Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.) - Мулен Лео - Страница 49

В таких орденах, как Сито, генеральные капитулы наблюдали прилив людей со всех концов Европы, приходивших сюда пешком (то есть они имели время разглядеть все как следует) и чутких ко всему, что совершалось у них на глазах (эпоха Средневековья, по существу, визуальная). Прибывавшие были способны обратить внимание на различные новшества, инструменты, неизвестные растения, которые могли пригодиться для их монастыря. Так, цистерцианский орден сделался одним из центров по обмену опытом, с которым не могли сравниться ни один общественный институт или группа людей.

Только у монашеских орденов имелась возможность мобилизовать необходимые финансовые ресурсы, подчас огромные для того времени, для долгосрочных проектов. И только они могли обеспечить преемственность усилий, сохранявшую само существование монастыря.

В силу обстоятельств образ жизни в монастыре создавал оптимальные условия для «первоначального накопления капитала». Монашество было в состоянии не только предпринимать крупные начинания, но и оказывать помощь своими советами, примером и финансовыми средствами окружающим, а именно – крестьянству, невежественному, отсталому и нищему. Монахи олицетворяли собой техническое содействие эпохи Средневековья.

Те же самые императивы единства убеждений и образа жизни порождали и иные формы накопления средств. В монастыре появлялись запасы молока, винограда, зерна, яблок, овощей, меда. Если производят много и заботливо, а потребляют мало, то вскоре оказываются перед фактом самых разнообразных форм накопления.

Таковы некоторые из причин, которые, возможно, объясняют, почему монахи, воодушевляемые своей верой, становились богатыми, вовсе не желая того, не стремясь к такой цели, и почему их действия превратились в один из решающих факторов развития сельского хозяйства в Средние века.

Итак, монахи углублялись во враждебную лесную чащу, но не в поисках топей и болот, как утверждает романтическая легенда, а просто ради воды, без которой люди просто не могут жить (говорить, что св. Бернар нарочно выбирал неблагоприятные для жизни места, «чтобы монахи часто болели и постоянно помнили о смерти, пребывая в страхе Божием», – это дурной вкус). Если же монахи часто выбирали поляны среди лесов, то лишь потому, что деревья служат материалом, необходимым для строительства, кухни, отопления, и еще потому, что, по словам св. Бернара Клервоского, «именно возле лесов лежат плодородные земли, на которых посевы взойдут сторицей».

Монахи трудились на целинных землях Русильона, Пуату, болотах Сентонжа, в лесах Мэн и Иль-де-Франс, в высокогорных долинах Вогеза и Альп, в Дофине, Баварии, Фландрии, «где тянулись бескрайние суровые леса» (настоятель аббатства в Дюн носил почетный титул графа Плотин и главы Осушений), в Саксонии, Силезии, Италии и Португалии. Именно аббатство Мориньи обустроило Бос, начиная с его давно заброшенных земель. Ради краткости легче сказать, в каких уголках Европы не осталось следов плодотворного труда монахов в IX—XIII века. Их способности в этой сфере деятельности были настолько известны, а их «образцовые фермы» столь знамениты, что пожертвования в пользу монастырей воистину бесчисленны. Эти пожертвования совершались с условием, что переданные в дар земли будут обрабатываться и осваиваться, дамбы и осушительные каналы (что касается Фландрии) содержаться в исправности, строиться деревни, насаживаться виноградники, разбиваться фруктовые сады. За все это монахи могли с полным правом пользоваться плодами своего труда. Сами названия монастырей: Бопре («Красотища»), Шьяраваль («Долина труда»), Валломбрез («Долина утоления жажды»), Хейльсбрюн («Источник спасения», прежде называвшийся Хагельсбрюн – «Источник града»), Болье («Прекрасное место»), Клерво («Чистое»), Бонфонтен («Добрый источник»), Клерфонтен («Чистый источник»), Риево («Веселие»), Белькомб («Прекрасная ложбина») и многие другие свидетельствуют об успехах их деятельности.

В некоторых монастырях был обычай раздавать каждый вечер все, что они имели. Но такая система таила в себе серьезные опасности, и монахи очень скоро поняли это. Вот почему в большинстве монастырей братия, не отступая от законов милосердия, тем не менее пыталась использовать свои излишки более рационально, делая из них сыр, вино, пиво, сидр, варенье и печенья.

