Папа, мама, восемь детей и грузовик (1962) - Вестли Анне Катарина - Страница 18

— Нет, такие дорогие нам не нужны, — ответил папа. — Нам нужны простые хорошие часы без всяких фокусов. Подождите, я что-то придумал.

Папа схватил газету и стал лихорадочно её просматривать, и никто в эту минуту не посмел даже шелохнуться.

— Так, — сказал наконец папа. — Всё в порядке. Посмотрим. Ну-ка, все одевайтесь! Пусть уж в этот раз посуда останется невымытой, ладно, мама? Мы поедем по делам.

— И Самоварная Труба тоже поедет?

— Нет, Самоварной Трубе сегодня придётся остаться дома.

Ничего более обидного Самоварная Труба ещё в жизни не слышала, она так обиделась, что забралась к Мортену под кровать и не желала ни с кем прощаться.

Но, к счастью, она была совсем незлопамятной. Когда все вышли на улицу и взглянули на своё окно, они увидели, что Самоварная Труба лежит на подоконнике, смотрит на них и машет хвостом.

— Ну, всё в порядке, — сказал папа, и они двинулись в путь.

— Как ты думаешь, мы идём в настоящий часовой магазин? — спросила Мона у Мадса.

— Не знаю, а хорошо бы. Знаешь, как интересно, когда все часы начинают бить в одно и то же время.

Но папа проходил, не останавливаясь, мимо всех часовых магазинов. Наконец он остановился перед большим домом. Они поднялись по лестнице и вошли в большой зал.

Здесь всё было очень необычным. В зале стояло много всевозможной мебели. Кресла, стулья и буфеты громоздились друг на друга. Под потолком висело множество люстр и ламп с большими, похожими на купола абажурами. В одном конце зала стояли столы, заставленные подсвечниками, кухонными весами, кастрюлями, формами для пирожных и электрическими плитками. А кроме того, в зале было много-много людей. На высокой кафедре стоял мужчина с кофейной мельницей в руке и кричал:

— Кто купит кофейную мельницу? Настоящую старинную кофейную мельницу?

— Две кроны! Предложено две кроны! Три кроны! Четыре кроны! Кто больше? Никто? — С этими словами он постучал по столу маленьким молоточком.

Мортену это очень понравилось. Здесь настоящие взрослые люди так же, как и он, любили стучать молотком.

— Я тозе! — закричал Мортен. — Я тозе удалю!

Но и папа, и мама, и Марен, и Мартин, и Марта, и Мадс, и Мона, и Милли, и Мина повернулись к нему и сказали:

— Тиш-ш-ш-ш-ше!

И тогда Мортен понял, что здесь действительно надо сидеть тихо.

Но мужчина на кафедре вовсе не замолчал. Он продолжал поднимать один предмет за другим. Вот он поднял в воздух круглый стул для рояля.

— Кто купит? — кричал он. — Удобно сидеть за роялем! Тра-ля-ля! — запел он и затанцевал вместе со стулом.

Все засмеялись.

— Десять крон! — предложил кто-то.

— Одиннадцать!

— Двенадцать! — крикнула дама, сидевшая рядом с мамой.

— Двенадцать! Кто больше? Стул ваш, пожалуйста!

— Знаете, у меня нет никакого рояля, — шепнула дама маме, — но этот стул показался мне таким уютным!

— Конечно, конечно, — ответила мама.

— А теперь займёмся часами, — сказал человек на кафедре, и все дети, как по команде, выпрямились на стульях. — Начинаем с красивых английских часов!

Пока он объявлял, двое мужчин вынесли в зал очень большие часы, которые должны были стоять на полу.

— Пятьсот, — сказал кто-то.

— Шестьсот!

— Тысяча! — крикнул чей-то голос, и часы были проданы.

— Для нас такие часы слишком велики, — сказал папа.

— И ведь они стоят на полу, — сказала мама, — а у нас есть Мортен. Он мигом разберёт их по винтику.

Принесли другие часы. Они были не такие большие, их вешали на стену. Они были очень красивые, с двумя большими гирями. У часов был такой уютный, домашний вид, что они сразу понравились папе, маме и восьми детям. Они зашептались и закивали головой.

Но вдруг произошло нечто странное. Из дверцы, сделанной на самом верху часов, выскочила маленькая синяя кукушка и закуковала. Дети раскрыли рты от удивления. Все заулыбались.

