Здесь обитают призраки - Бойн Джон - Страница 11

– Так ваши родители дома? – спросила я. Быть может, вся эта история – некий замысловатый розыгрыш, с неудобопонятной целью призванный одурачить осиротевшую молодую женщину. Быть может, в этом семействе все умалишенные.

– Боюсь, что нет, – отвечала она. – Только мы с Юстасом. Миссис Ливермор приходит каждый день и всевозможным манером хлопочет. Она немного стряпает и оставляет нам еду. Надеюсь, вы любите пережаренное мясо и недоваренные овощи. Но она живет в деревне. С Хеклингом вы, разумеется, уже знакомы. У него дом возле конюшен. Ужасный человек, не правда ли? Напоминает мне обезьяну. И пахнет очень странно.

– Он пахнет лошадью, – вставил Юстас, щербато мне улыбнувшись, и я, невзирая на смятение, невольно улыбнулась в ответ.

– Весьма явственно, – согласилась я, а затем в растерянности повернулась к его сестре: – Прости, ты не сказала, как тебя зовут.

– Правда?

– Да.

Она нахмурилась и кивнула.

– Как грубо с моей стороны, – сказала она после бесконечной паузы. – Меня зовут Изабелла Уэстерли. В честь одной из великих королев Испании.

– Изабеллы Кастильской[16], – сказала я, припомнив уроки истории.

– Именно так, – отвечала она, по видимости, довольная, что я знаю ее тезку. – Понимаете ли, моя мать – уроженка Кантабрии. Отец мой, напротив, родился здесь. В этих самых стенах.

– Значит, ты наполовину англичанка и наполовину испанка? – переспросила я.

– Да, если вам угодно постигать меня частями, – отвечала она.

Я посмотрела на нее, затем обвела взглядом гостиную. Там висели любопытные портреты – предков нынешних обитателей, надо полагать, – и красивый гобелен на стене, обращенной ко двору; хорошо бы, отметила я про себя, внимательно рассмотреть его утром при солнечном свете.

– Но ведь вы не… – начала я, размышляя тем временем, как лучше задать вопрос. – Вы ведь не живете здесь одни? Вдвоем?

– Разумеется, нет, – отвечала Изабелла. – Мы слишком юны, и нас не следует оставлять одних.

Я вздохнула с облегчением.

– Благодарение небесам, – сказала я. – С кем же вы живете, если не с родителями? Не могли бы вы позвать взрослых?

К моему потрясению, ни единым мускулом не шевельнув, Изабелла распахнула рот и оглушительно, душераздирающе завопила. Я не вдруг разобрала, что она лишь прокричала мое имя. Элайза Кейн.

– Что такое? – вопросила я, в страхе прижав ладонь к груди. Сердце отчаянно колотилось. Я покосилась на Юстаса, но тот взирал на меня невозмутимо, ярко блестя белками глаз при свечах.

– Прошу меня извинить, – молвила Изабелла, скупо улыбнувшись. – Однако вы просили позвать взрослых.

– И ты позвала меня. Весьма громогласно.

– Вы и есть взрослый, – пояснила она. – Поскольку мисс Беннет отбыла. Вы заняли ее место. Вы здесь единственный взрослый и ответственный человек.

– Ха! – слегка усмехнулся Юстас, встряхнув головою, будто заявление сестры не внушило ему особого доверия. Удивился не он один. Я совершенно растерялась.

– Однако объявление… – начала я, уже утомившись растолковывать вновь и вновь.

– Разместила мисс Беннет, – сказала Изабелла. – Я же вам объяснила. Вы заняли ее место.

– Но кто за все отвечает? Кто, скажем, платит мне жалованье?

– Мистер Рейзен.

Опять этот мистер Рейзен. Стряпчий. Значит, Хек-линг не вполне меня обманул.

– И где же, позволь спросить, сей мистер Рейзен?

– Живет в деревне. Утром я могу вас проводить, если желаете.

Я глянула на замечательно красивые напольные часы в углу. Уже миновало десять вечера.

– Мистер Рейзен обо всем печется, – продолжала Изабелла. – Он платит гувернантке, он платит миссис Ливермор и Хеклингу. Дает нам деньги на карманные расходы.

– И отчитывается перед вашими родителями?

На сей раз Изабелла пожала плечами и отвернулась.

– Вы, вероятно, устали, – сказала она.

– Весьма, – подтвердила я. – День выдался нелегкий.

