Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак - Дюма Александр - Страница 41

Гордость моя не позволила мне принять предложение, но, в сущности, я был польщен. Нет, нет меня преследуют совсем не трактирщики. Самый беспощадный кредитор, это Мюльдорф.

— Портной?

— Он самый. Под тем предлогом, что он уже одевает меня семь лет, а я не заплатил ему еще и за первую пару, этот подлец изводит меня. Первые шесть лет я поступал следующим образом: он, бывало, принесет мне счет, а я, вместо уплаты, заказываю ему тотчас же новый костюм. В последний же год он окончательно отказался одевать меня. Мало того, он нахально преследует меня. Третьего дня я шел мимо его лавки, мерзавец выскочил на улицу и начал выговаривать при всех, что платье, надетое на мне не мое, а его, потому что я за него не заплатил, и даже занес было руку, как бы намереваясь схватить меня за шиворот.

— Неужели он позволил себе так забыться перед студентом? Разве он не знает о привилегиях университета?

— Будь покоен, — сказал Трихтер. — Я так внушительно посмотрел на него, что он живо поджал хвост. Я ему прощаю. Я понимаю ярость этого сангвинического буржуя, который приходит в отчаяние от долгого ожидания уплаты круглой суммы и от неимения возможности даже подать в суд, благодаря существующим университетским законам, запрещающим филистерам оказывать нам кредит. К тому же он не осуществил все-таки своего намерения.

— Однако, он все-таки сделал жест! — вступился Самуил. — Он непременно должен быть наказан!

— Да следовало бы, разумеется, но…

— Что но?… Я ему выношу такой приговор: выдать тебе расписку в погашении твоего долга, продолжать шить на тебя, и, кроме того, для удовлетворения тебя уплатить тебе крупную сумму. Идет?

— Еще бы! Превосходная штука! Но ты на смех говоришь все это?

— А вот увидишь? Дай-ка мне все, что нужно для письма. Трихтер сконфузился и почесал у себя в затылке.

— Ну давай же, скорей! — настаивал Самуил.

— Да вот видишь ли в чем дело, — сказал Трихтер, — у меня нет ни чернил, ни бумаги.

— Так позвони. Все это, наверное, найдется в гостинице.

— Не знаю, ведь это студенческая гостиница. Я, впрочем, никогда не спрашивал ничего этого.

На звонок Трихтера явился мальчик и сбегал за необходимыми предметами.

— Подожди немного, — остановил мальчика Самуил. Он написал:

— Ты пишешь Мюльдорфу? — спросил Трихтер.

— Ему самому.

— А что ты пишешь ему?

— Предисловие или, так сказать, вступление к комедии или драме.

— Вот как! — сказал Трихтер, не понимая еще, в чем дело.

Самуил заклеил письмо, написал адрес и дал письмо мальчику.

— Отдайте письмо первому встречному мальчугану, а также и эту монету за комиссию, он передаст письмо, не говоря от кого оно.

Мальчик ушел.

— А ты, Трихтер, отправляйся сию же минуту к Мюльдорфу, — продолжал Самуил.

— Зачем?

— Заказать себе полную обмундировку.

— Так ведь он спросит у меня денег!

— Очевидно, спросит! А ты тогда пошлешь его к черту.

— Гм! Он, чего доброго, не на шутку рассердится, если я приду к нему дразнить его.

— А ты обругаешь его, выведешь из себя.

— Но…

— Это что еще за новости? — заговорил строгим тоном Самуил. — С каких это пор подчиненный фукс позволяет себе противоречить своему сеньору? Я руковожу тобой, следовательно, тебе нечего смотреть самому: за тебя смотрят мои глаза. Ступай к Мюльдорфу, веди себя там очень бесцеремонно и грубо и моли бога, чтобы Мюльдорф на этот раз, действительно, вцепился тебе в загривок.

— Так неужели мне так и снести подобное оскорбление? — спросил обиженный Трихтер.

— Нет! На этот счет ты волен поступать с ним, как тебе заблагорассудится! — сказал Самуил. — Я даю тебе полную свободу действий.

— В таком случае, это прекрасно! — воскликнул победоносный Трихтер.

— Захвати же трость с собой!

— Еще бы, разумеется!