— Вот бы нам такие часы, — шепнул Мадс.

— Ага, — согласились остальные. Папа откашлялся и предложил за часы пятьдесят крон.

— Дают пятьдесят крон! — закричал человек на кафедре. — Это не простые часы, а с кукушкой. Это очень хорошие старинные часы.

— Почему ты не предложил сразу сто крон, ведь они у нас есть? — спросила Марта папу.

— Ш-шш, слушай, — сказала мама.

— Шестьдесят крон! — сказал мужчина, сидевший рядом.

— Шестьдесят пять! — быстро крикнул папа.

— Семьдесят!

Мона была в отчаянии. Ну неужели этот человек не мог помолчать! Ведь он должен понять, что это их часы.

— Семьдесят пять! — крикнул папа.

Он сидел совсем тихо, но Мона видела, что он тоже очень волнуется. Мортен не понимал, что здесь происходит, но по лицам папы, мамы и всех детей он видел, что им очень не нравится тот человек, который сидит рядом с ними. Мортен сполз со скамейки и подошёл к нему.

— С-с-с-с! — сказал он. — Не говоли так, мне это не нлавится.

Но мужчина не обратил на Мортена никакого внимания.

— Восемьдесят крон! — крикнул он.

— Девяносто! — крикнул папа.

— Девяносто пять! — сказал мужчина.

Папа был вне себя. Ведь у него было только сто крон. А что, если этот мужчина предложит больше?

Человек на кафедре уже начал размахивать молоточком.

— Девяносто пять! Девяносто пять! Кто больше? Тогда мама кивнула папе и детям, они все встали и хором крикнули:

— Сто крон!

У них получилось так здорово, что все заулыбались, засмеялись, а человек на кафедре подпрыгнул и так ударил молоточком по столу, что всё кругом зазвенело.

— У вас такой дружный хор, что, по-моему, часы должны достаться вам, — сказал он.

— Конесно, — сказал Мортен.

Папа пошёл платить и вернулся с часами в руках. Он нёс их осторожно, словно ребёнка. Мама держалась за гири, Мортен — за маму, Мина — за Мортена, Милли — за Мину, Мона — за Милли, Мадс — за Мону, Марта — за Мадса, Мартин — за Марту, Марен — за Мартина, и все хором говорили о своих часах. И вдруг часы сказали «ку-ку» и притворились, будто это сделала маленькая синяя кукушка.

Домой они шли очень медленно, боялись, что быстрая ходьба часам не понравится.

Когда они подошли к своему дому, папа что-то шепнул Мартину. Мартин побежал в дом напротив, позвонил к той даме, которая подарила им сто крон, и сказал:

— Открой окно и выгляни!

А Марен побежала к Хюльде и Хенрику и сказала им то же самое.

Папа поднял часы высоко-высоко. Мама опустила гири, теперь все ждали, чтобы большая стрелка остановилась на двенадцати, потому что было как раз шесть часов. Раз… Из часов выскочила маленькая синяя кукушка и закуковала.

Дама через улицу улыбнулась и махнула им рукой. А Хюльда и Хенрик подошли посмотреть поближе, и все считали, что более красивых часов нет ни у кого на свете.

Потом часы повесили высоко на стенку. Там они висели в полной безопасности, а раз им жилось так хорошо, то они всегда всем сообщали, который час.

— Это рождественский подарок нам всем, — сказал папа.

— Правильно, — обрадовалась мама.

— Они висят слиском высоко, — сказал Мортен.

— Нет, они висят как раз на месте, — сказал папа.

И часы с кукушкой очень обрадовались его словам.

Рождество

Мона раздобыла новую тряпочку и теперь почти все вечера просиживала у Хюльды с Хенриком, вышивая новую салфетку для мамы.

Однажды вечером Мона сидела с Хенриком, а Хюльда пекла пироги на кухне.

— Ты рад, что скоро рождество? — спросила Мона.

— Очень, — ответил Хенрик. — К нам придёт тётушка Олеа. Будет очень хорошо, только, конечно, тихо. — Хенрик вздохнул.

— Разве вы не будете танцевать вокруг ёлки?

— Как раз танцевать-то мы и не будем. — Хенрик вздохнул ещё раз.

Мона встала и задумалась.

— А может, вы придёте к нам? У нас на рождество всегда бывает очень весело.

— А что скажет на это твоя мама? Вас и самих много. Может, лучше вы к нам придёте?