Каталина - Моэм Уильям Сомерсет - Страница 9

— Отец Гарсиа, несомненно, очень порядочен и благочестив, — нахмурившись, процедил герцог, — но его обеты, вероятно, не позволили ему понять, как велика ответственность тех, кто высоко вознесен богом и королем. Завтра я поговорю с ним.

На следующий день фра Гарсиа пригласили во дворец. Герцог и герцогиня, разумеется, понимали, что он не передаст им содержание исповеди Беатрис, и не пытались выяснить причины ее столь неожиданного решения. Но они резонно заметили, что Беатрис, хотя и следовала законам церкви, любила поразвлечься и никогда не выказывала желания отдать себя богу. Они рассказали о намеченном союзе с герцогом Антекерой и о трениях, которые могут возникнуть, если свадьба расстроится. И наконец, с должным уважением к его сану, они обратили внимание монаха, что тому не следовало одобрять причуду Беатрис, вызванную, несомненно, ее загадочной болезнью. Но доминиканец проявил непонятное упорство. Он даже решился сказать, что высокое происхождение не дает им права воспрепятствовать дочери сделать шаг, который успокоит ее душу в этом мире и принесет счастье в последующем. За первой встречей с духовником последовали и другие. Беатрис продолжала настаивать на своем, а фра Гарсиа изо всех сил ее поддерживал. Наконец, герцог согласился отпустить Беатрис в монастырь, если через три месяца она не передумает.

С этого момента она начала выздоравливать, и три месяца спустя стала послушницей в кармелитском монастыре Авилы. Разодетая в шелк и бархат, надев все драгоценности, в сопровождении родственников и благородных кавалеров, Беатрис прибыла к монастырским воротам, радостно попрощалась со всеми и исчезла за ними.

Но герцог не захотел, чтобы его единственная дочь всю жизнь оставалась простой монахиней. Во славу господа и в свою честь он решил основать монастырь в Кастель Родригесе, в котором Беатрис со временем могла бы стать аббатисой. В городе ему принадлежали значительные земельные участки, и он без труда нашел подходящее место, где и построил красивую церковь, жилой корпус, необходимые подсобные помещения и разбил сад. Он нанял лучшего архитектора, превосходных художников и скульпторов. Когда строительство закончилось, Беатрис, известная теперь как донья Беатрис де Сан Доминго, приехала погостить во дворец герцога вместе с несколькими монахинями, выбранными за их добродетель, ум и знатное происхождение. Герцог решил, что лишь девицы благородной крови смогут переступить порог его монастыря. Подобрали и аббатису, готовую отойти от дел, как только Беатрис достигнет необходимого возраста и сможет занять ее место. Отец Гарсиа отслужил мессу, монахини приняли святое причастие и вступили в свое новое жилище.

Ко времени нашего повествования донья Беатрис де Сан Доминго уже много лет была аббатисой монастыря. Она завоевала уважение жителей Кастель Родригеса и восхищение, если не любовь, духовных дочерей. Она никогда не забывала о своем высоком происхождении, как, впрочем, и о благородной крови монахинь. В трапезной они получали место в строгом соответствии с временем прихода в монастырь. Беатрис быстро решала все споры, возникающие по этому поводу. Она требовала полного повиновения и, если ее приказы не выполнялись, наказывала виновных, не взирая на лица. Когда же ее власть не ставилась под сомнение, она становилась любезной и иногда милосердной. Устав ордена кармелиток, введенный папой Иннокентием IV, предоставлял монахиням много привилегий, и аббатиса не видела смысла в каких-либо изменениях. Как и в Авиле, они могли навещать и гостить у друзей и родственников, в монастырь приезжало много гостей, обет молчания действовал лишь с вечернего богослужения до заутрени. Светские сестры выполняли черную работу, чтобы у монахинь оставалось больше времени для молитв и других важных дел. Но, несмотря на предоставленную свободу, даже тень скандала ни разу не запачкала доброе имя этих добродетельных женщин. Репутация монастыря была столь высокой, что число желающих попасть туда превышало возможности аббатисы, так что она могла проводить тщательный отбор из кандидаток.

