Графиня де Монсоро. Том 2 - Дюма Александр - Страница 4

Проходя мимо, принц окликнул его по имени, но Бюсси даже не повернул головы.

Он возвратился к себе. Положил на стол шпагу, вынул из ножен кинжал и отцепил ножны, сам расстегнул плащ и камзол и упал в большое кресло, откинув голову на щит с родовым гербом, украшавший спинку.

Слуги, заметив отсутствующий вид их господина, решили, что он хочет вздремнуть, и удалились. Бюсси не спал – он грезил.

Он просидел так несколько часов, не замечая, что в другом конце комнаты тоже сидит человек и пристально за ним наблюдает, не двигаясь, не произнося ни звука, по всей вероятности ожидая повода, чтобы словом пли знаком обратить на себя его внимание.

Наконец ледяная дрожь пробежала по спине Бюсси, и веки его затрепетали; наблюдатель не шевельнулся.

Вскоре зубы графа начали выбивать дробь, пальцы скрючились, голова, внезапно налившаяся тяжестью, скользнула по спинке кресла и упала на плечо.

В это мгновение человек, который следил за ним, со вздохом поднялся со своего стула и подошел к Бюсси.

– Господин граф, – сказал он, – вас лихорадит. Граф поднял лицо, красное от жара.

– А, это ты, Реми, – пробормотал он.

– Да, граф, я вас ждал здесь.

– Почему?

– Потому, что там, где страдают, долго не задерживаются.

– Благодарю вас, мой друг, – сказал Бюсси, протягивая Одуэну руку.

Реми стиснул в своих ладонях эту грозную руку, ставшую теперь слабее детской ручонки, и с нежностью и уважением прижал к своей груди.

– Послушайте, граф, надо решить, что вам больше по душе: хотите, чтобы лихорадка взяла над вами верх и убила вас – оставайтесь на ногах; хотите перебороть ее – ложитесь в постель и прикажите читать вам какую-нибудь замечательную книгу, в которой можно почерпнуть хороший пример и новые силы.

Графу ничего другого не оставалось, как повиноваться; он повиновался.

Друзья, явившиеся навестить Бюсси, застали его уже в постели.

Весь следующий день Реми провел у изголовья графа. Он выступал в двух качествах – врачевателя тела и целителя души. Для тела у него были освежающие напитки, для души – ласковые слова.

Но через сутки, в тот самый день, когда господин де Гиз явился в Лувр, Бюсси огляделся и увидел, что Реми возле него нет.

«Он устал, – подумал Бюсси, – это вполне естественно! Бедный мальчик, ему так нужны воздух, солнце, весна, К тому же его, несомненно, ожидает Гертруда. Гертруда всего лишь служанка, но она его любит… Служанка, которая любит, стоит больше королевы, которая не любит», Так прошел весь день. Реми все не возвращался, и как раз потому, что его не было, Бюсси особенно хотелось его видеть. В нем поднималось раздражение против бедного лекаря.

– Эх, – уже не раз вздохнул он, – а я-то верил, что еще существуют признательность и дружба! Нет, больше я ни во что не хочу верить!

К вечеру, когда улицы стали наполняться шумной толпой народа, когда наступившие сумерки уже мешали ясно различать предметы в комнате, Бюсси услышал многочисленные и очень громкие голоса в прихожей.

Вбежал насмерть перепуганный слуга.

– Монсеньер, там герцог Анжуйский, – сказал он.

– Пусть войдет, – ответил Бюсси, нахмурившись при мысли, что его господин проявляет о нем заботу, тот господин, даже любезность которого была ему противна.

Герцог вошел. В комнате Бюсси не было света: больным сердцам милы потемки, ибо они населяют их призраками.

– Тут слишком темно, Бюсси, – сказал герцог. – Это должно наводить на тебя тоску.

Бюсси молчал, отвращение сковывало ему уста.

– Ты так серьезно болен, – продолжал герцог, – что не можешь мне ответить?

– Я действительно очень болен, монсеньер, – пробормотал Бюсси.

– Значит, поэтому ты и не был у меня эти два дня? – сказал герцог.

– Да, монсеньер, – подтвердил Бюсси. Герцог, задетый лаконизмом ответов, сделал несколько кругов по комнате, разглядывая выступавшие из мрака скульптуры и щупая ткани.

– Ты неплохо устроился, Бюсси, по крайней мере, на мой взгляд, – заметил он. Бюсси не отвечал.

