Смена командования - Мун Элизабет Зухер - Страница 19

— Если бы Кемтре не оказался слабым человеком, не произошло бы никаких несчастий. Сначала он всеми этими лекарствами довел до безумия сына, а потом создал эти жуткие клоны.

— По-моему, клонирование не такая уж плохая штука.

— Нет, конечно, но численность населения увеличивается с невероятной скоростью. Нам не нужны клоны, нам нужны здравомыслящие, сильные люди, мужчины, способные на разумные поступки, без истерик. Только не принимай это на свой счет. — Он внимательно наблюдал за Оскаром, но Оскар ни капли не обиделся на то, что Хобарт назвал его сестру истеричкой. — А теперь слушай, Оскар. Я хочу, чтобы ты поговорил в институте Бродерика, пусть они усерднее возьмутся за работу…

— В институте Бродерика? Что они такого сделали?

Иногда Хобарту казалось, что Оскар вообще ни о чем не думает. О Венеции такого не скажешь, хотя практичности ей не хватает.

— Оскар, в институте Бродерика работает доктор Маргулис. — Оскар все еще ничего не понимал. — Тот самый доктор Маргулис, который написал скандальный отчет о недоброкачественных препаратах, поступающих с Пэтчкока.

— Ах, тот самый… доктор Маргулис. Но я думал…

— Он написал еще кое-что. Я уверен, что в душе он настоящий эйджеист, и просто стремится любой ценой отпугнуть людей от омоложения. В последние пятнадцать лет Бродерик разрешал ему действовать на свое усмотрение, и вот к чему привели эти так называемые независимые исследования. Слишком дорого это обходится и мне, и тебе, и всем Правящим Династиям. Его нужно держать под контролем, в крайнем случае, необходимо, чтобы другой специалист проводил беспристрастные исследования, которые показали бы все преимущества омоложения. А так как две трети денег на поддержку института Бродерика выделяет септ Конселлайнов, им следует напомнить о том, что наука должна быть справедливой.

— А они не будут жаловаться, требовать академических свобод и прочее?

— Они же не университет. Они исследовательский институт, существующий на частные пожертвования. Если ты сможешь разумно повести разговор, они все поймут правильно и никакого скандала не будет. Ты должен это сделать.

Оскар ушел, а Хобарт шумно и с облегчением вздохнул. Идиоты. Его окружают идиоты и дураки, сами ничего не умеют, но ждут чего-то от него. Он посмотрел на свой стол и попросил секретаря прислать к нему Педара Оррегиемоса. Еще один идиот. Не очень влиятельное семейство, но хлопот всем доставляет немало. От рождения Педар обыкновенный прихвостень, а таких можно использовать в своих целях.

Вошел Педар с очень самодовольным видом. Хобарту некогда было выяснять, в чем дело. Да и поводов к самодовольству скоро прибавится.

— У нас назревает серьезная проблема, — заявил он. Выражение лица Педара быстро изменилось, теперь оно выражало озабоченность. — Ты знаешь, что на экстренном заседании Совета после убийства лорда Торнбакла меня выбрали временным Спикером. — Педар кивнул. — На следующем заседании решится очень многое. Чтобы снова не сползти вниз в аморфное состояние, в котором Совет пребывал во времена прежнего правления, если мы хотим достойно встретить все трудности, нам надо действовать, и действовать быстро. Ты поможешь мне?

— Конечно, — ответил Педар. — Что мне нужно делать?

— В конечном счете ты можешь стать моим министром иностранных дел. — Хобарт остановился, на-слаждаясь видом присмиревшего Педара. Конечно, он не ожидал такой чести… прекрасно, значит, будет стараться изо всех сил. — Но не сразу. Сначала нуж-но внести некоторые изменения в законы. Я дам тебе текст изменений и буду ждать оценки возможной ре-акции.

— Конечно, я постараюсь сделать все как можно быстрее.

— Я скоро созову следующее заседание.

Педар кивнул в ответ, как болванчик. Понимает ли он вообще всю важность происходящего? Осознает ли, насколько принципиально делать все как можно быстрее, как время сейчас играет на руку Консел-лайнам? На секунду Хобарт даже подумал рассказать Педару, как он планирует перераспределить влияние в семействе, заручившись поддержкой одних и избавившись от других, чтобы обеспечить себе нужное количество голосов. Но передумал. Пусть лучше Педар ничего не знает.

