Дэнс, дэнс, дэнс - Мураками Харуки - Страница 25

Я нервно сглотнул слюну. В мертвой тишине это прозвучало так, словно по пустой металлической бочке шарахнули ломом. А ведь я просто сглотнул слюну…

Звуки явно были громче, чем полагалось. Все как она говорила… Кстати. Надо же постучать. Я должен постучать в эту дверь…

И я постучал. Не раздумывая, машинально. Совсем несильно: тук-тук. Вроде как — не услышат, так и бог с ним. Но раздался такой грохот, что я чуть не оглох. Грохот, от которого леденела душа, тяжелый, как шаги самой Смерти.

Затаив дыхание, я ждал, что будет.

Вначале ничего не было. Пришла тишина — долгая, как она и рассказывала. Насколько долгая — сказать не берусь. Может, пять секунд, а может, с минуту. Длина Времени не считывалась в такой темноте. Время пульсировало, то растягиваясь, то сокращаясь. И я сам растягивался и сокращался вместе с ним — без единого звука. Время выгибалось из своих форм — и я выгибался из форм вслед за ним. Как отражение в кривом зеркале.

И наконец я услышал это. Неестественно громкий шорох. Будто ворошили огромную кучу тряпья. Кто-то тяжелый поднялся с пола. И раздались шаги. Медленно-медленно они приближались ко мне. То ли в шлепанцах, то ли приволакивая ноги — шур-р-р! Шур-р-р! — что-то страшное двигалось прямо на меня. Что-то нечеловеческое, сказала она. Это точно. Человек так ходит не может. Это что-то другое. Что в обычном мире не может существовать. А здесь — существует…

Я не побежал. Сорочка взмокла от пота и прилипла к спине. Но странно — чем ближе раздавались шаги, тем меньше страха оставалось в душе. Все в порядке, сказал я себе. Никто ничего плохого мне не сделает. Я вдруг понял это очень явственно. Бояться нечего. Пусть все идет как идет. Все будет хорошо. Какой-то теплый водоворот засасывает меня… Я стиснул ручку двери, задержал дыхание и зажмурил глаза. Все хорошо. Мне не страшно. В кромешном мраке я слышу, как оглушительно бьется сердце. Моё сердце. Я растворяюсь в этом биении, я — его составная часть. Бояться нечего, говорю я себе. Просто все собирается в одно целое…

Звук шагов обрывается. Чем бы это ни было — сейчас оно стоит прямо передо мной. И глядит на меня в упор. А я стою с закрытыми глазами. Включилось! — вдруг понял я. Самые разные вещи, места и события замкнулись-таки на меня. Берега Нила, Кики, отель “Дельфин”, старенький рок-н-ролл — все это собралось в единую цепь и заработало. Натертые благовониями тела нубийских аристократок. Бомба, отсчитывающая последние секунды в старом особняке. Сияние прошлого, старые звуки, старые голоса…

— Мы ждали тебя, — сказало Оно. — Давно ждали. Входи.

И даже не открывая глаз, я узнал его.

Это был Человек-Овца.

11

Мы разговаривали за старым столом. Маленьким круглым столом, на котором горела единственная свеча в грубой глиняной плошке. Три этих предмета, можно сказать, и составляли всю мебель в помещении. Даже стульев не было, и мы уселись на стопки старых книг.

Это была комната Человека-Овцы. Длинная, узкая, тесная. Стены и потолок поначалу напомнили мне старый отель “Дельфин”, но, приглядевшись, я уже не видел ничего общего. Напротив входа — окно. Заколочено досками изнутри. Заколочено очень давно: щели между досками забиты пепельно-серой пылью, гвозди побурели от ржавчины. Больше в комнате не было ничего. Не комната, а каменный ящик из потолка и стен. Ни лампы под потолком. Ни шкафа. Ни туалета. Ни койки. Спал он, надо полагать, на полу, завернувшись в овечьи шкуры. Весь этот пол — кроме узенькой тропинки, по которой с трудом прошел бы один человек, — был завален старыми книгами, газетами и подшивками документов. Бумага порыжела от времени; кое-что изъели черви, кое-что перемешалось в уже невосстановимом беспорядке. Я пробежал глазами по заголовкам: все они так или иначе касались истории овцеводства на Хоккайдо… Так вот куда перекочевали архивы старого отеля “Дельфин”! Там, в старом отеле, один этаж занимали архивы с документами про овец. И старик-профессор, отец управляющего отелем, самолично следил за бумагами… Где они теперь, эти странные люди? Что с ними стало?..

