Кукла госпожи Барк - Мугуев Хаджи-Мурат Магометович - Страница 54

Один из журналистов, бесцеремонно расталкивая столпившихся внизу зрителей, пытается заснять шахскую ложу. На веснушчатом лице этого верзилы самое развязное и тупо-самодовольное выражение. Выбирая наиболее удобное положение, он все ближе подбирается к ложе шаха.

– Уберите этого болвана! – довольно звучно раздается из ложи господина Мильспо.

Журналист со своим фотоаппаратом под смех и свист зрителей уже оттиснут военной полицией за линию лож.

– Вы, вероятно, никого не знаете из нашей знати? – нагибаясь к моему уху, шепчет господин Таги-Заде, – вам это будет интересно. Поглядите в ложу его величества, шаха…

Я взглянул. У барьера, положив всю в перстнях ручку на красный бархат обивки, сидит темно-смуглая, красивая молодая девушка в светлом европейском платье.

– Это – ее высочество, принцесса Ашраф, или, как называют ее европейцы, «Смуглая принцесса», сестра его величества шаха, – шепчет Таги-Заде, – рядом с нею, та, что в розовом, ее сестра принцесса Шамс. Они обе только неделю назад прибыли из Америки и на возвратном пути заехали в Кейптаун за своей матерью, супругой Реза-Шаха, которая тоже возвратилась в Иран из Южной Африки. А вон та, что сидит позади Ашраф, это известная красавица, княжна Кашкаи, правда, хороша? «Лицо ее, как полная луна, а губы, как лепестки распустившейся розы, брови, словно две тетивы лука»…

– Хороша, но дама, что сидит во втором ряду, вон та, с лорнетом в руке, несравненно лучше, – отвечаю я.

Господин Таги-Заде тихо смеется.

– У вас прекрасный вкус, господин полковник. Да, она совершенная красавица.

Из глубины ложи показалось тонкое красивое лицо молодого шаха с большими, равнодушными глазами. Улыбнувшись кому-то из сидевших невдалеке англичан, он провел взором по трибунам и снова исчез в полутьме ложи.

Заиграли трубы, раздался звук горна. Все стихло, смолкли неугомонные американские фоторепортеры.

На футбольное поле выбежали команды: англичане в коротких оранжевых трусах и таких же майках и американцы в синих майках и белых трусах. Свист, аплодисменты и рев толпы встретили их.

Воздух был чист и ясен. Солнце уходило на запад, приближался вечер.

Уже произошла жеребьевка и вратари заняли свои места.

Я взглянул в сторону, где сидела госпожа Барк. Журналистка, откинувшись назад, что-то с жаром говорила офицеру. Я навел бинокль – сомнений не было. Госпожа Барк разговаривала с капитаном Хартли, тем самым Хартли, который совсем недавно был задержан нами в Фирузкухе.

Я не принадлежу к классу болельщиков футбола, хотя несколько раз до войны бывал на стадионе «Динамо», когда выступала команда ЦДКА. Я видел, как волновались зрители, как переживали они промахи и ошибки своих любимцев, каким радостным гулом одобрения встречали удачный удар в ворота противника. Мне было понятно их волнение, но всегда меня радовало то честное, беспристрастное отношение, каким наш зритель отмечал успехи и другой, удачно игравшей команды. Даже больше, на международных играх в Москве я был свидетелем, как любой хорошо и красиво забитый противником гол в наши ворота вызывал аплодисменты и одобрительный шум на трибунах.

Ничего подобного не было здесь. С самого же начала сотни американских глоток разразились воплями.

– Лупи его по ногам, Джон!.. Валяй, валяй, Тед!.. Бей по воротам, скотина, куда лупишь в сторону!.. Крой этих лондонцев, кроши их, Джонни!.. – неслось отовсюду, и даже флегматичный Шварцкопф, вынув изо рта сигару, что-то выкрикнул из своей ложи.

Англичане были спокойней. Правда, их солдаты время от времени подбадривали своих игроков, но эти возгласы потонули в воплях и реве американцев.

