К югу от границы, на запад от солнца - Мураками Харуки - Страница 16

— Хадзимэ, ты такой симпатичный теперь. Лучше, чем раньше. Крепкий, солидный мужчина.

— Это из-за плавания, — выдавил я наконец. — Еще в школе начал заниматься и все плаваю.

— Хорошо уметь плавать. Я с детства мечтала.

— Да... Любой может научиться. — Как только эти слова слетели с языка, я тут же вспомнил о ее ноге. Что ты несешь, идиот?Ярастерялся, хотел сказать что-нибудь поумнее, но ничего не придумал. Полез в карман брюк за сигаретами и вспомнил, что бросил курить пять лет назад.

Симамото наблюдала за моей суетой, ничего не говоря. Потом подняла руку, подзывая бармена, и с улыбкой заказала еще дайкири. Она всегда улыбалась, когда кого-то о чем-нибудь просила. Улыбалась так приветливо, что хотелось взять и унести ее улыбку с собой. Будь на ее месте какая-нибудь другая особа, боюсь, от ее улыбочек мне бы стало тошно. Но когда улыбалась Симамото, казалось, весь мир улыбается вместе с ней.

— А ты все так же любишь голубой цвет, — проговорил я.

— Да. Голубой — мой любимый. Хорошая у тебя память.

— Я почти все про тебя помню. Помню, как карандаши точишь, сколько сахару в чай кладешь.

— Ну и сколько?

— Два куска.

Она чуть прищурилась и посмотрела на меня.

— Скажи, Хадзимэ, зачем ты тогда следил за мной? Восемь лет назад.

— Я точно не знал, ты это или нет, — вздохнул я. — Походка — точно как у тебя. И в то же время что-то не твое, чужое. Я сомневался, вот и стал за тобой следить. Хотя нет, «следить» — не то слово. Думал, как бы улучить момент и заговорить.

— Что ж не заговорил? Почему прямо не подошел и не убедился? Так быстрее вышло бы.

— Не знаю, — ответил я. — Что-то меня удержало. Да я бы и сказать ничего не смог.

— Я тоже не сообразила, что это ты, — сказала Симамото, покусывая губы. — Подумала: надо же, какой-то тип увязался. Испугалась. Правда. Мне стало очень страшно. И только когда села в такси и перевела дух, меня вдруг осенило: «А вдруг это Хадзимэ?»

— Симамото-сан, я в тот день кое-что получил... Не знаю, какие у тебя отношения с тем человеком, но...

Она приложила к губам указательный палец и слегка покачала головой, будто хотела сказать: «Не будем об этом, хорошо? Никогда больше не спрашивай».

—Ты женат? — решила сменить тему Симамото.

— Двое детей. Девочки. Маленькие еще.

— Здорово. Ты, наверное, прекрасно смотришься вместе с дочками. Мне так кажется. Почему? Даже не знаю. Это не объяснишь.

— Интересно.

— Просто мне так кажется, — улыбнулась Симамото. — Зато в семье не один ребенок.

— Я не нарочно. Как-то само собой получилось.

— Ну и как ощущения? Все-таки две дочки...

— Странно как-то. У старшей в детском саду больше половины детей — одиночки, ни братьев, ни сестер. Не то, что в наше время, в детстве. В городах сейчас почти у всех по одному ребенку.

— Мы с тобой слишком рано родились.

— Наверное, — сказал я и рассмеялся. — А теперь остальное человечество нас догоняет. Дома дочки все время вместе играют. Смотрю и удивляюсь. Они совсем иначе растут. Маленький я всегда играл один и думал, все дети так играют.

Трио закончило «Корковадо», посетители захлопали. Ближе к ночи музыканты играли как-то душевнее, отдавали больше тепла. В перерывах пианист потягивал из стакана красное вино, басист курил.

Симамото пригубила коктейль и заговорила:

— Знаешь, по правде сказать, я сильно сомневалась, стоит ли мне сюда идти. Почти месяц колебалась, мучилась. Листала какой-то журнал, вижу — про тебя написано. Оказывается, у тебя бар в этом районе. Сначала я подумала, что в журнале что-то перепутали. Не могла представить тебя за таким занятием. Не твой профиль. Но имя было твое, фотография — тоже твоя. Выходит, и вправду ты. Очень рада была снова тебя увидеть, хоть и на фото. Но стоит ли нам встречаться, я не знала. Мне казалось, это ни к чему. Может, так было бы лучше нам обоим. Довольно с меня и того, что ты жив-здоров.

Я слушал ее молча.

