Чейзер (Chaser) - Мелан Вероника - Страница 25

Нечто чудесное — это то, во что превратилось перетекшее из замечательного вечера утро.

(DJ Feel & DK Rich-Art — This Feeling (Pop extended))

Ее ноги и руки двигались. Тело вновь слушалось ее!

Лайза радовалась этому факту, как до того не радовалась ни одному другому — могла сама есть, одеваться, ходить, пусть осторожно (мышцы казались чуть вялыми и отвыкли от нагрузки), но все-таки. Да, болели бедра, но причина именно этой боли крылась не в продолжающихся разрушительных процессах, нанесенных ранее, а в бурно проведенной ночи, и Лайза улыбалась, ощущая ее.

Впрочем, улыбаться она продолжала и в туалете (в одиночку), и умываясь, и пытаясь расчесать длинные волосы тонкой пластиковой расческой, найденной в ванной Мака.

Все! Жизнь удалась! Осталось совсем чуть-чуть, и можно ехать домой.

День прошел на подъеме.

После сытного завтрака они вдвоем переместились в кинотеатр, где вместе хохотали над какой-то комедией, а развеселившись, закидали друг друга и все вокруг попкорном. После, напоминая двух расшалившихся котят, долго барахтались, обнимались и целовались на кожаном диване, пока вновь не оголодали. Искушение вновь заняться любовью вспыхивало при каждом прикосновении, но Мак, как ни странно, проявив заботу, сам настоял на коротком отдыхе.

Залитая солнцем кухня, белые деревянные панели, запах еды из ресторана и ставшее привычным лицо напротив.

Лайзе казалось, что она проживает параллельную жизнь. Не свою собственную, а чью-то еще. Здесь, в чужом доме, она веселая и распущенная, беззаботная, как скользящее по синеве неба облако, разглядывающая привлекательный торс с мощными плечами и забывшая, что нужно о чем-то думать, а ведь должна быть… должна быть спокойной, рассудительной, не сорвавшейся с цепи дурочкой, рассекающей по коридорам в одной майке и мечтательно вздыхающей при мысли о том, что скоро вновь окажется в жарких объятьях ставшего родным дьявола…

Стоп. Каким еще родным?

Ей завтра ехать домой. Завтра жизнь изменится на привычную спокойную и размеренную. Без дьявола в ее гостиной. Поэтому единственное, чего не стоит делать, каким бы ни был этот чудесный день, так это терять голову.

Разговор на щекотливую тему зашел уже вечером.

Стоило Маку выпустить ее из рук (что за последние часы случалось крайне редко) и подняться с дивана, чтобы просмотреть пришедшее на телефон сообщение, как Лайза тут же собралась комочком, подтянула под себя ноги и принялась выжидать удобного момента.

Приглушенный свет, бежевые стены, полки с книгами, дорогая мягкая мебель, ощущение покоя. Как быстро она освоилась в чужом доме. Здесь она прожила последние несколько дней. Здесь перенесла весь спектр ощущений: боль, отчаяние, страх, надежду на выздоровление, радость выздоровления, окрыленность от первых движений, затем счастье, восторг и полную беззаботность. Здесь ей подарили ласку, заботу, нежность. А кое-где провокацию и очень даже нужную грубость.

И отсюда завтра придется уйти. Как странно.

На стеклянный кофейный столик падало отражение высоко широкоплечего мужчины, держащего в руках телефон. Отражение набирало смс. Лайза перевела взгляд на оригинал.

В эти короткие темные волосы теперь так часто зарывались ее пальцы. Эти покрытые короткой щетиной щеки целовали ее губы. А уж эти греховные губы… где они только не побывали. Мощная шея, на ней темный шнурок с маленькой статуэткой какого-то божества, колечко на мизинце — слишком много знакомых вещей — легко привыкнуть.

Здесь она стала другой Лайзой, не собой — легкой, бездумной, глупо-радостной, как рисунок из фруктов на шапке воздушного торта. Перестала вообще чем-либо тяготиться. Попала в надежные руки и примурчалась, а ведь снаружи текла другая жизнь — та, в которой нужно принимать самостоятельные решения, свободная жизнь со своими личными установками, правилами, распорядком, которую Лайза так любила и по которой скучала все эти дни.

