Библиотека приключений в пяти томах. Том 2 - Беляев Александр Романович - Страница 59

— За такие исследования надо давать Нобелевскую премию!

Утамаро холодно взглянул на Даню.

— Не разделяю вашего восторга. Эти работы носят чисто описательный характер. В них отсутствуют конкретные данные о процессах модификации политических слухов в ходе распространения и совсем нет количественных данных, характеризующих поведение советских перципиентов. А они, согласно классификации Левитта, делятся на две категории: rumour-prone — верящие слухам и rumour-resistant — относятся критически к слухам.

— А разве политические слухи не подчиняются общим законам? — спросил я.

Утамаро еле заметно кивнул головой.

— Разумеется, формулы Олпоста и Кораса о силе слухов и закон Хайяма о стадийности изменения слухов распространяются на слухи во всех странах, но Бауэр и Глейхер убедительно показали некоторые специфические особенности политических слухов и, в частности, довольно большую амплитуду колебаний процента достоверности в слухах. Поэтому необходимо собрать как можно больше данных о формах реагирования перципиентов в зависимости от их профессии, возраста и этнической принадлежности.

— Но такие данные очень трудно собирать. Сведения о них можно добыть только агентурным путем на месте. В этом заключается главная трудность.

— Надо собирать данные о политических слухах и как следует изучить поведение перципиентов в разных странах, чтобы сделать выводы для нашей серой и черной пропаганды и для практической работы наших призраков. История свидетельствует о том, что с помощью слухов можно легко вызывать массовые убийства и мятежи. Возьмите погром корейцев в Токио в 1923 году и ламаистское восстание в Лхасе в 1959 году — во всех этих случаях слухи сыграли роль запала.

— А для Африки, пожалуй, наиболее поучителен лхасский пример, — сказал Даню.

Утамаро кивнул головой.

— Лхасский пример, связанный с восстанием религиозных фанатиков, и пример с бунтом в Японии в 1876 году, когда всем японцам было приказано сбрить косичку на голове. Тогда пошел слух о том, что сгниют мозги, и начались эксцессы. Но ближе всего нам северородезийский пример, где бунтовали секты лумпа и апостолов. Возьмите в библиотеке брошюру об этих бунтах сектантов. А в прошлом году мы проводили специальные практические занятия по пусканию слухов в некоторых районах Центральной Африки путем использования колдунов. И нам удалось проследить кривую роста охвата людских контингентов слухами, быстроту движения этих слухов и процесс модификации их содержания и тональности. Этот эксперимент наглядно показал нам, что религиозные фанатики и контингента суеверных — самое удобное горючее для подрывных слухов. И еще отличное горючее — большие скопления женщин во время продовольственных затруднений. Идеальный материал.

Даню спросил:

— А вот интересно… Зорге ведь изучал японский язык, историю Японии и прочее.

— Да, — подтвердил Утамаро. — Когда его арестовали, дома у него нашли большую библиотеку, он изучал даже японские литературные памятники восьмого века начиная с “Кодзики”. Недаром в своих записках, написанных в тюрьме, он писал, что если бы жил в обстановке мира, то стал бы ученым. Свою секретную работу он вел именно как ученый.

— Наверно, изучал ниндзюцу, — сказал Даню.

— Исходя из того, что он изучал основательно японскую литературу и историю Японии, можно полагать, что ему, конечно, было известно ниндзюцу хотя бы по книгам Ито Гингецу, Фудзита Сейко и других современных популяризаторов этой самурайской науки.

Даню произнес с льстивой улыбкой:

— К экзамену по ниндзюцу мы будем готовиться с удовольствием. Такой интересный предмет.

Утамаро шевельнул головой, и стекла его очков заблестели, скрыв глаза, — он умел поворачивать голову именно с таким расчетом.

— Насчет удовольствия не ручаюсь. Экзамен будет трудный. Я беспощаден и особенно буду гонять по двум разделам ниндзюцу — руморологии и кудеталогии.

И тут же пояснил:

— Руморология — это прикладная наука о слухах, а кудеталогия — о переворотах.