— И все-таки раз уж ты отыскался, я решила сюда заглянуть. Пришла, села и тут же тебя увидела. Сижу и думаю: если он меня не узнает, уйду потихоньку и все. И вот не вытерпела. Все же столько не виделись, надо подойти поздороваться.

— Но почему? — спросил я. — Я имею в виду, почему ты решила, что нам лучше не встречаться?

Симамото задумчиво провела пальцем по краешку стакана.

— Подумала, что ты начнешь меня об всем расспрашивать. Замужем ли я, где живу, чем эти годы занималась. Ведь так?

— Но это же естественно...

— Да-да. Естественно.

— Тебе не очень хочется об этом говорить, да? Она растерянно улыбнулась и кивнула. Казалось, у нее тысяча разных улыбок.

— Ты прав. Не хочется. А почему — не спрашивай.

Не хочу о себе рассказывать. Странно это, конечно. Можно подумать, я нарочно тумана напускаю, изображаю из себя что-то. Поэтому и сомневалась, нужно ли нам встречаться. Боялась показаться надутой, неестественной. Вот из-за чего не хотела сюда идти.

— А еще из-за чего?

— Еще разочароваться боялась.

Я посмотрел на стакан в ее руке. Перевел взгляд на прямые, спадавшие до плеч волосы, тонкие красивые губы. Заглянул в глубокие темные глаза. Из-за складочек над веками лицо казалось глубокомысленным. Они почему-то напомнили прочерченную очень далеко линию горизонта.

— Ты мне в детстве очень нравился, и не хотелось разочароваться при встрече.

— Ты разочарована? Симамото легко качнула головой:

— Я сидела и наблюдала за тобой. Сначала ты показался чужим — такой большой, в костюме. Но потом пригляделась и поняла: нет, это Хадзимэ, тот самый Хадзимэ, из детства. И знаешь, что интересно? Я заметила, что твои манеры, движения... ничего почти не изменилось. Осталось, как у двенадцатилетнего мальчишки.

— Разве? — Я попробовал выдавить из себя улыбку, но получилось как-то не очень.

— Руки, глаза, привычка барабанить по чему-нибудь кончиками пальцев, упрямо хмурить брови — все как раньше. Ничего в тебе не изменилось, хоть и костюм от Армани надел.

— Не от Армани, — поправил я. — Рубашка и галстук — от Армани, а костюм нет.

Симамото улыбнулась.

— Я давно мечтал увидеть тебя. Встретиться, поговорить. Я так много хотел тебе сказать.

— И я хотела тебя видеть, — сказала она. — Но ты все не приходил. Понимаешь или нет? Я очень тебя ждала, когда вы в другой город переехали. Ну почему ты не приезжал? Знаешь, как мне было грустно? «Все, — думала я. — Завел на новом месте новых друзей и забыл меня совсем».

Симамото вдавила сигарету в пепельницу. Ее ногти, тщательно отполированные, покрытые прозрачным лаком, напомнили мне миниатюрные украшения. Очень изящные и незаслуженно недооцененные.

— Я боялся.

— Боялся? — спросила она. — Чего? Кого? Уж не меня ли?

— Нет, не тебя. Боялся быть отвергнутым. Я же еще мальчишкой был, и до меня не доходило, что ты можешь меня ждать. А вдруг пошлешь меня куда подальше? Вот чего я боялся. Как бы ты не подумала, что я навязываюсь. Так и перестал к вам ходить. Стало казаться: раз уж все так плохо, пусть хоть добрые воспоминания останутся, когда мы дружили, были вместе.

Чуть наклонив голову, Симамото катала на ладони орешек кешью.

— Да, нескладно как-то получилось.

— Это точно, — согласился я.

— Но ведь мы так долго дружили. После тебя у меня больше не было друзей — ни в школе, ни в университете. Я всегда и везде была одна и все время воображала, что ты здесь, рядом, и как это здорово. Или как, на худой конец, мы с тобой переписываемся. Все могло быть совсем иначе. И жить было бы куда легче.

Она немного помолчала и продолжила:

— Не знаю, почему так вышло, но в седьмом классе дела в школе у меня совсем разладились, и я все больше стала замыкаться в себе. Будто замкнутый круг какой-то.

Я кивнул.

— В начальной школе до самого конца никаких проблем не было, а стала старше — все пошло наперекосяк. Жила, как в колодце.

Знакомое чувство. После университета оно почти десять лет меня преследовало, пока я не женился на Юкико. Начинается с чего-то одного — и пошло-поехало, посыпалось карточным домиком. И никак из-под этого обвала не выбраться. Если только кто-нибудь не вытащит.