Мак положил телефон на стол и улыбнулся. Лайза мгновенно подобралась, прикусила нижнюю губу и улыбку не вернула. Зеленовато-коричневые глаза прищурились; Чейзер не стал торопить, терпеливо ждал начала разговора, и она начала:

— Я уеду завтра.

В гостиной повисла пауза. Тишина, застывшие предметы, безразличные к людской суете: расшитая узорами наволочка на диванной подушке, корешки книг, привалившихся друг к другу, торчащие из тонкой черной вазы ветки давно засохшего растения.

— Оставайся.

Он внимательно смотрел на ее лицо, и от этого сердце почему-то ускоряло ход.

— В смысле?

— Оставайся. Переезжай сюда, живи со мной, нам будет хорошо вместе.

От прозвучавших слов накатила сюрреалистичность и растерянность. Лайза почувствовала, как ее рот приоткрылся. Переезжать? Для совместной жизни? Все так быстро, слишком быстро. Необдуманно, непроанализированно.

— Я… — она запнулась, не сумела сразу сформулировать мысль, — я подумаю. Мне надо время. Поеду домой, а там потихоньку подумаю, ладно?

Мак продолжал неподвижно стоять напротив, лишь его взгляд сделался серьезнее, глубже.

— Нам хорошо вместе.

Она развела руками.

— Ну да, хорошо…

— Будет еще лучше.

— Мы превратим этот дом в траходром, если ты это имеешь в виду…

— Мы любой дом в него превратим.

— Вот именно. А я этого…

— Не хочешь?

"Хочу!" — чуть не выпалила Лайза. — "Только хочу не только этого, а чего-то большего: чувств, душевного проникновения, понимания, которое приходит со временем".

— Нам нужно время, Мак. Мы друг друга почти не знаем.

— Мы знаем все, что нужно.

— Нет. — Казалось, что все ее доводы гнутся под его железной логикой. — Не знаем. Давай потихоньку. Не будем гнать.

Он промолчал. Медленно вздохнул, засунул руки в карманы джинсов, стал совсем серьезным, почти отчужденным.

— Завтра я уеду. А там время все покажет.

Ей не ответили вновь.

Лайза отвернулась, чувствуя, как черта, разделяющая два мира, делается жирной и углубляется сквозь пол.

Он отпустил.

Но прежде чем отпустить, всю ночь рычал на ней и в ней зверем. Клеймил без слов, что-то доказывал, втолковывал, а она лишь плавилась, не умея противостоять. Сдавалась напору, рукам, губам, немым утверждениям, тихо поддавалась безмолвным указаниям, обнимала и ласкала в ответ.

Утром он выдал ей сумку, чтобы сложить в нее вещи, еще раз проверил Мираж и отказал в просьбе подарить картину из спальни.

— Зачем она тебе?

— Сожгу.

— Незачем.

Мягко, с какой-то глубинной тоской и нежностью поцеловал на прощание, бросил короткое: "Мы скоро встретимся" и нажал кнопку на пульте.

Дверь с шуршанием поползла вверх.

Лайза завела мотор и, стараясь не смотреть в зеркало, выехала из гаража навстречу серому Нордейловскому утру.

Глава 6

По лобовому стеклу накрапывал дождь, дворники смахивали капли в сторону.

Лайза смотрела на дорогу и почти не видела ее. Как давно она не сидела за рулем, как давно не ехала куда-то по собственной воле, не выбирала направление, не была одна.

Пять дней назад был жив Гарри.

В то утро она мылась в своей квартире — уверенная в завтрашнем дне — и знала чего ожидать вечером. Точнее, думала, что знала. А теперь возвращалась назад в свой дом из чужого места, все на том же Мираже — теперь починенном — с незнакомой сумкой, в котором лежала испорченная блузка, туфли со сбитой набойкой, новый спортивный костюм и флажок "Я умею водить".

Почти бред. Вставшая на дыбы и изогнувшаяся змеей жизнь.

Шуршал под колесами мокрый асфальт, из водостоков на углах домов лились тонкие струйки воды, плыли над тротуарами разноцветные купола раскрытых зонтов.

А за спиной остался взгляд. Взгляд охотника и его сделавшиеся родными руки.

Лайза старалась об этом не думать.

Разговор длился долго и сопровождался деталями, мыслями, эмоциями.