Кафка на пляже - Мураками Харуки - Страница 59

Осима сцепил пальцы в замок.

– Во времена Мурасаки Сикибу духи представляли собой не поддающееся объяснению явление, и в то же время: присутствие рядом было совершенно естественным состоянием души. Тогдашние люди, скорее всего, были не способны разделить две ипостаси мрака. Но сейчас в нашем мире все не так. Внешняя тьма полностью рассеялась, зато в душах почти ничего не изменилось – мрак как был, так и остался. То, что мы называем своим «я», сознанием, – это как айсберг, и его большая, подводная часть скрывается в царстве мрака. Подчас такой разрыв рождает внутри нас глубокий разлад и смятение.

– Осима-сан, а ведь там, где ваша горная хижина, я настоящий мрак видел.

– Верно. Там он еще остается. Временами я специально туда езжу, только чтобы посмотреть, – сказал он.

– Человек в живого духа превращается… Есть же какой-то повод, причины… За этим всегда отрицательные эмоции, да? – спросил я.

– Нет оснований утверждать так на все сто. Однако насколько позволяют судить мои скудные знания и способности, духи почти всегда возникают из негатива. В большинстве случаев бурные эмоции у человека вызваны чем-то личным со знаком минус. Дух рождается из таких необузданных страстей как бы сам собой, непроизвольно. А вот чтобы люди обращались в духов во имя мира для человечества и торжества логики – таких примеров, к сожалению, нет.

– Ну а во имя любви?

Осима сел на стул и задумался.

– Трудный вопрос. Не знаю, как ответить. Могу лишь сказать, что ни разу с подобными случаями не сталкивался. Возьмем, к примеру, «Луну в тумане» *, новеллу «Встреча в праздник хризантем». Читал?

– Нет.

– Эту книгу во второй половине периода Эдо написал Уэда Акинари. Действие происходит в «эпоху воюющих провинций»* . Уэда Акинари в каком-то смысле – писатель в стиле ретро, любитель поразмышлять о прошлом… В этой самой новелле подружились два самурая и поклялись быть друг другу братьями. Братство для самураев чрезвычайно важно, потому что дать такую клятву – это положить свою жизнь. Добровольно отдать ее за другого. Вот что это такое… Эти двое жили далеко друг от друга и находились на службе у разных господ. И один самурай сказал второму: «Что бы ни случилось, жди меня, когда расцветут хризантемы». «Хорошо, я готов, буду ждать», – ответил тот. Но в клане того друга, который обещал приехать, возникла какая-то заваруха, и его заключили под арест. Не разрешали выходить из дома. Письмо послать не мог. Так минуло лето, установилась осень и наступило время цветения хризантем. Самурай так и не смог исполнить своего обещания повидаться с другом. А обещание для самурая – превыше всего. Верность своему слову – дороже жизни. И тогда он сделал себе харакири, а его душа, преодолев дорогу в тысячу ри*, навестила друга в его доме. Любуясь цветами хризантем, они наговорились вволю и на этом его земной путь окончился. Очень красивая вещь!

– Но ради того, чтобы стать духом, ему ведь пришлось умереть.

– Да, – сказал Осима. – Стать духом во имя верности, любви и дружбы страшно трудно, почти невозможно. Для этого надо жизнь отдать. Жертвуешь своей жизнью и превращаешься в призрака. А если такое у живого человека получается – это, насколько я знаю, по злобе. От отрицательных мыслей.

Я задумался.

– Но то, о чем ты говоришь, – когда человек становится духом во имя любви в положительном смысле, – может, тоже бывает. Так глубоко я этот вопрос не изучал. Хотя всякое бывает, – продолжал он. – Любовь – такая штука, способна мир перевернуть. Так что все может быть.

– Осима-сан, а вы когда-нибудь влюблялись?

Он изумленно посмотрел на меня.

– Ну даешь! Интересно же ты о людях думаешь! Я же не баобаб какой-нибудь. У меня ведь по жилам тоже кровь течет. И что такое любовь, знаю.

– Да я не в том смысле… – промямлил я и покраснел.

– Все понятно, – сказал Осима и мягко улыбнулся.

Он уехал, а я пошел к себе, включил стереосистему и поставил на вертушку «Кафку на пляже». Установил переключатель на сорок пять оборотов, опустил иглу на пластинку и, поглядывая на карточку со словами песни, стал слушать.

КАФКА НА ПЛЯЖЕ

Я заводил пластинку три раза подряд, слушал и задавал себе вопрос: почему песня с такими словами была так популярна? Почему разошлось больше миллиона пластинок? Что в ней такого? Слова не особо замысловатые, но с каким-то символическим смыслом, я бы даже сказал – сюрреалистические. Не из тех, что сразу запомнишь и начнешь мурлыкать под нос. Но я слушал их, и с каждым разом они звучали все ближе, все притягательнее, вызывали отзвук в моем сердце. Странное ощущение… Слова складывались в образы, перерастали свой смысл, вставали передо мной, словно вырезанные из бумаги силуэты, которые оживали, начинали двигаться. Это происходило как во сне.

Прежде всего, у песни была замечательная мелодия. Красивая, без лишних выкрутасов. Но отнюдь не заурядная. Голос Саэки-сан гармонично сливался с этой мелодией, растворялся в ней. Ему недоставало силы, которая бывает у профессиональных певиц, в нем не было технического совершенства. И тем не менее ее голос ласково омывал сознание, подобно тому, как весенний дождь моросит по каменному мостику через ручей в саду. Саэки-сан пела, аккомпанируя себе на рояле, в сопровождении маленькой группы струнных и гобоя. Аранжировка даже для того времени достаточно незамысловатая – может, с деньгами были проблемы, когда пластинку записывали, но именно из-за отсутствия излишеств песня звучала свежо и ново.

В припеве два аккорда были просто удивительные. Остальные звучали простовато и довольно банально, однако эти два сильно отличались. Оригинальные. Послушав немного, понять, что это за музыка, было невозможно. Но в первый момент она привела меня в смятение. Скажу – хоть это и будет некоторым преувеличением: я даже почувствовал, что меня обманули. Я вдруг услышал какофонию, поколебавшую душу, выбившую почву из-под ног. Будто в незаметную щель неожиданно ворвался порыв ледяного ветра. Но припев кончился, и опять зазвучала та же красивая мелодия, возвращая слушателей в мир гармонии и человеческих симпатий. Сквозняк прекратился. И вот песня кончилась – прозвучал последний аккорд рояля, затихая, отзвенели струнные, и гобой, как бы подводя черту, еще звучал в ушах. Слушая «Кафку на пляже» снова и снова, я, в общем, начал понимать, чем эта песня так брала за душу. В ней откровенно и в то же время тонко сочетались природный талант и бескорыстное сердце. Сочетание настолько органичное, что к нему вполне подошел бы эпитет «чудесное». Застенчивая девятнадцатилетняя девушка из провинции вспоминает своего возлюбленного, который сейчас от нее далеко. Она пишет стихи, сочиняет к ним музыку, садится за рояль и просто поет, не жеманничая, не кривляясь. Это песня не для публики, а для самой себя, чтобы хоть немного согреть свое сердце. И ее бесхитростная чистота достигает цели, постепенно отыскивая дорогу к людским сердцам.