Семейное проклятие - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 29

Хотя теннисист ей формально никто, Настя любила его куда больше, чем папу. Что отец? Во-первых, бросил их. А во-вторых, в жизни вообще ничего не добился! Мама ей не рассказывает, но девочка подслушала, когда они с бабушкой Викой обсуждали: папа не работает и даже не пытается куда-то устроиться. Женился на даме с наследством и живет припеваючи на чужие деньги!

– Отлично, в общем, все у него в жизни вышло. – Мамин голос звучал очень обиженно.

Хотя Настя бы с ней поспорила: что хорошего жить нахлебником? Она, хотя сама слабый пол, ни за что бы не хотела сидеть на чьей-то шее, выпрашивать у мужа туфельки или тысячу рублей на кафе. Попрошайничать (или ждать милостей) – удел слабачек. Настя же предпочитает ни от кого не зависеть и чтобы деньги лились рекой.

Бабушка Вика усмехается:

– Такое везенье, милочка, крайне редко бывает.

Но у Насти всегда готов ответ:

– А Кирилл?

– Ну, он особая статья, – улыбается старуха.

Однако Настя очень надеется, что станет особой статьей — хотя в теннис она и не играет. Зато у нее других талантов полно. Поет, танцует, выступает в школьных спектаклях. Как про Зойку – что «растет звездочка», – про нее, правда, не говорят.

– Главное, что у тебя характер бойцовский, – хвалит бабушка Вика. – Когда умеешь все крушить, как танк, таланты и не нужны. Сферу применения только себе найди. Правильную.

Что ж, Настя уже с двенадцати лет по сторонам поглядывала: чтоб эту самую сферу не пропустить. Она освоила Интернет, бродила по сайтам киностудий и кастинговых агентств, зарегистрировалась во всех актерских (те, что бесплатные) базах данных. Многократно участвовала в песенных конкурсах. Несколько раз пробиралась дальше, чем первый тур. Однажды мама даже возила ее в Москву, на второй этап – прослушивание. Но пока ей никак не везло.

– Ты слишком обычная! – объяснили ей тогда в столице, почему не пропускают дальше.

Но что надо сделать такого, чтоб тебя особенной сочли, – не растолковали…

Однако Настя все равно надеялась. Вон, сейчас по телику идет реклама: приглашают «всех жителей необъятной России» участвовать в конкурсе «Супер-талант». В ролике «нарезка» – кто только не является петь! Совершенно безголосые, несуразно фальшивые. Старые, страшненькие. Может, ей тоже в столицу сорваться? Приз на конкурсе обещают чумовой: контракт на запись сольного альбома!

В рекламе, правда, говорится: «Ваш талант должен нас удивить!»

И чем удивлять жюри большой вопрос. Свою собственную песню Настя – сколько ни пыталась – написать не смогла. Стоять по ходу выступления на руках, садиться на шпагат, показывать фокусы – как другие делают, – тоже не умеет…

А опять поехать и пролететь – совсем будет обидно. Да и мама после прошлого провала сказала строго:

– Все, Анастасия. Больше никуда тебя не повезу, времени нет. И денег. Вырастешь – езди по конкурсам сама, сколько хочешь.

«Тоже, типа, решила, что я совсем бесталанная», – уныло думала девочка. И почему-то вспомнился опять мамин любимый Маяковский: «Единица – вздор, единица – ноль». До чего ж не хочется на всю жизнь, до старости, остаться единицей, что даже хуже никчемного нолика. «Голос единицы тоньше писка. Кто его услышит? Разве жена – и то если не на базаре, а близко».

– Голос единицы… – Досадливо повторила Настя. – Будто про меня написал.

А если – голос двух?! Черт, так вот же она – необычинка. Практически под ногами валяется. Почему ж Настя раньше до столь простейшего решения не додумалась?!

Кто не ведает о специфике работы детского сада, уверен: с малышами управляться чрезвычайно сложно. Хотя на самом деле куда труднее иметь дело с их родителями. Каких только претензий те не предъявляют! А уж в частном садике, когда «за все из своего кармана заплатили», куражатся вдвойне.