В тусклом свете беспокойного пламени Человек-Овца долго разглядывал мое лицо. Огромная тень Человека-Овцы зловеще подрагивала на серой, в грязных разводах стене за его спиной. Невероятно разбухшая, будто намеренно преувеличенная тень.

— Давненько не виделись, а? — произнес Человек-Овца из-под маски. — А ты почти не изменился. Похудел, что ли?

— Похудеешь тут…

— Что там в мире? Ничего новенького? Долго здесь поживешь — перестаешь понимать, что на свете творится…

Я закинул ногу на ногу и покачал головой.

— Все как всегда. Отметить особо нечего. Пожалуй, сложнее немного стало, и все. Скорость выросла у вещей и событий… Но в целом то же самое. Принципиально нового — ничего.

Человек-Овца закивал головой.

— Стало быть, новая война еще не началась?

Я понятия не имел, какую из войн он считает последней, но на всякий случай опять покачал головой.

— Нет, — сказал я. — Еще не началась.

— Значит, скоро начнется! — произнес он тускло, без выражения и быстро-быстро потер руки в перчатках. — Ты уж поберегись. Не хочешь быть убитым — держи ухо востро. Война обязательно будет. Всегда. Не бывает, чтоб ее не было. Даже если кажется, что ее нет, она все равно есть. Люди в душе любят убивать друг друга. И убивают, пока хватает сил. Силы кончаются — они отдыхают немного. А потом опять продолжают убивать. Так устроено. Никому нельзя верить. И это никогда не изменится. И ничего тут не поделаешь. Не нравится — остается только убежать в другой мир.

Овечья шкура на нем казалась куда грязнее, чем раньше. Шерсть по всему телу засалилась и свалялась. Маска на лице тоже казалась потрепаннее той, что я помнил. Как будто все это было лишь дежурной сменой его обычной одежды. Хотя, возможно, мне просто так показалось — из-за этих сырых обшарпанных стен и тусклого мерцания свечки. А может, и оттого, что память наша вообще запоминает все в несколько лучшем виде, чем на самом деле. И все же — не только одеяние Человека-Овцы, но и сам он выглядел гораздо изможденнее и потрепаннее, чем прежде. За четыре года он постарел и скукожился. Время от времени он глубоко вздыхал, и эти вздохи странно резали слух. Будто что-то застряло в железной трубе — как ни продувай, лишь клацает о стенки и никак не выскочит наружу.

— Мы думали, ты придешь быстрее, — сказал Человек-Овца. — Потому и ждали все время. Недавно кто-то еще приходил. Мы подумали — ты. А оказалось — не ты. Кто-то забрел по ошибке. Странно. Другим так просто сюда не попасть. Но это ладно. Главное — мы думали, ты придешь гораздо быстрее.

Я пожал плечами.

— Я, конечно, догадывался, что приду. Что нельзя будет не прийти. Только решиться не мог… Часто сон видел. Об отеле “Дельфин”. Один и тот же сон, постоянно. Но чтобы решиться, потребовалось время.

— Ты хотел об этом месте забыть?

— Хотел, — признался я. — И даже забыл наполовину… — Я посмотрел на свои пальцы. Тени меж них слегка подрагивали в беспокойном мерцании свечи (“Сквозняк?” — удивился я про себя). — А забытое наполовину хотелось забыть совсем. И жить так, словно ничего не было…

— И все из-за твоего погибшего друга?

— Да, — ответил я. — Все из-за моего погибшего друга.

— Но в итоге ты все равно пришел сюда, — сказал Человек-Овца.

— Да, в конце концов, я вернулся, — кивнул я. — Не вышло у меня про это забыть… Только начну забывать — тут же что-нибудь снова напомнит. Наверное, оно, это место, очень много для меня значит. Постоянно кажется, будто я — его составная часть… Сам не знаю, что я этим хочу сказать, но… чувствую это очень ясно. Особенно во сне. Кто-то плачет и зовет меня. Почему я и решился прийти… Но ты все-таки объясни мне — что это за место? Где я сейчас нахожусь?

Человек-Овца очень долго смотрел на меня в упор. А потом покачал головой:

— Подробно мы и сами не знаем… Здесь очень просторно. И очень темно. Насколько просторно и насколько темно — это нам неизвестно. Мы знаем только об этой комнате. Об остальном — не знаем. Потому и рассказывать особенно нечего… Но раз ты все-таки пришел сюда — значит, тебе пора было прийти. Мы уверены. В этом не сомневайся. Значит, кто-то действительно о тебе плачет. И действительно в тебе нуждается. Если ты это чувствуешь — значит, так оно и есть. Вот и сюда ты вернулся не случайно. Как птица в родное гнездо. В природе так часто бывает. Не пожелай ты вернуться — считай, что и места бы этого не было…