Назначение монаха – молитва. С молитвой связана существенная часть его жизни. И как бы он ни расценивал свой труд, физическая работа всегда была вторична, являясь подготовкой к молитве или же создавая для нее благоприятные условия. Поэтому монахи приветствовали все технические усовершенствования, облегчающие труд людей, – в частности, мельницы. Уважение к традициям сделало из монаха новатора, все было ради того, чтобы посвятить больше времени молитве. Особенно ярко это проявляется у цистерцианцев, чудесно воплотивших в себе способность неизменно и наилучшим образом принимать технические нововведения.

«Оra et labora»?

[57]

Эту знаменитую формулировку цитировали слишком много и часто, тем не менее, выражая квинтэссенцию жизни монаха, она не вполне точно соответствует исторической действительности. Доходило даже до того, что говорили: «Работать значит молиться». На самом же деле отношение монахов к физическому труду гораздо сложнее. Одни из них мечтали подражать птицам небесным, которые «не сеют, не жнут»; другие – полевым лилиям, которые «ни трудятся, ни прядут» (Мф., 3:26—28), чтобы жить только милостью окружающих. Таковы «добряки» Гранмона, вальденсы, минориты и доминиканцы. Но как же не трудиться, когда сказано (Бытие, 3:19), что человек должен добывать хлеб свой в поте лица своего? А разве Иисус не провел большую часть своей жизни в мастерской плотника, где, по всей вероятности, помогал св. Иосифу, и своих первых учеников не призвал ли Он из среды скромных рыбарей? И разве не сказал апостол Павел: «Если кто не хочет трудиться, то и не ешь» (2 Фес., 3:10)? Авторитетные аргументы в пользу физического труда.

Другой аргумент (развиваемый св. Августином): труд – это закон природы. Монастырская община – одна семья. Поэтому совершенно естественно, что каждый из членов семьи трудится, чтобы удовлетворить не только свои собственные нужды, но и потребности всех остальных.

Наконец, труд монахов позволяет помогать бедным и творить дела милосердия. Очень убедительный довод.

Но все не так просто. Тот же апостол Павел писал: «Молитесь непрестанно». Иоанн Богослов, со своей стороны, советовал трудиться, чтобы собирать в житницы небесные (то есть собирать себе богатство на Небесах), что не имеет ничего общего с плодами земли. Апостол Павел напоминает также о важности примера после того, как он настоятельно советует трудиться: «Не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам» (2 Фес., 3:9). Действительно, сложно примирить обе стороны жизни – труд и молитву, эти две антиномии, столь искусно защищаемые небезразличными к ним умами. Предлагается, например, заниматься более легким трудом, во время которого можно петь псалмы или размышлять – «стирать белье, прясть шерсть, сушить бобы, полоть грядки… или иногда месить тесто в пекарне». Св. Колумбан, напротив, настаивает на выполнении тяжелых работ; он хочет, чтобы труд этот был изнурительным во искупление первородного греха. Монах не имеет права вставать отдохнувшим. Остается лишь условиться о том, что понимать под изнурительным трудом. Текст, относящийся к св. Ромуальду основателю ордена камальдолийцев, вызывает некоторое удивление. В нем говорится, что «все изнуряют себя физическим трудом», но перечисляемые здесь же виды этого труда далеки от изнурительных: «одни заняты гончарном ремеслом, другие прядут, третьи вяжут рыболовные сети».

Разумеется, св. Бенедикт писал: «Они воистину монахи, если живут трудом рук своих» (Устав, XLVIII, 8). Но за этой фразой следует другая, из которой явствует, что труд не всегда воспринимался с радостью, как это должно было бы быть, если «ora et labora» действительно столь органично сочетаются друг с другом. «Если этого требуют обстоятельства и нужда, – прибавляет св. Бенедикт, – то монахи сами должны собирать урожай и не печалиться по сему поводу, ибо в данном случае они станут совершенными монахами» (обратим внимание, что нет слов «только в этом случае»). Из привычки к дискретности св. Бенедикт продолжает: «Пусть все совершается умеренно, с постепенными усилиями». Учитель хорошо знал людей. Однако, возразят некоторые, Адам возделывал землю собственными руками; кроме того, именно «Адам является отцом и основателем монашеской жизни». Вне всякого сомнения, – ответят изощренные умы, – но Адам трудился после грехопадения. Оставим же работу Марфам, то есть братьям-конверзам, а себе – право Марии на «благую часть» (Лука, 10:42). Впрочем, св. Бенедикт подчеркивает, что подлинная мастерская, где монах должен прилежно выполнять даваемые ему послушания, – это сам монастырь, а не поля, пашни или леса. Ничто не должно совершаться прежде молитвы.