Идеи безумные – из серии «Мой ребенок хочет, чтобы к нему все обращались на «вы», – Алла Сергеевна пресекала на корню. Но к иным пожеланиям прислушивалась. Накануне Дня знаний, например, инициативная группа родителей предложила отпраздновать Первое сентября и в детском саду. Аля попыталась их отговорить: впереди одиннадцать школьных лет, успеете еще! Но заказчики настаивали, и пришлось превращать на один день игровую комнату в школьный класс, вызывать к доске, ставить отметки. Дети были в восторге – а сама Алла Сергеевна к семи вечера с ног валилась. Даже на второй план отошло, что ее собственная дочка сегодня в первый класс отправилась.

В начале восьмого – последнего воспитанника забрали пять минут назад – в садик явилась Виктория Арнольдовна. Оценивающе взглянула на Алю, проворчала:

– Опять весь день носишься? Без обеда?

– Мы с детьми ели торт, – улыбнулась Алла Сергеевна. – Очень вкусный. Я и девочкам пару кусочков приберегла. Не знаю только, понравится ли Насте. Торт – в виде школьного дневника.

– Я как раз насчет девочек, – кивнула старуха, – что-то загуляли они.

– В смысле? – насторожилась Аля.

– Часа в четыре вместе ушли. Настя сказала: поведет сестру мороженым кормить в честь Первого сентября. И нет до сих пор. Я Насте позвонила – телефон не отвечает. Может, конечно, в кино сидят, поэтому не слышит, но почему не предупредила? – Голос Виктории Арнольдовны звучал очень встревоженно.

Однако Аля в первый момент не испугалась, наоборот, порадовалась, что сестры – большая редкость – куда-то отправились вместе. Тем более за окном еще даже темнеть не начало: ясный, теплый сентябрьский вечер.

Но все же вытащила телефон, набрала номер старшей дочери. Даже не длинные гудки, а «абонент недоступен». Выключила? Или опять потеряла, как уже было в прошлом году?

– Мне еще показалось, – подлила масла в огонь старуха, – Настя какая-то очень возбужденная была. А Зоинька – испуганная. И уходить не хотела, хотя обычно рада-радешенька, если сестра ей хоть каплю внимания уделяет. Да и оделись как-то странно: я предлагала понарядней в честь праздника. Нет, обе джинсы натянули, Настена еще зачем-то рюкзачок взяла.

Тут уж поневоле забеспокоишься. Только показывать волнения нельзя – Виктория Арнольдовна и без того бледная, дышит тяжело. И Аля как можно беспечнее сказала:

– Да ладно, куда они денутся! В нашем-то мирном Калядине!

Хотя тревога все сильнее вцеплялась в сердце. Сразу вспомнилось ужасное первое сентября, когда в первый класс отправилась Настя. Столь же безбрежно ясное, радостное утро, переполняющий восторг, гордость за красавицу дочку… а уже вечером – полная катастрофа.

…Они закрыли садик, перешли на жилую половину дома. И Аля первым делом бросилась в Настину комнату. На удивление – полный порядок. На столе аккуратной стопочкой выложены учебники за восьмой класс, школьная форма в шкафу. А вот планшетника не видать. Взяла его с собой? В кафе и кино? Странно. И еще – Аля поискала глазами – не было в комнате плюшевого медведя. Обычно-то он всегда сидит на дочкиной кровати.

Стало совсем маятно.

Алла подошла к этажерке, открыла аляповатый, под золото, сундучок – Настину копилку. Монетки на месте, но бумажные деньги (немало, почти три тысячи!) исчезли. Что ж, дочка в кафе все свои капиталы взяла?

Аля – руки уже дрожали – еще раз набрала Настин номер. Опять недоступен. И времени уже начало девятого. Зоиньке вообще-то через полчаса в постели надо быть.

Помчалась в соседнюю комнату, во владения малышки. А вот здесь – против обыкновения – раскардаш. Обычно аккуратная Зоинька оставила на полу россыпь игрушек, пара кофточек и колготки тоже валяются на ковре.

Алла почувствовала, как кровь приливает к лицу.

И тут в комнату ворвалась Виктория Арнольдовна. Лицо мрачнее тучи. Протянула Але листок с неровными, торопливыми строчками. Объяснила:

– В кухне, под сахарницей, нашла. Что ж она творит-то, паршивка!

Послание оказалось кратким:

Дорогая мамуля, ты, пожалуйста, не волнуйся. Мы с Зоей решили поехать к папе. Вернемся через неделю или две. Настя.