Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.] - Твен Марк - Страница 37

— Я имею честь говорить с мистером Арчибальдом Никольсом, не правда ли?

— Нет, милый мой, к сожалению, твой извозчик тебя обманул: ферма Никольса в трех милях отсюда. Но ничего, войди сюда, войди!

— Извозчик уже далеко, я его не могу догнать теперь.

— Да, он уехал, а ты зайди к нам, молодой человек. После обеда заложим лошадку и отвезем тебя к Никольсу на ферму.

— О, я никогда не позволю себе так затруднять вас. Что значат для меня три мили! Ничего!

— Да, но мы не допустим, чтобы ты так ушел. Вот хорошее бы это было гостеприимство! Нет, у нас на юге так не поступают. Войди же, пожалуйста.

— Прошу тебя! — прибавила тетя Салли. — Нам это не доставит хлопот, напротив — одно удовольствие. Ты должен остаться. Ведь тут не близко — целых три мили по пыльной дороге. Когда я увидела, что кто-то подъезжает, я распорядилась поставить лишний прибор. Следовательно, все в порядке. Войди и будь как дома.

Том еще некоторое время жеманился, наконец вежливо выразил свою благодарность и вошел в комнату. Он объяснил, что приехал из Гиксвилла и зовут его Вильям Томсон. За обедом он безумолку болтал о Гиксвилле, о тамошних жителях, о себе самом, о своем путешествии.

«Все это хорошо, — думал я про себя, — но как он поможет мне выбраться из моей беды, не понимаю».

Вдруг, среди разговора, он вскочил и… чмок тетю Салли в самые губы, затем важно откинулся на спинку стула, как будто ничего не случилось, и продолжал разговаривать. Как ужаленная вскочила тетя Салли, вытерла рот рукавом и набросилась на Тома:

— Ах ты, бесстыжий щенок!

Он притворился обиженным:

— Милостивая государыня, я изумлен…

— Ты изумлен! Ах ты, бестия! С удовольствием я взяла бы сейчас палку. Как ты осмелился меня поцеловать? Что же ты думал при этом?

Но Том невинно отвечал:

— Что я думал? Уверяю вас, что у меня не было никакого скверного умысла. Я… я думал, что это вам будет приятно…

— Ну нет, погоди, полоумный мальчишка!

Она схватила веретено и набросилась на Тома.

— С какой стати ты подумал, что это может быть мне приятно?

— Я не знаю, право. Но… но мне сказали…

— Тебе сказали? Кто мог тебе это сказать? Разве есть еще такой же сумасшедший, как ты?

— Да все, все говорили мне…

Этого она уже не могла вынести. Ее глаза метали искры, пальцы судорожно сжимались, — казалось, она готова была выцарапать Тому глаза.

— Да кто такие эти «все»? Верно, такие же идиоты, как ты! Сейчас назови мне их по имени, или я с ума сойду!

Том вскочил с места с очень сконфуженным видом и, чуть не плача, проговорил:

— Мне очень жаль, но я никак не мог этого предвидеть. Ведь все они, решительно все, дали мне следующее поручение: поцелуй ее от всего сердца, это ей будет приятно, и она будет рада. Но теперь я очень раскаиваюсь, сударыня, что поцеловал вас, и обещаю, что никогда, никогда я не стану…

— Слышите?! Он не станет… Еще бы!

— Правда, правда, никогда не стану вас целовать, разве только вы сами попросите меня об этом.

— Чтобы я тебя просила! Ну, слыхана ли подобная дерзость! Да если бы ты прожил тысячу лет, и тогда ты этого от меня не дождешься.

Том покачал головой и проговорил как бы про себя:

— Удивляюсь, очень удивляюсь! Просто не могу в толк взять, что это такое. Все они мне твердили одно, и я так думал, а вышло совершенно другое. Но… — Тут он окинул взглядом всех, как бы ища сочувственного лица, и глаза его остановились на старом фермере, к которому он и обратился с вопросом:

— А вы не подумали, когда я ее целовал, что это ей доставляет большое удовольствие?

— Я… я?.. Нет, по правде сказать… не подумал.

Том опять посмотрел на всех и, обратившись ко мне, спросил:

— Ну, а ты, Том, разве ты не думал, что тетя Салли раскроет свои объятья и радостно вскрикнет: «Сид Сойер!»?

— Господи боже мой! Сид! — воскликнула она, бросаясь к нему. — Ах ты, бессовестный плут! Ну можно ли так морочить свою старую тетку!

