Повелитель земного предела - Мунн Уорнер - Страница 40

В город ведут пять главных ворот и шестьдесят восемь небольших входов в длинной стене, каждый из которых имеет около десяти футов ширины и защищен выступающим за стену оборонительным сооружением. Из этих укреплений защитники Майяпана могут вести продольный обстрел внешней стороны крепостного вала.

В венчающем вал частоколе тоже есть проемы, снабженные калитками – легко закрывающимися и легко обороняемыми.

Во многих недоступных для врага местах к валу пристроены (или врезаны прямо в него) небольшие платформы. На них постоянно – кроме тех случаев, когда посты находятся под прямым огнем – несут дозор часовые. Это исключает любую возможность неожиданной атаки.

В Северной крепости располагался военный лагерь, который приходилось атаковать с равнины, ибо Средняя и Южная крепости были надежно защищены глубокими ущельями с отвесными и осыпающимися стенами. Оказавшегося в сих ущельях неприятеля Ждала неминуемая гибель, хотя в городе над ним находились лишь жены и дети воинов.

По оценкам наших разведчиков, в военном лагере, интересующем нас в первую очередь, нападения ожидало по меньшей мере сорок тысяч человек: полностью вооруженных, весьма энергичных (если верить донесениям) и беспрестанно совершенствующих свое боевое искусство.

Около двадцати тысяч воинов занимало позиции в смежной крепости, на валу и на внешних укреплениях. В Южной же крепости обосновалось все гражданское население города.

Итак, здесь был последний оплот майя. Общим числом приблизительно в сто пятьдесят тысяч человек, собрались они со всем своим домашним имуществом и боевым оружием в сей цитадели, которую возвели в качестве убежища еще во время первого своего похода на Тлапаллан.

Долго предкам современных майя и их рабам пришлось таскать на спинах корзины с землей, емкостью от пека до половины бушеля, прежде чем поднялись наконец эти огромные валы. Здесь пришельцы обрели дом, из этих стен распространились по всей стране и выросли в могучий народ.

Теперь, пожиная плоды своей жестокости, они вернулись назад, дабы узреть все некогда подвластное им общество восставшим против них. И снова стены Майяпана оказались достаточно просторными, чтобы вместить в себя весь народ майя: столь велики были его потери во время недавних военных действий.

– Захватите Майяпан, – сказали разведчики, – и весь Тлапаллан будет вашим.

Итак, чуть больше трех недель стояли мы в Кольхуакане и ежедневно принимали новобранцев. По двое, по трое и целыми десятками они стекались к нам – дикие обитатели равнин, потерявшие жен и детей, оборванные, свирепые и нищие. Они никогда не улыбались, не смеялись и большую часть времени проводили в одиночестве, затачивая ножи и топорики или тренируясь в стрельбе из лука. Покрытые шрамами и искалеченные, сбегались в наше войско тлапалликские рабы, похожие на забитых псов Они сжимались всем телом, когда с ними заговаривали слишком резко, но в глубине их взглядов мерцала скрытая ненависть, словно желтый блеск в глазах древесной кошки.

Они приносили с собой собственную краску для тел. И всегда черную.

– Неужели в ваших сумках нет красок повеселее? – обратился я как-то к группе новичков.

Один пожилой раб, покрытый незаживающими рубцами от ударов плети, взглянул на меня и мрачно ответил:

– За стенами Майяпана мы раздобудем красную краску.

Холодок пробежал у меня по спине. Я повернулся и пошел прочь, а позади раздались сдавленные гортанные звуки, которые считаются у этих людей с железными сердцами искренним смехом.

Более словоохотливыми и дружелюбными были новобранцы из свободных лесных селений. Ободренные и воодушевленные слухами о наших успехах, они стекались в лагерь из Адриута, Асвайя, Каренай, Кайядерос и Данаскара. Инженеры, обученные Мерлином в собственном его городе Тендара, принесли с собой тяжелый груз острых медных наконечников, стрел, бронзовых мечей и приспособлений для осадных артиллерийских орудий.

