Аль шерхин (СИ) - "Elle D." - Страница 14

- Ну, соси его. Как леденец, - сказал вкрадчивый голос. "Как леденец", - тупо подумал Инди и стал сосать. Пальцы на его затылке сжались чуть крепче. Шепот обжёг кожу:

- Умница, славный маленький аль-шерхин... Ты быстро научишься.

И верно, не прошло и минуты, как Инди почувствовал, что плоть мужчины во рту у него странно вздрогнула, как будто выгибаясь, и оросила его язык и нёбо чем-то солёным. Он инстинктивно сглотнул - и только тогда понял, что это было. Арджин вынул разрядившийся член у него изо рта и ладонью провёл по губам Инди, размазывая по ним своё семя.

- Весь перепачкался, - сказал он голосом, в котором звучало ленивое удовлетворение. - Иди умойся.

Инди встал и, пошатываясь, сделал несколько шагов в сторону. Потом остановился. Умыться ему было негде и нечем. И лишь тогда это заметил тот, кому он теперь принадлежал целиком.

- Что? У тебя нет воды? Как же так? Я всё-таки высеку эту мерзавку Захру... Эй! Кто там!

Теперь это была его жизнь. Что-то, что он по привычке называл жизнью, не зная другого слова.

Впрочем, со временем стало немного легче. В первое время Арджин-бей приходил к нему постоянно, иногда несколько раз в день. Инди довольно скоро понял, что он груб и несдержан, но не жесток сверх того, что считает необходимостью. Если с ним были покорны, если выполняли его приказы и принимали ласки, он мог быть по-своему нежен, и тогда поглаживаний и поцелуев Инди получал от него на порядок больше, чем оплеух и шлепков. Если же Арджину перечили, он немедленно выходил из себя и совершенно терял голову. Особенно страшен был его гнев, когда он бывал пьян - а случалось это нередко. В один из таких дней, когда накануне он взял своего раба целых три раза и совершенно его измучил, Инди не сумел сдержаться и вновь отпихнул от себя его руки. Тогда Арджин бросил его на пол и избил - ногами, пиная по пояснице, по лицу, в совершеннейшем бешенстве от того, что с ним осмелились спорить. Потом бросил животом на холодный низкий столик, отымел и ушёл, оставив лежать на полу. Вскоре после него пришёл лекарь, осмотревший и смазавший раны Инди, но это мало помогло ему, и несколько недель после этого он не мог толком разогнуться, да и позже, весь остаток жизни у него временами ныли почки. Этот случай многому научил его. В частности, он понял, что иногда на одной чаше весов твоя злость, твоя гордость, остатки твоего самоуважения, а на другой - жизнь, не больше и не меньше. И с этим пониманием та, первая чаша весов стала значительно легче.

Но то были первые, страшные и тяжкие дни. Потом интерес Арджина к Инди, казалось, поубавился. Он стал приходить всё реже, порой не показывался целую неделю, а приходя, делал всё быстро и как будто небрежно. Одновременно он стал с Инди не то чтобы ласковее - скорее, охладел к нему, а потому не мог уже испытывать сильных чувств, как раньше - ни сильной похоти, ни сильной ярости. Он иногда ещё бил Инди, но теперь в основном по лицу и по ягодицам - последнее ему особенно нравилось. Пару раз было так, что он вообще за целую ночь не вводил в Инди свой член - только шлёпал его, перекинув через колено, до тех пор, пока Инди не начинал молить о пощаде. Это Арджину тоже очень нравилось, хотя его нельзя было провести, и он всегда мог отличить ненастоящую мольбу от искренней.

- Не пытайся меня обдурить, маленький негодяй, - сказал он как-то, когда Инди решил схитрить и взмолился почти сразу же после начала экзекуции. - Я же вижу, ты ещё ни слезинки не пролил. И зубами не скрежещешь, как обычно. Я тебя знаю, - добавил он, ухмыльнувшись, будто то, что происходило между ними, было какой-то игрой с безумными и жестокими правилами. Впрочем, так оно и было - для Арджин-бея. Для Инди же это была не игра, но битва не на жизнь, а на смерть.