Трихтер взял трость и стремительно вышел из комнаты.

— Вот каким образом начинаются все большие войны! — сказал сам себе Самуил. — И всегда из-за женщины! Христина будет довольна.

Глава тридцать девятая А что бы мог он сделать один против троих?

Пять минут спустя Трихтер уже входил к Мюльдорфу, заломив шапку набекрень, с вызывающим и свирепым выражением лица, как бы предчувствуя, какой прием окажет ему портной.

Мюльдорф встретил его с приятной улыбкой.

Будьте любезны, садитесь, мой дорогой господин Трихтер, — сказал он, — я в восторге, что вижу вас.

— Ой-ли! — отозвался Трихтер. — А знаете, зачем я пришел?

— Догадываюсь, — ответил, потирая руки, портной.

— Я пришел заказать себе полный костюм.

— Чудесно! А вам когда он нужен?

— Сейчас, — сказал Трихтер, не обращая внимания на любезный тон портного. — Снимите поскорее с меня мерку.

Портной поспешно начал снимать мерку. Окончив, он сказал:

— В субботу будет готово.

— Хорошо. Вы тогда пришлите костюм ко мне, — проговорил Трихтер и сделал шаг к двери.

— Вы уходите? — отозвался Мюльдорф.

— А зачем же мне оставаться?

— Я вовсе не говорю чтобы вы остались, но я надеюсь, что вы мне оставите что-нибудь.

— А именно?

— Сотенку гульденов, — так, какой-нибудь пустяк в счет заказа.

— Дорогой мой Мюльдорф, — возразил Трихтер, — вы слишком были любезны со мной сегодня, и вы так мило сняли с меня мерку, что я не хочу ответить так, как ответил бы всякий порядочный студент на такое низкое требование денег. Я не обижаюсь на него только из-за того, что вы мне шили платья в течение семи лет и вот еще сошьете к субботе. Я вас прощаю.

— Простите и дайте, — сказал Мюльдорф, протягивая руку.

Трихтер пожал руку портному.

— Руку на прощание дам, пожалуй, если хотите, — ответил он, — но у меня нет ни гроша денег.

И он направился к двери. Мюльдорф загородил ему путь.

— Нет ни гроша! — воскликнул он. — А те пятьсот гульденов, которые прислала ваша матушка?

— Пятьсот гульденов? Моя мать? — повторил за ним Трихтер. — Ах, какое милое заблуждение! Мюльдорф, вы решительно начинаете умнеть!

— Это значит, — отозвался Мюльдорф, стараясь сдержать свой гнев, — мало того, что вы не платите по прежним счетам, вы еще пришли сюда издеваться надо мной, заказывать новые костюмы?

— Это значит, — возразил Трихтер, начиная раздражаться, — что и вы только в насмешку приняли меня с такой почтительностью и так услужливо сняли с меня мерку?

— Так это письмо только мистификация? — взвизгнул Мюльдорф, и, взяв с конторки письмо Самуила, он поднес его к самому носу Трихтера.

Трихтер бросил на письмо разъяренный взгляд.

— Так вы обещали сделать мне полный костюм к субботе, — закричал он, — только потому, что думали, что у меня карманы битком набиты деньгами, а вовсе не из сознания той чести, которую я вам даю, заказывая вам свои платья?

И он потряс в воздухе своей железной тростью. Мюльдорф, в свою очередь, схватился за аршин.

— Я говорю не о том платье, которое я собирался вам шить, а о тех костюмах, которые я вам уже сшил, и которые вы должны или оплатить, или отдать мне обратно.

Он начал наступать на Трихтера с поднятым аршином.

Не успел еще Мюльдорф хорошенько занести свой аршин, как на него уже опустилась трость Трихтера. Мюльдорф завизжал, отскочил назад, высадив при этом два стекла витрины, и снова набросился на Трихтера, трость которого продолжала свистать в воздухе.

На крики портного прибежали два соседа, колбасник и сапожник.

Благородный Трихтер угодил в глаз портному концом трости и ничуть не испугался количества своих врагов. Но вдруг он почувствовал, что кто-то укусил его за левую икру.

Эту атаку он уже никак не мог предвидеть и предупредить. То была собака колбасника, поспешившая на выручку к своему хозяину.