Меч наемника - Мун Элизабет Зухер - Страница 97

Очнувшись, Пакс обнаружила, что лежит в лазаретной палатке. Болели забинтованные ладони и запястье. Но что это было за ранение, где и как она его получила, Пакс, хоть убей, не помнила. Вскоре из-за занавеси в помещение вошел врач, а за ним человек в синем одеянии служителя Геда.

– Привет, Пакс, – мягко обратился к ней врач. – Очнулась? Как себя чувствуешь?

– Пить хочется.

– Еще бы. – Врач протянул ей стоявшую у кровати кружку.

Пакс приподнялась на локте и поморщилась от резкой боли.

– Голова? – спросил врач.

– Да. И правая рука болит. Что со мной произошло?

– Неужели не помнишь?

– Нет. Последнее, что я помню… да, мы тянули за собой осадную башню, со стены поползла дымовая завеса… потом она исчезла, и… и все.

– Да, кое-что упущено. Видимо, это следствие того, первого удара в голову несколько дней назад и того потрясения, от которого остались и ожог на руке, и боль в голове. Спасибо Верховному Маршалу Керету, ты еще легко отделалась.

Служитель Геда присел на край постели Пакс. Даже без шлема и кольчуги он производил впечатление человека сильного и обладавшего большой властью.

– Мне сказали, – начал он, – что ты не принадлежишь к последователям Геда. Это так?

– Да, сэр, это так. – Пакс кивнула в ответ, и тотчас же страшная боль пронзила ее затылок.

– Лежи спокойно. Лучше ответь, почему ты носишь этот медальон?

– Это последняя воля погибшего боевого товарища. Канна была одной из ваших.

– Она не сказала, почему завещает его тебе? Не пыталась ли она обратить тебя в нашу веру?

– Никогда. А в тот момент, когда она умирала, меня рядом не было. Герцог передал мне медальон и ее слова.

– Очень странно… Понимаешь, обычно воины Геда просят передать священный знак в ту общину, где они вступили в братство, вместе с рассказом о славной смерти в бою или от полученных ран. Иногда медальон завещают близким родственникам, что, впрочем, случается нечасто. Но завещать его постороннему, даже боевому другу – это очень странно.

– Я, наверное, должна отдать его вам?

– Сейчас, после всего, что было? – Маршал явно удивился.

– Да, сэр, – не менее удивленно подтвердила Пакс.

– Нет, нет, – убежденно замотал он головой. – В любом случае последнее желание умирающего друга заслуживает уважения. И все же расскажи, что ты знаешь о святом Геде и братстве его последователей.

Пакс помолчала и ответила:

– Ну, и Канна и Эффа говорили, что Гед был воином, таким доблестным и умелым, что превратился в бога или во что-то в этом роде. И теперь другие воины могут молиться ему, прося о победе и храбрости. Его жрецы – маршалы – могут лечить раненых. Еще последователи Геда должны быть честными, храбрыми, всегда готовыми к бою, но справедливыми и нежестокими.

Верховный Маршал улыбнулся:

– И что, разве это все не взывает прямо к тебе?

Пакс продумала, как повежливее выразить Маршалу свои сомнения:

– Я не знаю… не понимаю, как солдат может стать богом.

Вместо объяснений жрец спросил:

– Что еще смущает тебя?

– Еще, когда мы были новобранцами, Эффа пыталась обратить всех в свою веру. Она много рассказывала о Геде, его деяниях, могуществе и о том, как он покровительствует воинам. Но в первом же бою Эффа была тяжело ранена и умерла через несколько дней. Гед не уберег ее. А Канна? Кто мог быть храбрее, честнее ее? Если бы святого Геда действительно волновала судьба его лучших последователей, он сохранил бы Канне жизнь. Она рассказывала, что Гед излечивает раненых через своих жрецов, но если ты такой великий, то почему бы просто так, без всяких посредников и колдовства не спасти жизнь раненого воина?

