Сердце для стража - Каменистый Артем - Страница 60

Нужны другие варианты, и ничего лучшего, чем обратиться за помощью к еретикам, я пока не нашел. В крайнем случае можно будет с ними пересидеть угрозу за стенами, отдохнуть, набраться сил, а там уже двигаться дальше тем или иным способом. Скрываться на пустошах, питаясь корнями лопуха и каждый миг ожидая нападения тварей, — не лучший способ убивать время.

Наверное, я самый негодный в мире страж, раз до сих пор не придумал, как нам быстро и без дополнительных проблем добраться до Межгорья. После находки тел на дороге в голову начало закрадываться подозрение, что мы совершенно добровольно шагаем навстречу новым нехорошим приключениям.

Плохие предчувствия.

Шли часы, и мы вместе с ними, а ровным счетом ничего не происходило. Разве что местность начала меняться — мы все же добрались до подножий обещанных нашим «Сусаниным» холмов. Почти высохшие болотца, заметные издали по стене непролазного тростника, остались позади, вместе с окружающими их солончаками и пустошами с высокой жесткой травой и колючим кустарником. Здесь растительность стала заметно скромнее, спрятаться в ней уже проблематично. Воды, как и прежде, не было: ни дрянной, как внизу, ни хорошей. А жаль, ведь пить хотелось всем, жара стояла нестерпимая.

Хорошо бы сделать долгий привал под деревьями, что поодиночке и мелкими группами встречались на склонах, но некогда. Надо засветло успеть добраться до деревни.

А по пути можно молиться, чтобы нас в деревню пустили. Ведь время лихое, один набег пиратов жители уже отбили. Первое, что им придет в голову при виде нас: мы лазутчики бандитов, мечтающие хитростью пробраться за стены. Если еретики и впрямь такие решительные, то наша шкура тотчас познает остроту их стрел.

У меня, правда, был козырь, на который я очень надеялся в предстоящих переговорах: Белоснежка. Птица всю дорогу восседала на плече Нью, не проявляя признаков беспокойства, что радовало. Ну а то, что она то и дело чихала от пыли и вид при этом принимала самый брезгливый, — это ее проблемы, меня не касающиеся. Главное, чтобы жители рассмотрели это создание во всей красе и убедились, что перед ними как минимум один страж.

Стражам почему-то доверяют безгранично — грех этим не воспользоваться.

Как жаль, что нет Зеленого: с двумя попугаями мы бы вошли в деревню под бравурную музыку с преклонением колен всех жителей и слезами счастья на их глазах.

Два стража — это много. Это уже почти толпа. Неслыханная честь для забытой богами и чертями деревни.

Твари, наверное, сильно изголодались или торопились так же сильно, как и мы. Солнце еще не коснулось горизонта, когда они вышли на охоту.

Сегодня они решили поохотиться на нас.

Первой неладное почуяла Белоснежка (что неудивительно). Последние часы птица то и дело покидала плечо хозяйки, садилась где-нибудь впереди на удобную ветку и затем нещадно чистила перья, оскверненные дорожной пылью. Эта мелкая белесая взвесь не только ее достала. Слезились раздраженные глаза, чесалась голова, саднили ранки, куда попадала эта зараза. Наверное, в здешней почве много соли или чего-то такого же едкого. Я думал, что среди холмов станет полегче, но и здесь та же напасть. Приходилось мечтать о дожде, хотя кто знает, в какую грязь превращается эта зараза при контакте с влагой. Мы уже успели убедиться, что к болотцам, даже самым безобидным, почти пересохшим, лучше не приближаться: засасывает чуть ли не намертво еще на подходе. Шагать по такому? Лучше сразу увольте.

В очередной раз решив, что перья находятся в катастрофическом состоянии, птица спорхнула с плеча, полетела вперед и сделала остановку в сотне метров, на остатках стены почти полностью развалившейся хижины, располагавшейся возле обочины. Вряд ли там когда-либо кто-то жил. Нам уже дважды попадались похожие, и оба раза рядом обнаруживались остатки колодцев. Видимо, это просто места привала для путников, которых застала ночь или непогода.