– И голодны? В кухне наверняка найдется что-нибудь, если…

– Нет, – сказала я и вскочила. Довольно с меня на один вечер. – Нет, меня несколько укачало в коляске. Быть может, вам лучше проводить меня в спальню. Я высплюсь, и все наладится, а завтра я разыщу мистера Рейзена и во всем разберусь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Как вам угодно, – промолвила Изабелла и тоже поднялась. Юстас мигом вскочил и прижался к ней. Она улыбнулась мне, снова напустив на себя хозяйскую личину. – Будьте любезны, следуйте за мной.

Мы поднялись по лестнице. Была она величественна и изысканна; не удержавшись, я ладонью погладила мраморную балюстраду. Ковер под ногами также оказался весьма роскошен, хотя его, как и все прочее в доме, похоже, несколько лет не меняли.

– Мы с Юстасом спим на втором этаже, – сказала Изабелла, указав в конец коридора; дверей я почти не разглядела, ибо мрак освещала лишь одинокая девочкина свеча. – Вы этажом выше. Надеюсь, вам понравится. Я всей душою на это надеюсь.

Я вгляделась в нее, не понимая, имела ли она в виду пошутить, однако в лице ее читался скорее стоицизм. Мы поднимались дальше – Изабелла со свечой на три ступени опережала Юстаса, тот на три ступени опережал меня. Я посмотрела на его босые ноги. Были они очень маленькие, и на пятках различались рубцы, словно он носил обувь, из которой уже вырос. Кто приглядывает за этим мальчиком, если в доме нет взрослых?

– Сюда, Элайза Кейн, – позвала Изабелла, пробираясь по коридору, а затем распахнула тяжелую дубовую дверь и вошла в спальню.

Спустя несколько мгновений перешагнув порог, я мысленно поблагодарила Изабеллу за то, что своей свечою она зажгла в комнате три другие; обстановка теперь проступала отчетливее, и я осмотрелась. Комната оказалась весьма уютна, велика и просторна, было в ней не холодно и не жарко, постель виделась мне удобной. Беспокойство рассеялось, и я прониклась добрыми чувствами к этим детям и к этому дому. Утром, решила я, все будет хорошо. Все прояснится.

– Что ж, доброй ночи, – сказала Изабелла и направилась к двери. – Надеюсь, вы будете почивать спокойно.

– Доброй ночи, мисс Кейн, – сказал Юстас, устремившись за сестрой, и я улыбнулась, кивнула им обоим, пожелала доброй ночи и крепкого сна и прибавила, что с нетерпением жду завтрашнего более обстоятельного с ними знакомства.

Оставшись одна впервые с той минуты, когда поутру заперла за собою дверь дома, я присела на постель, вздохнула с облегчением и огляделась. Меня подмывало разрыдаться над несообразностью миновавшего дня и расхохотаться над его несуразностью. Я расстегнула чемодан, однако решила, что вынимать вещи и развешивать их в гардеробе и раскладывать на столе пока не стоит. Это подождет до утра. Я лишь извлекла ночную сорочку, с наслаждением стянула с себя промокшую одежду, облачилась ко сну и слегка умылась над тазиком, что стоял на тумбочке подле кувшина воды. Отдернув штору, я выглянула в окно и с удовлетворением обнаружила, что оно расположено на фасаде и смотрит на лужайку. Я попыталась открыть высокую раму, дабы вдохнуть ночного воздуха, однако рама оказалась запечатана и усилиям моим не поддалась. Вдалеке петляла дорожка, что привела к дому нас с Хеклингом; совершенно опустевшее поместье заливал свет месяца небесного. Успокоенная, я легла в постель – матрас надлежащим образом пружинил, подушки оказались мягки. Все будет хорошо, сказала я себе. Жизнь неизменно налаживается, едва как следует выспишься.

Я задула последнюю свечу на тумбочке, до плеч натянула одеяло, закрыла глаза и зевнула во весь рот. Издалека донесся весьма неприятный крик – я было решила, что это Винни отходит ко сну, но затем крик повторился, и то кричала не лошадь; нет, решила я, вероятнее всего, это ветер в ветвях, ибо он успел разбушеваться, а в окно застучал дождь. Ветер стонал ужасно, точно женщина, удушаемая до смерти, однако дневные странствия и непостижимая троица моих новых знакомых в Годлин-холле утомили меня сверх всякой меры, и никакой ветер, сказала я себе, не воспрепятствует моим ночным грезам.