Увлекшись, Пакс незаметно для себя перешла на обвинительный тон, словно мстя Маршалу за смерть своих подруг. К ее удивлению, он не рассердился, а предложил серьезно:

– Позволь мне рассказать тебе о святом Геде. Он был крестьянином, да-да, обычным крестьянином – высоким, сильным, работящим и горячим. Таким, каких немало и в наши дни в родных тебе королевствах Севера. В те времена правители были жестокими и несправедливыми. После очередного грабительского набега на деревню Гед возглавил стихийное восстание. Сначала его солдаты, простые крестьяне, были вооружены лишь дубинами, цепами, топорами да хозяйственными ножами. Тренировались они, запершись в амбарах. И вот с этими крестьянами Гед разбил отряды правителя, вооруженные мечами и копьями.

Пакс эта версия показалась еще более невероятной, чем рассказ Эффы. Где это видано, чтобы орава крестьян справилась с организованным подразделением?

Маршал продолжил:

– Кстати, до сих пор наши храмы мы называем фермами, тайные помещения с алтарями – амбарами, а между собой называем себя не воинами, а пахарями и пастухами. Так вот, друзья желали, чтобы Гед взошел на трон, но он отказался. Вместо этого он остался командовать своей армией, сделав ее защитницей бедных, а не орудием в руках богатых. Он требовал, чтобы его воины были честны, справедливы и заботились об обездоленных. Долгие годы Гед в мире командовал своей стражей на свободной земле. Но затем появилась новая угроза – какие-то темные силы, какие именно, наши хроники умалчивают. Многие храбрые воины в страхе бежали от таинственного противника. Но сам Гед отважно вышел на поединок, вооруженный своей старой дубиной. Никто не видел самого боя, никто не знает, чем он закончился, но силы зла надолго оставили в покое ту страну, а самого Геда на земле больше не видели. Один из его близких друзей, находившийся далеко от дома, увидел сон: Гед поднялся к трону Великого Господина, был с почестями встречен им и получил из его рук могучую палицу света. Вернувшись в родные края, этот человек поведал о своем сне соплеменникам, и жрецы признали Геда святым. Так вот, мы не провозглашаем Геда божеством. Нет, он для нас – отважный воин Великого Господина, его верный заступник. Ему дана большая власть, чтобы помогать борющимся за правое дело воинам.

Пакс кивнула. В этих словах, если не считать неправдоподобной победы крестьян над солдатами, было куда больше смысла и логики, чем в рассказах Эффы. В конце концов, в давние времена у правителей могло и не быть толковой армии и офицеров, а Геду могли и небеса помогать. В общем, во все это можно было поверить.

– Судя по вашему рассказу, он был действительно настоящим воином и благородным человеком.

– Ты ведь тоже такая, судя по тому, чему я вчера был свидетелем, – сказал Верховный Маршал. – Если ты когда-нибудь решишь посвятить себя Геду, ты будешь достойным его последователем.

Пакс не нашла, что ответить на это: во-первых, она не помнила, что случилось вчера, и, во-вторых, никакого желания посвящать себя Геду она не испытывала.

Помолчав, Маршал спросил, пристально глядя Пакс в глаза:

– Неужели ты совсем не помнишь, что произошло вчера?

– Нет, сэр.

– Жаль. Хотелось бы знать, почему ты вообще осталась жива после этого.

– После чего?

– Дитя мое, ты скрестила оружие с одним из жрецов Лиарта. Это означало неминуемую смерть для тебя. Твой меч распался на куски, обжег тебе руку. Фенит не поверил своим глазам, увидев, что после этого ты еще нашла в себе силы пнуть жреца. Нет, это был отчаянно храбрый поступок, хотя и безнадежный – встать на пути столь могучего противника. Но более всего нас обоих поражает то, что ты осталась жива.

Пакс что-то припомнила, какие-то неясные тени замелькали в ее голове.

– Человек с топором. И еще один, тоже в рогатом шлеме, с мечом и кнутом. Латы и одежда цвета крови…

– Точно-точно. Вспомнила?

– Не совсем. Не понимаю, почему я должна была погибнуть. И почему на руке ожог?

– Его топор – не обычное оружие.

– Заколдованный, да? – Пакс вдруг вспомнила меч Доррин.

– Скорее проклятый, – хмуро поправил ее Маршал. – Ты знаешь, кому служат эти жрецы?

– Нет. Я вообще никого похожего в жизни не видела.