Вместо того чтобы, как обычно, в ожидании нашего подхода чистить оперение, Белоснежка вдруг рванула назад со всей поспешностью и начала наворачивать вокруг отряда широкие круги, истошно при этом вереща. Мы не обращали на ее поведение внимания — слишком расслабило спокойствие последних часов, да и вымотались все здорово, отупели, шли, погрузившись в себя, без разговоров и созерцания пейзажа.

Белоснежка, столкнувшись с нашей вопиющей непро-шибаемостью, сменила тактику. Вернулась на все ту же стену, при подходе отряда раздулась до размеров императорского пингвина и начала шипеть будто паровоз, стравливающий пар. Нью, впервые услышавшая столь жуткие звуки от безумно влюбленной в саму себя птицы, изумилась:

— Да что это с тобой? Белоснежка?

Я, как человек, не первый раз имеющий дело с этими странными птицами, наконец-то все осознал, подошел к развалинам и, не сводя взгляда с раздувшегося «детектора погани», спросил, стараясь четко и внятно произносить каждое слово:

— Они далеко?

Птица зашипела пуще прежнего, хотя еще секунду назад это казалось невозможным.

Развернувшись, как можно более спокойным голосом, Одновременно ухитрившись при этом показывать, что сам я далеко не спокоен, сообщил:

— Рядом твари. Похоже, они приближаются. Лотто, Далеко еще до деревни?

— Да если бы я знал… — в который раз вздохнул пират. — Говорил же вам, что был возле нее один раз всего и подходили мы от моря, от бухты, точнее. Где холмы к ней подбираются, там и она. Но хоть убивайте, понять, где это точнее, я не могу.

С тоской покосившись на солнце, почти коснувшееся горизонта и будто раздумывая, нырять за него или чуть подождать, подарив нам несколько минут спокойной жизни, я скомандовал:

— Дальше двигаемся бегом. Если нас поймают на открытой местности, долго не продержимся. Все лишнее бросить. Припасов, найденных на телегах, это тоже касается. Кто отстанет, тот труп. Ждать таких никто не станет. Иначе все здесь останемся.

Люди устали, хотели пить, но никто, думаю, даже мысленно не возразил против такого приказа. Всем все понятно. В том числе и тем, кто ничего не смыслит в военном деле и тварях, — ведь они с детства выслушивали рассказы о погани и встречаться с ней не желали не только на открытой местности, но и вообще где бы то ни было.

Норп на бегу хохотнул и хрипло выдал:

— Лотто, а зря мы тебя ругали за тот поход среди болот. Твари, говорят, не любят лезть в воду, мы бы сейчас могли там спрятаться, не уйди в холмы.

— И потонули бы в грязи, — буркнул пират.

— А если и не так, мелкая вода их не очень-то останавливает, — добавил я.

Где-то вдалеке, позади нас, со стороны тех самых болот донесся неописуемый звук, что-то среднее между звонким кваканьем лягушки, визгом кота, которому на хвост наступил самый толстый в мире слон, и чем-то совсем уж берущим за нервы, будто кто-то скрипит ногтем подоске.

Лотто обернулся через плечо, добавил:

— Нет, хорошо, что мы оттуда ушли. Не дали бы нам там потонуть.

Я на бегу лихорадочно посматривал по сторонам, надеясь найти хоть какой-то намек на убежище, которое можно своими силами попытаться защищать до рассвета. Но в этих проклятых холмах даже скал не видать, камни — и то редкость. А тварь визжала не зря: она вышла на след.

Почти не сомневаюсь — на наш след.

Очередной поворот дороги. Дальше она ныряет вниз, а затем долго поднимается до вершины пологой гряды, на южной оконечности которой можно разглядеть поселение. Оно не брошено: в опускающихся сумерках еще можно различить струйки дыма от очагов или печей, и прекрасно видны огоньки факелов. Наверняка они в руках караульных, вышедших на стены.

— Деревня! Я же говорил! — обрадовался Лотто.

Рано обрадовался — до нее еще не один километр, а твари уже рядом.

Вновь тот же крик, уже гораздо ближе, и тут же целый взрыв самых разнообразных воплей, и среди них ни одного приятного на слух. Трудно сказать, сколько до их источника, но, учитывая, с какой скоростью могут передвигаться некоторые твари, через несколько минут мы познакомимся с первыми из них.