Кафка на пляже - Мураками Харуки - Страница 51

– Какие-то пиявки с неба нападали. Кучи целые, – безразлично проговорил он. – Машины их колесами давили, размазали по дороге, вот и занесло. Так что не будем торопиться. Поедем тихонько. Тут еще одно происшествие. Толпа местных, на мотоциклах… Вроде, кто-то разбился. Пиявки… мотоциклисты эти клепаные. Адская смесь! Подбросили полиции работенки.

Парень медленно и осторожно стал выезжать со стоянки, но шины все равно скользили по асфальту. Всякий раз ему приходилось слегка подрабатывать рулем, чтобы машину не уводило в сторону.

– Ну и ну! Ты погляди, сколько! – говорил он. – Во, скользь-то! Гадость какая, эти пиявки! Эй, дедуля! А к тебе когда-нибудь пиявки присасывались?

– Нет. Насколько Наката помнит, с ним такого не бывало.

– А я вот рос в Гифу, в горах. Ко мне сколько раз припиявливались. Идешь по лесу, могут сверху свалиться. В речке к ногам присасываются. Я на этих пиявках собаку съел. Пиявки – это ж такие твари… Присосутся – хрен оторвешь. Особенно большие, так впиваются, что даже с кожей отдираешь. Следы остаются. Их только прижигать. Такая дрянь! Прилипнут к тебе и кровь сосут. Сосут, сосут и раздуваются. Тьфу ты! Вот ведь дрянь! Скажи?

– Да-да. Конечно, – согласился Наката.

– Но чтоб пиявки градом с неба прямо на стоянку падали… Такого не бывает. Это ж не дождик. Кто про такую чушь собачью когда слыхал? Да здесь о пиявках никто понятия не имеет. Пиявки с неба? Это ж надо!..

Наката оставил эту тираду без ответа,

– Вот в Яманаси несколько лет назад нашествие сороконожек было. Тогда тоже колеса скользили – ого-го! Аварий столько было! Железная дорога встала, электрички не ходили. Но эти сороконожки с неба не падали. Приползли откуда-то. Понятное дело.

– Наката тоже в Яманаси был. Давно. В войну.

– Э-э? В какую еще войну? – спросил водитель.

Глава 21

НОЖ УБИЙЦЫ ОБОРВАЛ ЖИЗНЬ

СКУЛЬПТОРА КОИТИ ТАМУРЫ

МОРЕ КРОВИ НА ПОЛУ В КАБИНЕТЕ

СОБСТВЕННОГО ДОМА

30 мая, во второй половине дня, скульптор с мировым именем Коити Тамура (5… лет) был найден мертвым в кабинете своего дома в Ногата, в токийском районе Накано. Он был обнаружен женщиной, помогавшей ему по хозяйству. Г-н Тамура лежал лицом вниз, совершенно обнаженный, на залитом кровью полу. В комнате были обнаружены следы борьбы. Это позволяет предположить, что произошло убийство. Орудием преступления стал взятый на кухне нож, оставленный в боку убитого.

По расчетам полиции, убийство произошло 28-го вечером. Г-н Тамура жил один, поэтому тело обнаружили только через два дня. Г-н Тамура получил несколько глубоких колотых ран в грудь, которые были нанесены острым ножом для разделки мяса. Можно полагать, что смерть наступила практически мгновенно из-за обильного кровотечения из сердца и легких. У г-на Тамуры сломано также несколько ребер: видимо, убийца обладал довольно большой физической силой. На данный момент полиция ничего не сообщала об отпечатках пальцев, оставшемся после смерти г-на Тамуры имуществе и других связанных с его убийством обстоятельствах. Подозреваемых в совершении этого преступления пока, по имеющимся данным, тоже нет.

Судя по отсутствию беспорядка в доме и тому, что ценности и бумажник покойного остались нетронутыми, есть мнение, что убийство было совершено на почве личной неприязни. Дом г-на Тамуры расположен в тихом районе. Соседи не слышали никаких подозрительных звуков в то время, когда произошло преступление, и не скрывали удивления, узнав о нем. Г-н Тамура жил, не выделяясь, с соседями почти не общался, и никто в округе не заметил ничего необычного.

Г-н Тамура жил вместе с 15-летним сыном. По словам приходившей к ним женщины, дней десять назад он куда-то исчез. Все это время его не видели и в школе. Полиция уточняет его местонахождение.