Один из форвардов англичан с левого края головой забил мяч в сетку американских ворот. Принцесса Ашраф оживилась. Подавшись вперед, она энергично зааплодировала англичанам. Аплодисменты англичан и нескольких иранцев потонули в буре негодующих воплей возмущенных неудачей американцев. По полю уже снова бегали игроки, мяч летал по всем направлениям, фоторепортеры щелкали своими аппаратами, а гул на трибунах не смолкал. Это американцы орали, бранились, свистели, топали ногами и хором скандировали возгласы поощрения своим игрокам.

Истекли первые 45 минут, ударил гонг, раздался свисток судьи, и игроки ушли с поля. Я вышел из ложи. Мистрис Барк, за которой виднелась голова капитана Хартли, шедшая к выходу, окликнула меня.

– Немного погодя отзовите меня, как бы по делу, – успел я шепнуть Крошкину.

– Прекрасная новость, настоящая «шоу»[31], – идя навстречу мне, крикнула журналистка. – Капитуляция Италии! Храбрые американские парни вместе с английскими войсками сегодня высадились в Италии. Только что сообщил об этом майор Хартли. Вы знакомы, господа? – спросила она.

– Знакомы! Знакомство произошло при довольно забавных обстоятельствах, не так ли, полковник? – засмеялся Хартли.

– Майор сообщил, – продолжала Барк, – великолепную новость. Наши парни крепко исколотили этих джерри. Взяты трофеи, пленные, очищено несколько десятков километров итальянской земли.

– Пленных не взято ни одного. Высадка совершена с островов Пантеллерия.

– Так вы знали об этом? – удивленно спросила мистрис Барк.

– Конечно! Еще утром я читал радиограмму из Москвы.

– Странные вы люди, русские! – разочарованно протянула журналистка. – Знать о создании второго фронта и молчать о таком событии…

– О втором фронте?

– Конечно, сэр, – вмешался Хартли, – а как же иначе назвать это замечательное дело?

– Очень просто! – десантными операциями пятой американской и восьмой английской армий «на каблуке итальянского сапога».

Хартли пожал плечами. Госпожа Барк миротворчески сказала:

– Возможно, что это так, а пока, – да здравствует англо-американский фронт в Италии!

– Вас можно поздравить, майор Хартли? – спросил я.

– Да, повышен в чине неделю назад. По этому поводу не мешало бы выпить бокал доброго виски.

К нам подошел майор Крошкин. Вежливо поклонившись, он сказал:

– Простите, господа, мне срочно нужно переговорить с полковником Дигорским.

– Очень хорошо, вы найдете нас в баре, полковник, – сказал Хартли.

– Не забывайте моей скромной хижины и маленькой Зоси, охраняющей ее, – уходя сказала журналистка.

Мы выбрались из толпы и, разыскав свою машину, вернулись в Тегеран.

Поездка генерала оказалась удачной. Впечатление от охраны и частей отличное.

– Дорога на замке. Ни один прохвост не нарушит графика в нашей зоне. Кстати, знаете ли, что вчера ночью повторное заседание меджлиса объявило войну Германии?

Я пожал плечами. Генерал улыбнулся.

– Господа Шварцкопф и Ридли прямо с футбола направились в меджлис. Читайте. – И он протянул мне «Сетарее Иран» и другие газеты, на первой странице которых было крупно напечатано

«Сегодня Иран объявил войну кровожадной Германии».

– Готовьтесь к решительному бою. Приближается развязка, вот почитайте шифровку, которая обрадует вас, – сказал генерал.

Он сидел на низкой тахте, на которой лежали бумаги. Выбрав одну из них, он протянул ее мне.

– Завтра капитан Аркатов и вызываемый вами по тому же делу человек вылетают сюда. Прошу встретить их на аэродроме.

Военный аэродром «номер семь» находился за селением Кередж, километрах в сорока от Тегерана. Село это при шахах династии Каджаров было летней резиденцией властителей Ирана, но уже лет пятьдесят как перестало быть таковой, и теперь возле этого села находился наш ближайший аэродром.

– Прибудут они послезавтра в девятнадцать часов, значит, вам придется встретить и абсолютно незаметно доставить их сюда. Подумайте и вечером скажите, как вы сделаете это.

– Слушаюсь, – сказал я.