Однако, в общем-то, если он слушался, Арджин не был к нему чересчур суров - и даже заботился, на свой лад. Если Инди ложился перед ним покорно, то он делал всё быстро и останавливался, как только Инди просил его об этом. Он следил теперь, чтобы в комнате всегда была свежая и чистая вода для питья и умывания - он был чистоплотен и требовал, чтобы Инди мылся после каждого соития, а также полоскал рот. Его хорошо кормили - не так обильно, как в Большом Торге, но вкусно. Выясняли, что он любит, по тому, какое именно из принесённых кушаний он съедал до крошки, и баловали этим, а ещё Арджин иногда спрашивал, что ему нужно - может, музыкальный инструмент или ещё что-то. В конце концов Инди, набравшись смелости, попросил какую-нибудь книгу - и Арджин ответил ему взглядом, полным такого изумления, словно о книге его попросил конь. Просьба явно поразила его, и неприятно поразила - только тогда Инди понял, что Арджин-бей не умеет читать. То, что раб его умеет что-то, чего не умеет он сам, рассердило Арджина; он ударил Инди, не сказав ни слова, и ушёл. Книг он, конечно, не получил, и с тех пор не просил ничего.

Впрочем, гнев Арджин-бея был хотя и страшен, но скоротечен. Он быстро забывал обиды, хотя, может быть, и не до конца - главное было не наносить ему новых, потому что тогда он припоминал всё разом и изливал на несчастного Инди троекратно усиленный гнев. Поэтому в конце концов Инди понял, как себя надо с ним вести: слушаться, подчиняться, подставлять губы для поцелуев и попку для соития и шлепков, не задавать вопросов, не заговаривать первым и не смотреть в глаза. Последнее было важнее всего: взглядом своим он, увы, управлять совсем не умел, и всякий раз, глядя в его глаза, Арджин-бей видел там лишь глухую боль и глубоко похороненную ненависть. Не одну пощёчину Инди получил за эти взгляды - только взгляды, ничего больше. Впрочем, не так уж часто это случалось - ведь что-что, а прятать свои глаза он умел.

В глубине души он надеялся, что однажды окончательно надоест Арджину. Он не знал, что будет тогда - может, его просто отведут на задний двор и прирежут, как захромавшую лошадь. Он знал только, что мечтает вырваться отсюда, и эта мечта придавала ему сил вынести всё. Однако шло время, недели складывались в месяцы, а Арджину он не надоедал. То есть прежней, безумной страсти уже не было - но и равнодушие не приходило. Арджин-бей как будто привязался к нему - так, как привязываются к соколу или собаке. И как о собаке Арджин о нём и заботился: держал в конуре, хорошо кормил, иногда гладил по шёрстке, иногда бил палкой и пинал ногами. Так не относятся к людям, только к животным, даже очень любимым - Инди всё время твердил про себя это, но никогда не осмелился бы сказать вслух.

Впрочем, даже такое отношение к нему его хозяина нравилось далеко не всем. Спальня Арджин-бея была сразу за стеной, и, когда он изволил брать в свою постель жену - всё реже и реже - Инди слышал, как они ссорятся.

- Ты уже три месяца держишь у себя этого мальчишку. Что с тобой, Арджин, я не узнаю тебя! Ни одна наложница не задерживалась у тебя столько.

- Вы, бабы, быстро надоедаете своей трескотнёй, - отвечал Арджин-бей без злости, скорее, дразня - он и с Инди иногда так разговаривал, но Инди никогда не посмел бы ему отвечать в том же тоне.

- О да, а мальчишка молчит, потому что иначе ты выколачиваешь из него мозги.

- Это всё не твоего ума дела, женщина.

- Нет уж, как раз моего, раз ты предпочитаешь его ласки моим. В последний раз ты брал меня месяц назад! А к нему бегаешь чуть ли не через день.

- Может, мне и сейчас следует уйти от тебя к нему? Уж он-то не станет меня упрекать в невнимании, не закатит сцен ревности, будто глупая женщина...

- Ещё бы, - фыркнула Захра. - Ведь он тебя ненавидит.

Арджин не ответил. Инди невольно вздрогнул, хотя их и разделяла стена - он знал уже, что сулило это молчание.

- Что ты сказала?

- А что, ты будто не знал? Конечно, он ненавидит тебя! Всем сердцем, как... - речь женщины оборвалась вскриком и шумом падающего тела, когда тяжёлой пощёчиной муж сбросил её с постели на пол.

- Заткнись! Заткнись, шлюха. Да будет проклято лоно, которое тебя породило, - прошипел Арджин, и Инди услышал ещё один звук удара. Он вздрагивал от этих звуков, как будто били его самого.