Сердце для стража - Каменистый Артем - Страница 24

Когда нормальный человек теряет сознание, он спокойно лежит себе, ничего не чувствуя и не видя сновидений. Я тоже ничего не чувствую, да и сновидения не посещают, зато безликий голос, обитающий во тьме, тут же начинает разные гадости говорить, зачастую малопонятные.

Это не шизофрения. Это гораздо хуже. Оно поселилось во мне в тот миг, когда добрые аборигены, стараясь спасти мою жизнь, не поскупились потратить ценнейший предмет: черное сердце. Мерзко выглядящую начинку, извлеченную из одного очень неприятного создания. Орган сей полагается особым образом расчленить на сотни составляющих, используя каждую одноразово для лечения смертельных болезней и ран.

Моим друзьям не оставили времени для таких тонкостей. Я умирал на поле боя, в венах моих почти не осталось крови. Они не придумали ничего лучшего, чем использовать черное сердце целиком.

Я был спасен. Но вместе с чужеродным органом во мне поселился и некто, к нему привязанный. До сих пор не знаю, кто это. А может, что. Уж не человеческое сознание — это точно. Возможно, что-то вроде программы, управляющей имплантатом, с помощью которого контролируют захваченные или измененные тела. Ничего плохого она не делает, если не считать нескольких попыток завладеть моей тушкой. Да и те случались лишь поначалу. Теперь, похоже, это нечто затаилось во тьме и просто наблюдает.

Наблюдает за мной.

Очень вероятно, дожидается мига, когда я расслаблюсь или, скорее, расклеюсь. И тогда последует молниеносная атака, после которой я стану куклой с человеческим обличьем, модифицированным телом и разумом, глубоко чуждым всему человеческому.

Перерожденной тварью.

— Не в этот раз. Сегодня не обломится. Жди дальше.

— Некорректность. Отсутствие. Исчезновение связей. Непонимание смысла.

— А тебе и не надо ничего понимать. Скажи лучше — что делать? Тело ведь спасать надо. Может, что посоветуешь?

— Рекомендую смену координат на неугрожающие для ценного тела. Необходимость. Краткосрочная перспектива. Быстрые действия. Высокая скорость перемещения.

— Хороший совет. Особенно если учесть, что я, скорее всего, в плену.

— Смену координат надо произвести за короткое время. В данных координатах непрогнозируемая вероятность повреждения ценного тела. Имеется риск передачи тела для захвата. Высокий интерес занимающихся захватом к подобным телам. Уничтожение системы при захвате. Отсутствие возможности исследования после захвата.

— Ладно. Попробую прийти в себя и глянуть, что мне там угрожает. Ценному телу…

На первый взгляд, телу не угрожало ничто. На второй тоже. Как и на третий.

А что еще можно сказать, если, открыв глаза, обнаруживаешь себя во мраке кромешном. Я даже было решил, что в сознание так и не пришел, и чуть было опять не заговорил с незримым собеседником, обитающим во тьме. Но вовремя вспомнил, что там, за границей беспамятства, ничего не ощущается. А здесь некоторые органы чувств выдавали кое-какую информацию.

И что же за информация?

Во рту горько. Не та горечь, которая от жгучего перца. Другая, куда неприятнее. Будто ведро желчи выпил. И мутит соответственно.

А что нам подсказывают уши? Тихо и ритмично поскрипывает дерево, в том же ритме слышатся далекие всплески и звякает металл.

Большая часть тела лежит на чем-то твердом и холодном. Лишь голова избежала общей участи: приподнята, покоится на приятно-мягком и теплом. Непохоже на подушку. Скорее что-то живое. Но что? Непонятно.

Ладно, смотрим дальше.

Что говорят глаза? А ничего. Темно, как у негра в…

В общем, источников света не имеется.

Нос. Обоняние. Лучше бы оно отключилось вместе с глазами. Пахнет далеко не розами. Такое впечатление, что я нахожусь в деревенском сортире, давно не чищенном.

Попытался поколупать ногтем поверхность, на которой покоилась большая часть тела. Похоже на дерево. Прислушался к далеким звукам и начал приходить к выводу, что не столь уж они и далеки, как решил первоначально. Можно сказать, до них рукой подать, просто между мною и их источником располагается преграда, отчего шум кажется приглушенным расстоянием.

