Графиня де Монсоро. Том 2 - Дюма Александр - Страница 69

Монсоро не просидел в засаде и десяти минут, как из улицы Сент-Антуан выехали два всадника.

Слуга не произнес ни слова и лишь рукой указал в их сторону.

– Да, – шепнул Монсоро, – вижу.

Возле угла Турнельского дворца всадники спешились и привязали лошадей к железному кольцу, вделанному для этой цели в стену.

– Монсеньер, – сказал Орильи, – по-моему, мы приехали слишком поздно. По всей вероятности, он отправился прямо из вашего дворца, опередив вас на десять минут. Он уже там.

– Пусть так, – сказал принц, – но если мы не видели, как он вошел, мы увидим, как он выйдет.

– Да, но когда это будет? – сказал Орильи.

– Когда мы захотим, – сказал принц.

– Не сочтете ли вы за нескромность с моей стороны, если я спрошу, как вы собираетесь этого добиться, монсеньер?

– Нет ничего легче. Один из нас, ты, например, постучит в дверь, под предлогом, что пришел осведомиться о здоровье господина де Монсоро. Все влюбленные боятся шума, и, стоит тебе войти в дом, он тотчас же вылезет в окно, а я, оставаясь здесь, увижу, как он улепетывает.

– А Монсоро?

– Что он, черт побери, может сказать? Он мой друг, я обеспокоен, я прислал узнать о его здоровье, потому что днем мне показалось, что он плохо выглядит. Нет ничего проще.

– Как нельзя более хитроумно, монсеньер, – сказал Орильи.

– Ты слышишь, что они говорят? – спросил Монсоро слугу.

– Нет, монсеньер, но если они будут продолжать разговор, мы обязательно их услышим, потому что они идут в нашу сторону.

– Монсеньер, – сказал Орильи, – вот груда камней, которая словно нарочно тут положена, чтобы вашему высочеству за ней спрятаться.

– Да. Но постой, может, удастся что-нибудь разглядеть в щель между занавесками.

Как мы уже сказали, Диана снова зажгла светильник, и из комнаты пробивался наружу слабый свет. Герцог и Орильи добрые десять минут вертелись так и сяк, пытаясь найти ту точку, откуда их взгляды могли бы проникнуть внутрь комнаты.

Во время этих эволюции Монсоро кипел от негодования, и рука его то и дело хваталась за ствол мушкета, гораздо менее холодный, чем она.

– О! Неужели я вынесу это? – шептал он. – Проглочу еще и это оскорбление? Нет, нет! Терпение мое иссякло. Разрази господь! Не иметь возможности ни спать, ни бодрствовать, ни даже болеть спокойно из-за того, что в праздном мозгу этого ничтожного принца угнездилась позорная прихоть! Нет, я не угодливый слуга, я граф до Монсоро! Пусть он только пойдет в эту сторону, и, клянусь честью, я всажу ему пулю в лоб. Зажигай фитиль, Репе, зажигай!

Именно в это мгновение принц, видя, что проникнуть взглядом за занавески невозможно, вернулся к своему первому плану и собрался уже было спрятаться за камнями, пока Орильи пойдет стучать в дверь, как вдруг Орильи, позабыв о разнице в положении, схватил его за руку.

– В чем дело, сударь? – спросил удивленный принц.

– Идемте, монсеньер, идемте, – сказал Орильи.

– Но почему?

– Разве вы не видите? Там, слева, что-то светится. Идемте, монсеньер, идемте.

– И верно, я вижу какую-то искорку среди тех камней.

– Это фитиль мушкета или аркебузы, монсеньер.

– А! – произнес герцог. – Кто же, черт побери, может там прятаться?

– Кто-нибудь из друзей или слуг Бюсси. Удалимся, сделаем крюк и вернемся с другой стороны. Слуга поднимет тревогу, и мы увидим, как Бюсси вылезет из окна.

– И верно, твоя правда, – сказал герцог. – Пойдем. Они перешли через улицу, направляясь туда, где были привязаны их лошади.

– Уходят, – сказал слуга.

– Да, – сказал Монсоро. – Ты узнал их?

– Я почти уверен, что это принц и Орильи.

– Так оно и есть. Но сейчас я удостоверюсь в этом окончательно.

– Что вы собираетесь делать, монсеньер?

– Пошли!

Тем временем герцог и Орильи свернули в улицу Сент-Катрин с намерением проехать вдоль садов и возвратиться обратно по бульвару Бастилии.