С этими словами она старалась обнять и поцеловать его, но он отстранял ее, приговаривая:

— Нет, нет, теперь я сам не хочу, покуда вы не попросите у меня позволения.

Но она крепко обнимала его, прижимала к груди, целовала, а затем передала его мужу.

Когда она немного успокоилась, она сказала:

— Вот неожиданность какая! Мы ждали одного Тома. Да и сестрица Полли писала только о нем. Каким же образом, Сид, ты очутился здесь?

— Да, действительно речь все время шла у нас только о Томе, но я так просил, так приставал, что уже в самую последнюю минуту она отпустила и меня. А на пароходе мы с Томом придумали устроить вам сюрприз. Раньше должен был приехать он, а через полчаса я. Мы решили сделать вид, что мы чужие — и вам и друг другу. Но в этом доме чужих не очень-то хорошо принимают.

— Для дерзких мальчишек здесь, конечно, нет места, Сид. Тебя еще следовало бы за уши выдрать. В жизни своей я не была до такой степени возмущена! Но я рада и счастлива видеть вас, обоих шалунов, у себя. Признаюсь, я совсем ошалела, когда ты чмокнул меня ни с того ни с сего.

Обедали мы на воздухе — в открытой галлерее между домом и кухней. На столе было столько еды и напитков, что хватило бы на семь таких семейств, и все свежее, горячее, не то что наша жесткая говядина, похожая на старую подошву. Долго-долго читал дядя Сайлас молитву, но все же кушанье не успело простыть, как это часто бывает.

После обеда снова пошли разговоры. Мы с Томом были все время настороже. О беглом негре никто не обмолвился ни единым словом, а мы боялись выведывать, чтобы не попасться впросак.

Мы сгорали от нетерпения остаться вдвоем и вдоволь наговориться друг с другом. Хозяевам мы заявили, что очень устали с дороги, чему эти простодушные люди охотно поверили. Пожелав нам от души покойной ночи, они отпустили нас в нашу комнату, где нам была приготовлена мягкая и чистая постель.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Сарайчик возле прачечной. — «Это слишком просто!» — Ведьмы.

Но мы и не думали спать.

Добравшись до нашей постели, мы уселись на нее с ногами и начали рассказывать друг другу свои приключения. Переговорив обо всем, Том сказал:

— Послушай, Гек, какие же мы с тобой дураки! Ручаюсь головой, что я знаю, где скрывается Джим.

— Неужели? Где же?

— Ну конечно, он должен быть в том сарайчике, где ящик с золой. Ведь это ясно. Разве ты не припоминаешь, что во время нашего обеда какой-то негр нес туда кушанье? Что ты подумал тогда?

— Я думал, что это кушанье для собаки.

— И я сам так думал вначале, но потом мне стало ясно, что нет.

— Почему?

— А потому, что на тарелке лежал еще кусок арбуза, а собака арбузов не ест.

— В самом деле, собака арбузов не ест.

— Уходя, — продолжал Том, — негр заботливо запер за собою дверь и принес ключ дяде как раз в то время, когда мы выходили из-за стола. Конечно, это был ключ от сарайчика. Ясно, Гек: арбуз доказывает, что в сарайчике сидит человек, а замок доказывает, что он арестант. Не может быть, чтобы на такой маленькой ферме, где люди так добры, было два арестанта. Значит, это именно Джим. Теперь постарайся придумать план, как бы нам получше выкрасть Джима. Я, в свою очередь, также придумаю какой-нибудь план, и тогда уж мы решим, чей лучше.

Я стал думать, но заранее знал, что план, который придумает Том, будет куда почище моего.

— Готово? — спросил Том немного погодя.

— Да, — ответил я.

— Говори.

— Прежде, конечно, следует убедиться, Джим ли это. А затем я бы постарался приготовить мою лодку да разыскать плот. В первую же темную ночь я украл бы ключ у старика, вывел бы Джима из сарайчика, усадил в лодку — и марш! Ночью мы плыли бы, а днем скрывались бы, как раньше. Ну что, годится мой план?

— Годиться-то он годится, — ответил презрительно Том, — да уж очень он прост! У тебя нет ни капли фантазии, Гек! План твой так же легко выполнить, как выпить стакан воды. О нем станут говорить не больше, чем об ограблении какой-нибудь бакалейной лавчонки. Какой же интерес в этом! Нет, надо придумать что-нибудь другое, получше.