И еще вселенная покачивается со мною вместе. Это можно отнести на результат сильного удара по голове (причем неоднократного), но я не тороплюсь с поспешными выводами.

Покачивание, далекие всплески, скрип дерева, деревянная и ровная поверхность под телом. Ничего не напоминает?

Еще как напоминает. Такое впечатление, что вторую половину жизни я только тем и занимался, что жил среди этой обстановки.

Корабль. Гребное или парусно-гребное судно. Судя по звукам работы весел, на месте оно не стоит. Движется куда-то по относительно спокойному морю (не штормит, но и не штиль). Я нахожусь в трюме, отделенном перегородкой или перегородками от гребной палубы. Судя по тому, что тюфяка под спиной нет, посадили меня сюда люди, менее всего заботящиеся о комфорте своих гостей.

Это вряд ли друзья…

А что за создание, на котором покоится моя многострадальная голова? Готов поставить мешок золота против потертой медной монетки, что это товарищ по несчастью.

Или подруга…

— Нью?

— Дан?! Очнулся?!

— Не уверен. Здесь и правда так темно или я ослеп?

— Темно. Совсем ничего не видно.

— Хоть что-то утешает…

— Тебя это утешает?!

— Ну не ослеп ведь.

— Что это за люди?

— А ты разве их не разглядела?

— Что там было разглядывать?! Потные, вонючие… Скоты…

— Гм… Они тебя обидели?

— Если ты имеешь в виду то, о чем я подумала, то нет.

— А почему тогда ругаешься?

— А что мне, нахваливать их? К тому же мне устроили самый омерзительный в жизни гинекологический осмотр.

— Знаешь, как прокололся русский шпион в Париже?

— Что?! — удивленно отреагировала на неожиданный вопрос Нью.

— Вышел из общественного туалета и на улице начал застегивать ширинку. Вряд ли история правдива, но что-то в ней есть…

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что прокалываются обычно на мелочах.

— Да о чем ты вообще?!

— Нью. Мы с тобой в одной лодке. Это в буквальном смысле: корабль — та же лодка. Может, начнешь немножко больше мне доверять?

— Дан, я тебя не понимаю.

— А ты попробуй. Все дело в том, что я сейчас в одной лодке непонятно с кем. С человеком, который врет абсолютно во всем. А нам ведь еще выбираться надо с этой самой лодки. Это непросто будет: ведь скажи ты, что завтра утром взойдет солнце, — возникнут сомнения. Я должен знать, чего можно ожидать от тебя. А я понятия не имею. Ты, блин, будто черный ящик в худшем значении этого слова. Разве сама еще не поняла, во что вляпалась? Все эти наши тайны здесь и гроша ломаного не стоят. Давай будем хоть немножко откровеннее.

— На задушевные беседы потянуло? Тебе больше нечем заняться сейчас?

— Ты права: нечем. Мы заперты в трюме. Ни я, ни ты не фокусники, чтобы отсюда испариться. Так почему бы не выяснить некоторые детали, раз хватает свободного времени? Глядишь, и поможет в чем-нибудь.

— Сомневаюсь…

— Ты думаешь, что если я вообще не буду тебе доверять — это пойдет на пользу нашим делам?

— Ну если ты так ставишь вопрос… Что именно хочешь узнать?

— Все.

— Как-то слишком уж общо…

— Если учесть, что я вообще о тебе ничего не знаю, то в самый раз.

— Но я ведь рассказывала…

— Более дурацких сказок я даже в раннем детстве не слышал.

— Хочешь сказать, что я настолько плохо вру?

— Да нет, как раз правдоподобно. Артистический талант. Но есть в тебе одна деталь, которая все россказни делает неправдоподобными. Даже хуже: смешными.

— Вот как? И что за деталь?

— Джон Лайонел Крюгер — морской офицер. Небось долго придумывала?

— Не дольше, чем ты своего Брюса Макклауда.

— Гм… Верно подмечено. Ну что же, будем считать, что пока счет ничейный: один-один. Но учти: я тебе подыгрываю.

— Так что за деталь?

— А то что ты никакой не Джон. И даже не морской офицер. И вообще не мужчина.