Мелкие предметы вооружения мы распределили среди воинов сразу же, а сооружение крупных боевых механизмов отложили до прибытия к Майяпану – ибо без вьючных животных нам стоило бы больших трудов перетащить столь тяжелые машины к месту назначения.

Прибывали к нам небольшие отряды чичамеков и тут же присягали нам на верность. А в один прекрасный день в лагере появились странные незнакомцы, вконец обессиленные форсированными маршами. Они пришли из далекого северного города, построенного – если верить их словам – полностью из камня и носящего имя Нор-Ум-Бега.

Люди эти, хоть и бронзовые от загара, казались значительно светлей темнокожих обитателей страны. Одежда и вооружение их не отличались от чичамекского, но этим сходство новичков с местным населением и ограничивалось, ибо у них были веснушчатые лица, голубые глаза и огненно-рыжие волосы!

Никогда прежде не приходилось мне слышать о рыжеволосых людях. Из какой страны они прибыли, я не знаю. Сами же жители Нор-Ум-Бега по этому поводу могли сообщить единственное: на сей континент они приплыли в прочных судах, оставив за спиной некую землю, которая ушла под воду со всем ее многочисленным населением.

Майя никогда не докучали этим людям – их привлекла сюда только возможность великолепной схватки. Эти воины не требовали себе награды и не просили ничего, кроме позволения сражаться в наших рядах – ибо война, казалось, была их религией, их единственной радостью, и в войне, похоже, суждено было им обрести смерть.

Когда-то давно, как гласят легенды, людей этих было много, как листьев в лесу, и им принадлежали все северные земли – даже лежащие к северу от Фулы. Народ сей владел великими богатствами, огромными запасами, драгоценных камней и предметов роскоши, но в результате многих войн обеднел, и ныне численность его сократилась настолько, что он легко помещался в стенах одного города.

Прослышав о войне с Тлапалланом, сюда явились все лица мужского пола – от подростков до стариков – способные перенести тяготы похода, и, тем не менее, отряд их не насчитывал и четырех сотен человек. При таком течении дел, полагаю, через несколько лет Нор-Ум-Бега останется жить лишь в преданиях соседних народов.

Но рыжеволосые воины сражались доблестно плечом к плечу с моими Героями, ибо не любили жизнь и не заботились о ее сохранении.

Теперь я должен поведать о событии, для меня позорном.

Под одним из святилищ Кукулькана и его женщин мы нашли несколько кувшинов вина. Напиток оказался некрепким, но пьянящим, и это было первое вино, увиденное мной со дня крушения «Придвена». И вот, без всякой на то нужды я выставил себя полным глупцом.

Накануне предполагаемого выступления к Майяпану я собрал трибунов и центурионов в своей хижине для того, чтобы отметить начало похода, – и скоро все мы почувствовали приятное опьянение.

Я пытался научить друзей застольной песне Шестого Легиона и испытывал при этом немалые трудности, ибо мало кто мог понять слова, и ни один не имел ни малейшего представления о том, как следует вести мелодию. Музыка в нашем понимании слова незнакома им. Я надрывался изо всех сил, пытаясь перекричать луженые глотки товарищей, которые пели хором под ритмичный стук чаш:

Внезапно я заметил, что пою один, и тупо уставился на сотрапезников. Те с выражением ужаса и благоговейного трепета на лицах смотрели на дверь. Обернувшись, я увидел Мерлина: старец испепелял нас взглядом, исполненным гнева и отвращения, – так, должно быть, смотрел Моисей на бражников, пирующих у золотого тельца.

– Свинья! – прогремел он. – О, погрязшие в мерзости и пороке! Пока вы здесь развлекаетесь, ваши друзья и соратники попали в плен к майя и приняли мучительную смерть! Пьяные безумцы, в печали и разрушении кончите вы жизни! Я проклинаю тебя, Вендиций! Твой народ будет скитаться в поисках пристанища, но шесть сотен лет не обретет его. Он будет странствовать по лицу земли, пока не найдет остров среди моря. На нем осядет народ твой под изображением орла, держащего в клюве змею, – но процветать не будет никогда.