г) КУДЕТАЛОГИЯ

Лекции по ниндзюцу сильно выматывали нас. Надо было подробно записывать и сейчас же зашифровывать эти записи — я пользуюсь изобретенной мной системой, о которой уже писал вам во втором или третьем донесении, затем просматривать ту литературу, с которой Утамаро предлагал ознакомиться, делать нужные выписки и опять зашифровывать их.

А список литературы, которую надо просматривать, был довольно большой. В общем свободного времени оставалось мало — мы с Даню работали до поздней ночи.

Но Даню все-таки ухитрялся выкраивать время для развлечений — ходил в кегельбан при клубе деловых людей и в американский клуб — на закрытые просмотры фильмов, не предназначенных для проката, и еще встречался с о.а.–2.

Несколько раз я видел их, когда возвращался из библиотеки домой. Она как будто повзрослела на пять лет — беспечное, игривое выражение лица сменилось серьезным, задумчивым. Даню шел на два-три шага впереди, подчеркивая пренебрежение к ней.

А с Гаянэ я в течение всего периода слушания лекций Утамаро встретился только один раз. Инициатива исходила от нее — она позвонила и сказала, что у нее есть экстренное дело ко мне. Мы встретились около ее конторы — в книжном магазине.

Впервые я увидел ее в очках — они придавали ей строгий, но элегантный вид. Я сказал, что у меня очень много работы, — прибыли партии экземпляров библии и евангелия на сомалийском, хаусском и канурском языках, надо распределять эту литературу по районам.

— У меня вот какое дело… — Гаянэ поднесла мизинец к переносице и поправила очки. — С Вильмой получается нехорошо, у нее сильная депрессия. Судя по всему, ваш друг вскружил ей голову… Не знаю, насколько далеко у них зашло дело…

Гаянэ слегка покраснела и нахмурилась — рассердилась сама на себя. Я осторожно коснулся ее руки.

— Я знаю, что у них только флирт. Значительно более активный, чем у нас, потому что…

Гаянэ быстро перебила меня:

— Ваш друг знает, что нравится Вильме, и явно издевается над ней. Я решила повлиять на нее — пусть порвет с вашим другом.

Я улыбнулся.

— А что требуется от меня? Найти для Даню другую?

Гаянэ посмотрела на меня — сквозь очки ее глаза казались ледяными.

— Очевидно, у вас в библиотечном складе, кроме библий… — она говорила, не разжимая зубов, — имеется много скучающих девиц. И для себя, наверно, тоже нашли. Поэтому некогда было даже позвонить мне.

Я рассмеялся. Гаянэ сердито отвернулась, но через некоторое время сняла очки — стала обычной. Я проводил ее до дома — по дороге мы зашли в магазин Родригиша и купили для ее мамы китайские домашние туфли. Гаянэ обратила внимание на то, что магазин португальца был заполнен китайскими товарами, начиная с фарфоровых сервизов и кончая бамбуковыми спиночесалками.

— Через недели две, — сказал я, — расправлюсь со всей священной литературой, которая помогает африканцам попасть в рай, и целый месяц подряд буду ходить с вами в кино или помогать вам покупать подарки маме.

— Кстати, надо купить подарок дяде Гургену. Завтра получу жалованье, а послезавтра день его рождения. Куплю ему стереофон.

— Это страшно дорого.

— Я очень люблю дядю. Он часто рассказывает мне о папе. А таких людей, каким был мой папа, нет на свете.

Перед тем как проститься со мной, Гаянэ опять надела очки и строгим тоном сказала мне:

— Мне все-таки не нравится Даню. И еще больше не нравится, что он ваш друг. Неужели у вас есть что-нибудь общее? Для меня вы… то есть мне…

Она не договорила и быстро юркнула в дом. Вернувшись к себе, я взял карточку “Ход обработки о.а.–1” и сделал очередные пометки в графах поведения, интереса к темам разговоров, речевых реакций и смен интонаций и настроений. Но графу выводов я на этот раз оставил незаполненной — не стоит торопиться с заключением. Просто долго не виделись, и она немножко соскучилась. Во всяком случае, то, что она каждый раз говорит мне о своих родных и особенно об отце, — это хороший симптом.