Монсоро вошел в дом и приказал заложить карету.

Случилось то, что и предвидел герцог.

Услышав шум, который произвел Монсоро, Бюсси встревожился: свет снова погас, окно открылось, лестницу опустили, и Бюсси, к своему великому сожалению, был вынужден бежать, как Ромео, но, в отличие от Ромео, он не увидел первого луча занимающегося дня и не услышал пения жаворонка.

В ту минуту, когда он ступил на землю и Диана сбросила ему лестницу, из-за угла Бастилии появились герцог и Орильи.

Они еще успели заметить прямо перед окном Дианы какую-то тень, словно висящую между небом и землей, но почти в то же мгновение тень эта исчезла за углом улицы Сен-Поль.

– Сударь, – уговаривал графа де Монсоро слуга, – мы поднимем на ноги весь дом.

– Что из того? – отвечал взбешенный Монсоро. – Кажется, я тут хозяин и имею полное право делать у себя в доме то, что собирался сделать господин герцог Анжуйский.

Карета была подана. Монсоро послал за двумя слугами, которые жили на улице Турнель, и когда эти люди, со времени его ранения всюду его сопровождавшие, пришли и заняли свои места на подножках, экипаж тронулся в путь. Две крепкие лошади бежали рысью и меньше чем через четверть часа доставили графа к дверям Анжуйского дворца.

Герцог и Орильи возвратились так недавно, что даже кони их не были еще расседланы.

Монсоро, имевший право являться к принцу без приглашения, показался на пороге как раз в тот момент, когда принц, швырнув свою фетровую шляпу на кресло, протягивал ноги в сапогах камердинеру.

Лакей, шедший на несколько шагов впереди Монсоро, объявил о прибытии господина главного ловчего.

Даже если бы молния ударила в окна комнаты, принц не был бы потрясен больше, чем при этом известии.

– Господин де Монсоро! – вскричал он, охваченный беспокойством, о котором свидетельствовали и его бледность, и его взволнованный тон.

– Да, монсеньер, я самый, – сказал граф, успокаивая или, скорее, пытаясь успокоить, бушевавшую в его жилах кровь.

Усилие, которое он над собой делал, было столь жестоким, что граф почувствовал, как ноги под ним подогнулись, и упал в кресло возле дверей.

– Но, – сказал герцог, – вы убьете себя, дорогой друг. Вы уже сейчас такой бледный, что, сдается, вот-вот лишитесь чувств.

– О нет, монсеньер! Сейчас я должен сообщить вашему высочеству слишком важные известия. Быть может, потом я и впрямь упаду в обморок, это вероятно.

– Так говорите же, дорогой граф, – сказал Франсуа в полном смятении.

– Но не в присутствии слуг, я полагаю? – сказал Монсоро.

Герцог отослал всех, даже Орильи. Они остались наедине.

– Ваше высочество откуда-то возвратились? – спросил Монсоро.

– Как видите, граф.

– Это весьма неосторожно со стороны вашего высочества – ходить среди ночи по улицам.

– Кто вам сказал, что я ходил по улицам?

– Проклятие! Эта пыль на ваших сапогах, монсеньер…

– Господин де Монсоро, – ответил принц тоном, в котором нельзя было ошибиться, – разве у вас есть и другая должность, кроме должности главного ловчего?

– Должность соглядатая? Да, монсеньер. В наши дни все этим занимаются, одни больше, другие меньше, ну и я – как все.

– И что же вам приносит эта должность?

– Знание того, что происходит.

– Любопытно, – произнес принц, подвигаясь поближе к звонку, чтобы иметь возможность вызвать слуг.

– Весьма любопытно, – сказал Монсоро.

– Ну, что ж, сообщите мне то, что хотели.

– Я за тем и пришел.

– Вы позволите мне тоже сесть?

– Не надо иронизировать, монсеньер, над столь смиренным и верным другом, как я, который, невзирая на поздний час и свое болезненное состояние, явился сюда для того, чтобы оказать вам важную услугу. Если я и сел, монсеньер, то, клянусь честью, лишь потому, что ноги меня не держат.

– Услугу? – переспросил герцог. – Услугу?

– Да.

– Так говорите же!

– Монсеньер, я явился к вашему высочеству по поручению одного могущественного лица.

– Короля?

– Нет, монсеньера герцога де Гиза.