Женская война (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 5

— Наконец-то, вот он! Слава Богу!

Действительно, за рощицей, где пел соловей, которого вовсе не слушал юноша, занятый своими мыслями, показалась голова всадника. Но, к величайшему удивлению молодого человека, всадник не поехал по большой дороге дальше, а поворотил направо, въехал в рощу, и скоро шляпа его исчезла. Это означало, что он сошел с лошади. Через минуту наблюдатель заметил сквозь осторожно раздвинутые ветви серый дорожный плащ и отблеск лучей заходящего солнца на стволе мушкета.

Юноша стоял у окна в раздумье: всадник, спрятавшийся в роще, очевидно, не был его товарищем. Нетерпение, выражавшееся на его лице, сменилось любопытством.

Скоро другая шляпа показалась на повороте дороги. Молодой человек спрятался за створкой окна.

Тот же серый дорожный плащ, тот же маневр лошади, тот же блестящий мушкет. Второй гость сказал первому несколько слов, которые не мог расслышать наш юноша. Получив какие-то сведения, он поехал в рощу, на другую сторону дороги, спрятался за скалой и стал ждать.

С высоты, на которой он находился, юноша мог видеть шляпу, выглядывавшую из-за скалы. Возле шляпы блестела светлая точка: то был конец мушкетного ствола.

Чувство непреодолимого страха овладело юношей, он смотрел на разыгрывавшуюся сцену, все более и более стараясь быть невидимым.

«Ах, — спросил он себя, — уж не против ли меня и моей тысячи луидоров составился этот заговор? Нет! Не может быть! Если Ришон приедет и мне можно будет отправиться в дорогу сегодня вечером, то я поеду в Либурн, а не в Сент-Андре-де-Кюбзак и, стало быть, не в ту сторону, где прячутся эти люди. Если б здесь был мой старый и верный Помпей, он мог бы дать мне совет. Но вот еще два человека, они едут к двум первым. Ой! Да это настоящая засада!»

И юноша отодвинулся еще на шаг от окна.

Действительно, в эту минуту на дороге показались еще два всадника, но на этот раз только один из них был в сером плаще. Другой, закутавшись в плащ, в шляпе, обшитой галуном и украшенной белым пером, ехал на прекрасном вороном коне. Из-под плаща, развеваемого вечерним ветром, блестело богатое шитье на алом камзоле.

День, казалось, нарочно продлился, чтобы осветить эту сцену, ибо последние лучи солнца, вырвавшись из темных облаков, что порою так живописно тянутся до самого горизонта, внезапно зажглись тысячей рубинов в окнах хорошенького домика, стоявшего шагах в ста от реки. Без этого юноша не заметил бы его, потому что домик был прикрыт густыми ветвями деревьев. Яркий свет помог заметить, что взгляды наблюдателей постоянно обращались или к въезду в селение, или к домику с блестевшими стеклами. Серые плащи оказывали особенное уважение белому перу и, разговаривая с ним, снимали шляпы. Одно из освещенных окон в этот момент растворилось: показалась дама, выглянула, словно ожидая кого-то, и тотчас исчезла, боясь, чтобы ее не заметили.

Когда она скрылась, солнце опустилось за гору и нижний этаж домика погрузился в темноту. Солнечные лучи, мало-помалу перестав освещать окна, поднялись на черепичную крышу и наконец исчезли, блеснув в последний раз на золоченых стрелах флюгера.

Для умного человека во всей этой сцене было достаточно деталей, чтобы построить много весьма вероятных догадок.

По-видимому, эти вооруженные люди следили за домиком, в котором показывалась дама. Еще вероятнее, что дама и эти люди, хотя и с разными намерениями, ждали одного и того же человека. Возможно также, что ожидаемый гость должен проехать через селение и, стало быть, мимо гостиницы, которая стоит у самой дороги. Наконец, скорее всего, человек с белым пером — начальник серых плащей. По горячности, с которой он приподнимался на стременах, чтобы видеть как можно дальше, естественно было догадаться, что он ревнив и сторожит добычу именно для себя.

В ту минуту как наш юноша завершал в уме эту цепь рассуждений, следовавших друг за другом, дверь растворилась и вошел метр Бискарро.