– Господа, – обратился герцог к своей свите, – обождите меня в соседней комнате. Решительно, мой бедный Бюсси серьезно болен. Почему же не позвали Мирона? Лекарь короля не может быть слишком хорош для Бюсси.

Один из слуг Бюсси покачал головой, герцог заметил это движение.

– Послушай, Бюсси, у тебя какое-нибудь горе? – спросил он почти заискивающим тоном.

– Не знаю, – ответил граф.

Герцог приблизился к нему, подобный тем отвергаемым влюбленным, которые, по мере того как их отталкивают, становятся все мягче и нежнее.

– Ну что же это такое? Поговори же со мной наконец, Бюсси! – воскликнул он.

– О чем я могу с вами говорить, монсеньер? – Ты сердишься на меня, а? – прибавил герцог, понизив голос.

– Сержусь? За что? К тому же на принцев не сердятся, какой в этом прок? Герцог замолчал.

– Однако, – вступил на этот раз Бюсси, – мы даром теряем время на всякие околичности. Перейдемте к делу, монсеньер.

Герцог посмотрел на Бюсси.

– Я вам нужен, не так ли? – спросил тот с жестокой прямотой.

– Господин де Бюсси!

– Э! Конечно же, я вам нужен, повторяю. Думаете, я так и поверил, что вы пришли навестить меня из дружбы? Нет, клянусь богом, нет! Ведь вы никого но любите.

– О! Бюсси! Как можешь ты обращаться ко мне с подобными словами!

– Хорошо, покончим с этим. Говорите, монсеньер! Что вам нужно? Если ты принадлежишь принцу, если этот принц притворяется до такой степени, что называет тебя «мой друг», то, очевидно, надо быть ему благодарным за это притворство и пожертвовать ему всем, даже жизнью. Говорите!

Герцог покраснел, но было темно, и никто не увидел его смущения.

– Мне ничего от тебя не было нужно, Бюсси, – сказал он, – и напрасно ты думаешь, что я пришел с каким-то расчетом! Я всего лишь хотел взять тебя с собой прогуляться немного по городу. Ведь погода такая чудесная! И весь Париж взволнован тем, что нынче вечером будут записывать в члены Лиги.

Бюсси поглядел на герцога.

– Разве у вас нет Орильи? – спросил он.

– Какой-то лютнист!

– О! Монсеньер! Вы забываете про остальные его таланты. Мне казалось, что он у вас выполняет и другие обязанности. Да и помимо Орильи у вас есть еще десяток или дюжина дворян: я слышу, как их шпаги стучат о панели моей прихожей.

Портьера на дверях медленно отодвинулась.

– Кто там? – спросил высокомерно герцог. – Кто смеет без предупреждения входить в комнату, где нахожусь я?

– Это я, Реми, – ответил Одуэн и торжественно, не проявляя ни малейших признаков смущения, вступил в комнату.

– Что это еще за Реми? – спросил герцог.

– Реми, монсеньер, – ответил молодой человек, – это лекарь.

– Реми больше, чем мой лекарь, монсеньер, – добавил Бюсси, – он мой друг.

– А! – произнес задетый этими словами герцог.

– Ты слышал желание монсеньера? – спросил Бюсси, готовый встать с постели.

– Да, чтобы вы сопровождали монсеньера, но…

– Но что? – сказал герцог.

– Но вы, господин граф, не будете его сопровождать, – продолжал Одуэн.

– Это еще почему?! – воскликнул Франсуа.

– Потому, что на улице слишком холодно, монсеньер.

– Слишком холодно? – переспросил герцог, пораженный тем, что ему возражают.

– Да, слишком холодно. И поэтому я, отвечающий за здоровье господина де Бюсси перед его друзьями и особенно перед самим собой, запрещаю ему выходить.

Несмотря на эти слова, Бюсси все же поднялся на постели, но Реми взял его руку и многозначительно пожал ее.

– Прекрасно, – сказал герцог. – Если прогулка столь опасна для вашего здоровья, оставайтесь.

И Франсуа, в крайнем раздражении, сделал два шага к двери.

Бюсси не шевельнулся. Герцог снова возвратился к кровати.

– Так, значит, решено, ты не хочешь рисковать?

– Вы же видите, монсеньер, – ответил Бюсси, – мой лекарь запрещает мне.

– Тебе следовало бы позвать Мирона, Бюсси, это опытный врач.