Кроме дома, г-н Тамура имел в городе Мусасино офис-мастерскую. По словам работающей там секретарши, все дни накануне убийства он работал там как обычно. А в день убийства она несколько раз пыталась позвонить ему домой по делу, но все время включался автоответчик.

Г-н Тамура родился в 2… году Сева в городе Кокубундзи, префектура Токио. Поступил на факультет ваяния Токийского университета искусств. С тех пор он создал большое количество отличающихся яркой индивидуальностью работ и вызвал много разговоров о новой волне в искусстве ваяния. Его свежий, оригинальный стиль, выходящий за рамки существующих представлений и воплотившийся в теме последовательного предметного выражения подсознания, снискал мировое признание. Наибольшей известностью пользуется крупная серия работ мастера, объединенная общим названием «Лабиринт». В этих работах скульптор посредством раскрепощенной безудержной фантазии стремится к красоте и вдохновению, облеченным в форму лабиринта. Г-н Тамура – почетный профессор Университета искусств **; на проходившей два года назад в Музее современного искусства в Нью-Йорке выставке…

Дальше я читать не стал. В газете были снимки – ворота нашего дома и фото отца, сделанное, когда он был помоложе. С ними газетная полоса выглядела довольно зловеще. Сложив вчетверо газету, я бросил ее на стол. Молча присел на кровать, закрыл глаза руками. В ушах стоял глухой гул. Гудело долго, на одной и той же ноте. Я потряс головой, но гул не прекращался.

Я был в своей комнате. Начало восьмого. Мы с Осимой только что закрыли библиотеку. За несколько минут до этого на своем тарахтевшем «гольфе» укатила домой Саэки-сан. В библиотеке только мы вдвоем. И этот непрерывный, действующий на нервы гул в ушах.

– Газета позавчерашняя. Статья появилась, когда ты сидел в горах. Я прочитал и подумал: а этот Коити Тамура случаем – не твой отец? Потому что многое совпадает. Конечно, надо было вчера тебе сказать, но я посчитал, что тебе лучше сначала устроиться здесь как следует, а уж потом…

Я кивнул, не отрывая ладоней от глаз. Осима сидел нога на ногу за столом на вращающемся кресле и смотрел на меня. Сидел и молчал.

– Это не я его убил.

– Понятное дело, – сказал он. – Ты же в тот день до вечера просидел здесь, в библиотеке, читал. По времени никак бы не получилось: съездить в Токио, убить отца и снова вернуться в Хакамаду.

Однако у меня такой уверенности не было. В голове я высчитал, что отца убили как раз в тот день, когда у меня вся Рубаха оказалась выпачкана кровью.

– Но тут написано, что полиция тебя разыскивает. Видно, как важного свидетеля.

Я кивнул.

– Пожалуй, все будет проще, если тебе не прятаться и не бегать, а прийти здесь в полицию и четко доказать свое алиби. Я, конечно, тоже подтвержу.

– Но тогда меня отправят в Токио.

– Да уж, наверное. У тебя же такой возраст, что ты должен получить обязательное образование. Разъезжать, куда захочешь, ты не сможешь. По идее, у тебя еще должен быть опекун.

Я покачал головой.

– Я никому ничего объяснять не собираюсь. И возвращаться не хочу – ни домой, ни в школу.

Осима замолчал и взглянул мне прямо в глаза.

– Это ты сам решай, – тихо сказал он. – Я считаю, у тебя есть право жить так, как ты хочешь. А сколько лет человеку – пятнадцать или пятьдесят один – не важно. Но, к сожалению, моя точка зрения с общепринятой не совпадает. Допустим, ты выбираешь такой путь: «Никому ничего объяснять не собираюсь. Да пошли вы все». В таком случае тебе придется долго уклоняться от встреч с полицией, избегать общества. Это сурово! Тебе всего пятнадцать лет пока, много еще впереди. Ты как? Готов?

Я молчал.

Осима взял газету и еще раз проглядел заметку.

– Они пишут, у отца твоего, кроме тебя, никого нет.

– Мать еще есть и сестра. Но они давно ушли из дому и где сейчас – не знаю. Но даже если бы и знал… Все равно они на похороны вряд ли поедут.