— Любезный хозяин, — сказал юноша, не дав времени трактирщику объяснить причину своего визита, — пожалуйте сюда и скажите мне, если только можете отвечать на вопрос мой: кому принадлежит домик, который белеет там, между тополями и смоковницами?

Трактирщик посмотрел по направлению указательного пальца юноши и почесал затылок.

— Эх, он принадлежит то одному, то другому, — сказал он с улыбкой, стараясь придать ей как можно более выразительности. — Он может принадлежать даже вам, если вы ищете уединения по какой-нибудь причине, если захотите спрятаться там сами или если просто захотите спрятать там кого-нибудь.

Юноша покраснел.

— Но теперь, — спросил он, — кто живет там?

— Молодая дама, она выдает себя за вдову, но тень ее первого мужа, а иногда тень второго мужа приходят навещать ее. Только надобно сделать одно замечание: обе тени, очевидно, сговариваются о днях посещения, потому что никогда не появляются в одно и то же время.

— А давно ли, — спросил юноша с улыбкой, — прелестная вдова живет в домике, в котором могут являться привидения?

— Да уж месяца два. Впрочем, она живет очень уединенно, и, думаю, никто в продолжение этих двух месяцев не может похвастать, что видел ее: она выходит очень редко и при этом закрывается вуалью. Маленькая горничная — честное слово, прехорошенькая! — приходит ко мне каждое утро и заказывает еду на весь день. Кушанье относят к ним, его принимают в передней, платят щедро и тотчас запирают Дверь перед носом у моего посыльного. Сегодня, например, там пир, и для нее я приготавливал куропаток и перепелок, которых ощипывал, как вы изволили видеть.

— А кого угощает она ужином?

— Какую-нибудь из тех двух теней, о которых я вам говорил.

— А видали вы их?

— Да, но мимоходом, вечером после заката солнца или утром до рассвета.

— Однако ж я уверен, что вы заметили их, дорогой господин Бискарро, потому что из ваших слов видно, что вы тонкий наблюдатель. Скажите, заметили вы что-нибудь особенное в этих двух тенях?

— Одна принадлежит человеку лет шестидесяти или шестидесяти пяти; мне кажется, что это тень первого мужа, потому что она приходит, уверенная в законности своих прав. Другая — тень молодого человека лет двадцати шести или двадцати восьми. Она, надобно признаться, довольно робка и похожа на страждущую душу. Поэтому я готов поклясться, что это тень второго мужа.

— А в котором часу приказано вам прислать сегодня ужин?

— В восемь.

— Теперь половина восьмого, — сказал юноша, вынимая из кармана часы, на которые он смотрел уже несколько раз, — и вам никак нельзя терять времени.

— О! Ужин непременно поспеет, не беспокойтесь. Я пришел только поговорить с вами о вашем ужине и доложить вам, что я начал готовить его снова. Хотелось бы только, чтобы ваш товарищ, который опаздывает, приехал через час.

— Послушайте, любезный хозяин, — сказал юноша с видом человека, для которого такая вещь, как еда, является чем-то второстепенным, — не заботьтесь об ужине. Мой гость приедет, потому что мне нужно переговорить с ним. Если ужин не будет готов, мы переговорим перед ужином; если же, напротив, он будет готов, мы потолкуем после.

— Ах, сударь, — отвечал трактирщик, — воистину вы самый сговорчивый дворянин, и, если вам угодно положиться на меня, вы будете совершенно довольны.

При этом Бискарро очень низко поклонился — на что юноша ответил легким кивком головы — и вышел.

«Теперь, — подумал юноша, опять становясь к окну, — я все понимаю. Дама ждет гостя, который должен приехать из Либурна, а вооруженные люди хотят встретить его прежде, чем он успеет постучаться в дверь».

В эту минуту, как бы для оправдания догадливости нашего проницательного наблюдателя, слева от гостиницы раздался конский топот. Глаза юноши с быстротой молнии обратились на рощу, к сидевшим в засаде серым плащам. Хотя сумерки мешали видеть хорошо, однако ж ему показалось, что один из этих людей осторожно отводил ветви деревьев, а другие приподнимались и смотрели из-за скал. И те и другие, по-видимому, готовились к нападению. В то же время трехкратный отрывистый звук, похожий на щелчок взводимого курка, три раза послышался юноше и заставил его вздрогнуть. Он быстро повернулся в сторону Либурна, пытаясь разглядеть того, кому грозил этот убийственный звук.