И Хобарт продолжал:

— После заседания я проведу некоторые замены в Кабинете министров. Министр иностранных дел один из первых кандидатов на замену. Ты должен хорошо понимать, кто нам по-настоящему опасен. — Хобарт наклонился ближе к Педару. — Несмотря на все эти разговоры, войны бояться нечего. Нас много, мы сильны, у нас прекрасные армия и Флот. Антон Лепеску был, конечно, немного не в себе, но не следует втаптывать в грязь все его идеи, например, насчет военных и войны. Если бы он возглавил операцию по спасению Брюн, неужели ты думаешь, нам бы впоследствии докучали оставшиеся в живых террористы? — Педар покачал головой, а Хобарт в ответ улыбнулся и продолжал: — Конечно нет. Он бы сделал так, что просто никого и в живых не осталось. И не допустил бы такого идиотизма с этими бесконечными женщинами и детьми, с каждым из них еще беды не оберешься. И кому мы обязаны этой дипломатической и политической ошибкой? Друзьям Банни Торнбакла, семейству Сер-рано. У которых, как известно, нет прямого представителя в Большом Совете.

— Но, Хобарт, теперь ни у кого из флотских династий нет…

— Напрямую да, но раньше были. Об этом я и говорю. Я прекрасно знаю, что там произошло по официальной версии. Но разве можно быть уверенным, что Серрано сами не расправились с семейством своих патронов? Разве у нас есть какие-либо доказательства?

Педар удивился, потом задумался.

— Я никогда об этом не думал. Но они очень сильны и влиятельны…

— Да. И наверняка среди них есть прекрасные, преданные люди. Но их влияние крайне сомнительно. Нам нужен такой Флот, на который можно было бы положиться в любой ситуации, который мог бы разгромить любого врага, защитить нас и наши корабли, а также новые миры, наши будущие колонии.

Когда Педар ушел, Хобарт какое-то время в раздумье смотрел в окно. Любимцем семьи всегда был его брат Гиллиам. Все его обожали. Хобарт даже подозревал, что родители специально выбрали для Гил-лиама такой генный набор. Его же, Хобарта, наделили твердостью характера, которой так не хватало Гиллиаму. Он с самого начала должен был стать нелюбимой рабочей лошадкой, он должен был уступать дорогу, плестись сзади и выполнять всю тяжелую работу, с которой не мог справиться Гиллиам.

Все до сих пор вспоминают Гиллиама. И жалеют его. Хобарт прекрасно знал, что они на самом деле имеют в виду. Жалеют, что вместо мягкотелого Гиллиама им приходится иметь дело с Хобартом. Гиллиам никогда не участвовал в деловой стороне жизни семьи. А после смерти родителей оказалось, что он настолько пристрастился к употреблению смолы старплекса, что уже ничто не могло его спасти, мозг был необратимо разрушен. Даже омоложение не помогло.

На следующем заседании Совета Гиллиама не будет, как не было и на предыдущих. А на стороне Хобарта… он еще раз мысленно пробежал весь список. Все мелкие династии, такие как Деррингеры, Хохли-ты, Тасси-Лиоти, просто мечтают о новом лидере, они пойдут за тем, кто окажется сильнее. Харлис Торн-бакл, брат Банни, слишком сильно занят мыслями о том, как завладеть поместьем на Сириалисе… по большому счету доверять ему нельзя. Если бы Кевил Мэ-хоней был здоров, он мог бы склонить многих сомневающихся на свою сторону. Но Кевил в больнице, поэтому оппозиция состоит лишь из представителей семейства Барраклоу, да и те больше заняты внутрисемейными разборками, они так и не смогли договориться, кто возглавит семейный септ. А раз Мэхоней не принадлежит к числу сторонников, то и пусть себе лежит в больнице. В будущем он постарается склонить его на свою сторону. Другом Банни Мэхоней стал по чистой случайности, так же спокойно он мог бы быть и другом Хобарта.

Если повезет, на этом заседании Большого Совета вообще не будет представителей семейства Банни. Они, скорее всего, решат, что заседание не такое уж серьезное, временный Спикер, по их мнению, не представляет никакой опасности, он избран просто, чтобы заменить Банни до конца текущего срока. Это и есть его шанс. Он может захватить слабый, неуправляемый корабль, воспользоваться подходящим попутным ветром и направить его в прекрасное будущее, которое известно ему одному.