. Плюс к тому, я тебе потом про камень расскажу.

– Вот попал, блин! – сказал себе Хосино.

Глава 27

Я увидел ее в 2:47. Столько было на часах, когда я на них посмотрел. На этот раз девушка появилась чуть раньше, чем прошлой ночью. Я не спал – ждал, когда она материализуется. Глаз не сомкнул, что моргал – не считается. Но все равно момента, когда она возникла, не уловил. Как-то проскользнула через слепую зону в моем сознании.

Как всегда, на ней было бледно-голубое платье. Поставив локти на стол и подперев ладонями щеки, она тихо разглядывала картину. Я, затаившись, наблюдал за ней. Картина, девушка, я… Стороны возникшего в комнате неподвижного треугольника. Девушка не сводила глаз с картины, а я не сводил глаз с девушки. Устойчивая, непоколебимая геометрия. Но тут произошло неожиданное.

– Саэки-сан! – сам того не ожидая, выговорил я. У меня в мыслях не было окликать ее. Просто так получилось – чувства перехлестнули через край. Получилось еле слышно, но девушка все равно уловила мой шепот, и один угол неподвижного треугольника обвалился. Независимо от того, хотелось мне этого втайне или нет.

Девушка смотрела на меня. Но не сосредоточенным, внимательным взглядом – просто беззвучно повернула в мою сторону голову, которую по-прежнему подпирала руками. Как будто ощутила легкое движение воздуха, хоть и не понимала толком, что происходит. Видела она меня? Не знаю. Но мне хотелось, чтобы она меня заметила, обратила внимание на мое существование.

– Саэки-сан! – повторил я, безуспешно борясь с желанием произнести ее имя вслух. Быть может, мой голос испугает ее, насторожит, заставит покинуть комнату. А если она здесь больше не появится? Ужас… Впрочем, ужас – даже не то слово. Так вообще можно лишиться всех ориентиров, всякого смысла. И все же я не сдержался. Ее имя срывалось с моих губ независимо от мыслей, почти автоматически.

Теперь девушка смотрела не на картину, а на меня. По крайней мере, взгляд был устремлен в тот уголок пространства, где находился я. Разобрать, что написано у нее на лице, со своего места я не мог. Мешали тучи, которые ползли по небу и не давали лунному свету выполнять свою работу, делая его зыбким, трепещущим. Судя по всему, дул порывистый ветер, но звуки с улицы в дом не проникали.

– Саэки-сан! – опять позвал я. Нечто неотвратимое надвигалось на меня, уносило, толкало вперед.

Отняв ладони от лица, девушка поднесла правую руку к губам, словно говоря: «Не надо. Молчи». Это ли она хотела сказать? Если бы я мог прямо здесь заглянуть ей в глаза… Прочесть в них, что она сейчас думает, чувствует, понять, что хочет сказать мне своими движениями, на что намекает… Однако все это скрывал тяжелый, плотный мрак, висевший в комнате среди ночи: еще не было трех. У меня вдруг перехватило дыхание, я зажмурился. Мне показалось, будто я проглотил дождевую тучу. Когда через несколько секунд я открыл глаза, девушка исчезла – стул, на котором она сидела, был пуст. По крышке стола бесшумно скользили тени от туч.

Я слез с кровати, подошел к окну, посмотрел в ночное небо. И задумался. О времени, которого не вернешь. О реке. О течении. О лесе, о ключевой воде. Думал о дожде, грозе, скалах, тенях. Все это было во мне.

На следующий день после обеда в библиотеку заявился полицейский в штатском. Я был у себя в комнате и об этом визите не знал. Минут двадцать он задавал разные вопросы Осиме, после чего удалился. Проводив его, Осима заглянул ко мне и все рассказал.

– Сыщик из местного полицейского управления. О тебе спрашивал, – сказал он, доставая из холодильника бутылку «Перрье». Открыл, налил в стакан и сделал несколько глотков.

– Как они узнали, что я здесь?

– Наверное, по сотовому звонил кому-нибудь. Ты же взял его у отца.

Я вспомнил и кивнул. Действительно, я звонил по мобильнику Сакуре – в ту ночь, когда свалился у храма в рощице, в перепачканной кровью рубашке.

– Один раз только, – сказал я.

– Вот из-за этого разговора полиция и поняла, что ты приехал в Такамацу. Обычно они о таких вещах не распространяются, но с этим малым мы потрепались о том о сем, он и выложил. Как бы это сказать? Я умею быть любезным, когда надо. Номера человека, которому ты звонил, они вроде не знают. Не выследили, похоже. Может, потому, что у него телефон через карточку работает. Но то, что ты был в Такамацу, им известно. Наша полиция все гостиницы проверила и выудила, что в одном бизнес-отеле, у которого договор с Ассоциацией молодых христиан, какое-то время проживал Кафка Тамура, молодой человек, очень похожий на тебя. До 28 мая, то есть до того самого дня, когда кто-то убил твоего отца.

Хорошо хоть полиция Сакуру не вычислила по номеру. Не хватало еще ее в эту историю впутывать.

– Менеджер отеля вспомнила, что ты интересовался нашей библиотекой. Помнишь, она звонила и спрашивала, ходишь ты к нам или нет?

Я кивнул.

– Вот полицейский и явился. – Осима сделал глоток «Перрье». – Я, конечно, соврал. Сказал, что после 28-го ни разу тебя не видел. До этого, мол, ходил каждый день, а потом больше не показывался.

– Вообще-то полиции врать нехорошо, – сказал я.

– А не соври я, было бы еще хуже. Для тебя.

– Не хочу ставить вас в неловкое положение.

Глаза Осимы превратились в щелочки, и он рассмеялся:

– Что ты понимаешь! Ты уже поставил меня в неловкое положение.

– Да, конечно, но…

– Так что давай не будем. Что сделано – то сделано. Что сейчас об этом говорить?