Она была деловой женщиной. Кроме религиозных обязанностей, ей приходилось следить за монастырским хозяйством, присматривать за поведением монахинь и их здоровьем, физическим и духовным. Монастырь владел домами в городе и землями в его окрестностях. Она часто бывала там, чтобы убедиться, все ли в порядке. Устав разрешал аббатисе иметь личную собственность, и герцог передал ей несколько домов и обширное поместье, приносящие ежегодно значительную прибыль. Большую часть этих денег донья Беатрис тратила на благотворительные цели, а остальное — на украшение трапезной и монастырской приемной и строительство молелен в саду, куда монахини могли бы удаляться для благочестивых размышлений. Церковь сияла великолепием. Сосуды для священных обрядов из чистого золота, дароносительница, искрящаяся драгоценными камнями, картины в дорогих золоченых резных рамах, статуи спасителя и пресвятой девы в бархатных одеждах, расшитых золотой и серебряной нитью (Марией Перес), и сверкающих коронах.

Празднуя двадцатилетие своего служения господу богу, донья Беатрис возвела часовню святого Доминика, к которому она испытывала особое почтение. Узнав у одной из сестер, уроженки Толедо, что там живет грек, картины которого чудесным образом повергали верующих в религиозный экстаз, она написала герцогу, ее брату, чтобы тот заказал одну для алтаря, и указала точные размеры. Но брат ответил, что король остался очень недоволен последней картиной грека, предназначенной для новой церкви в Эскуриале, и отказался от нее. В такой ситуации герцог счел неразумным обращаться к греку, но прислал в подарок картину Лодовико Караччи, известного итальянского художника, размеры которой, по счастливой случайности, в точности соответствовали требованиям аббатисы.

Отец Беатрис при строительстве монастыря позаботился о том, чтобы апартаменты аббатисы соответствовали ее высокому происхождению. Из жилой кельи, куда допускалась только светская сестра, следившая за чистотой, маленькая лесенка вела в молельню, расположенную этажом выше. Там аббатиса молилась, занималась делами и принимала гостей. Над небольшим алтарем висел крест с фигурой Христа, вырезанной из дерева почти в натуральную величину, и над ее рабочим столом — картина каталонского художника, изображающая деву Марию. Донье Беатрис, высокой, худой женщине, без единой морщинки на бледном лице и с огромными темными глазами, перевалило за сорок. Возраст облагородил ее черты и утончил некогда пухлые губы, а ее лицо светилось холодной и недоступной красотой. Всем своим видом она показывала, что смотрит на большинство сверху вниз и очень немногих считает равными себе. Аббатиса обладала мрачным, даже сардоническим чувством юмора, и в улыбке, довольно часто пробегавшей по ее губам, не было веселья. Смеялась она редко, казалось, испытывая при этом не удовольствие, но боль.

И вот такой женщине стало известно, что святая дева явилась Каталине Перес на ступеньках кармелитской церкви.

11

Донья Беатрис не поощряла видений, посещавших ее духовных дочерей, чрезмерного аскетизма и умерщвления плоти. И если она замечала в ком-то из монахинь признаки религиозного фанатизма, то принимала решительные меры. Монахине запрещалось поститься, а если это не помогало, ее отправляли погостить к родным или знакомым. Твердость, проявляемая доньей Беатрис в этом вопросе, объяснялась воспоминаниями о скандалах, вызванных одной из монахинь в кармелитском монастыре Авилы, заявлявшей, что видела Иисуса Христа, лречистую деву и других святых и получала от них знаки внимания. Аббатиса не отрицала возможности подобных видений, так как некоторым людям, потом причисленным к лику святых, действительно являлись и Иисус, и дева Мария. Но, по ее твердому убеждению, монахиня из Авилы, Тереза де Сепеда, с которой она, еще послушницей, виделась в монастыре, была истеричной и обманутой жертвой помрачившегося рассудка.

Донья Беатрис, естественно, не сомневалась, что в истории Каталины нет ни грана правды, но, так как взволнованные монахини не могли говорить ни о чем другом, она подумала, что неплохо вызвать девушку в монастырь и побеседовать с ней самой. Она позвала одну из монахинь и послала ее за Каталиной. Вскоре монахиня вернулась и сказала, что та готова прийти, но исповедник запретил ей рассказывать о встрече со святой девой. Донья Беатрис не привыкла к отказам и нахмурилась. А когда она хмурилась, весь монастырь дрожал от страха.