Проклятие могилы викинга - Моуэт Фарли - Страница 16

Последним на сани Кейкута погрузили какой-то странный предмет футов пятнадцати длиной (чум сложили ещё прежде). То была частая изогнутая решётка из ивовых прутьев, прикреплённая сыромятными ремнями к длинным тонким еловым жердям. Она походила на скелет гигантской рыбины.

— Каяк, — объяснил Питъюк, заметив, как удивлённо и пытливо смотрит Эуэсин. — Приедем к Иннуит Ку, Кейкут берет олений кожи, кроет каяк, тогда очень хорошо плавает.

Над становищем разнёсся крик Кейкута, и все как один обернулись к нему. Огромные его нарты готовы были двинуться в путь. Эскимосы один за другим стали подъезжать к нему поближе. Старухи и маленькие дети уже сидели поверх поклажи; женщины помоложе и дети постарше с тючками за спиной приготовились идти пешком. Кое-кто надел вьючные седла на ещё не подросших собак, которым не приспело время ходить в упряжке. Несколько таких собак тащили за собой маленькие травой — подобие салазок: к двум длинным шестам ремнями привязан был небольшой щит с лёгкой поклажей. Пять-шесть совсем молодых собак — вчерашние щенята — вольно резвились между нарт, под ногами у людей.

Картина была весёлая, но от неё веяло чем-то древним, первобытным. Толпа людей в звериных шкурах, воющие псы, необозримый простор холмистой тундры под белесым весенним небом — все было такое, как сотни, а быть может, и многие тысячи лет назад.

Мальчики и Анджелина вместе со своими упряжками присоединились к Кейкуту. Старик щёлкнул над головами своих собак длиннейшим бичом — подал знак отправляться в путь. И тотчас караван тронулся.

Продвигались медленно, потому что во многих местах снег уже стаял. Нарты двигались не быстрее идущих рядом женщин и детей, но никого это, видно, не заботило. Все перебрасывались шутками, смеялись, а когда один из юношей, желая похвалиться своим искусством править упряжкой, неосторожно выехал на некрепкий лёд и по самую шею провалился в воду, все остановились и весело, необидно захохотали. Сам пострадавший, едва выбрался на прочный лёд и переоделся во все сухое, тоже присоединился к общему веселью.

До становища, куда они направлялись, было всего восемь миль, но к озеру Кейкут, откуда уже видны были чумы, добрались лишь в сумерки. Все жители становища вышли навстречу прибывшим. Джейми, Эуэсину и Анджелине снова пришлось претерпеть обряд знакомства и одолеть щедрое угощение, только на этот раз пировали в чуме Эпитны, матери Питъюка.

Эпитна была ещё молода и хороша собой, хотя, пожалуй, слишком полная. Жила она вместе со своим женатым братом Оухото, дядей Питъюка, — коренастым крепышом лет тридцати пяти. Когда Оухото увидел Питъюка, он обхватил его по-медвежьи, поднял над землёй и, как тот ни вопил и ни брыкался, донёс на руках до чума Эпитны, а она стала тереться носом об нос сына, радостно похлопывая его по спине.

Эскимосы, приехавшие с Кейкутом, не ставили чумы, а разошлись по жилищам своих друзей. Всюду сразу стало тесно: ведь в четырех чумах теперь размещалось чуть не сорок мужчин, женщин и детей. Но никого это не смущало, а вечером все собрались в одном чуме, и празднество снова затянулось до поздней ночи. Эуэсину, Джейми и Анджелине это уже оказалось не под силу; они не хотели никого обижать, но все же выскользнули из чума, юркнули к своим саням, и только собрались было достать меховые одеяла, как вдруг, откуда ни возьмись, появились Питъюк с Оухото.

— Вы что?! — возмутился Питъюк. — Мать думает, не нравится вам. Печальный стала. Все эскимосы печальный. Назад идите, слышите?

Эуэсин и Джейми переглянулись. Джейми пожал плечами.

— Ничего не поделаешь, дружище, — шепнул он. И сказал Питъюку: — Мы просто хотели взять одеяла, Пит. И сейчас же назад.

— «Одеяла»! — фыркнул Питъюк. — На что они? Сколько людей рядом спать лягут, тепло будет!

— Угу, вот этого я и боялся, — пробормотал Джейми, но Питъюк не услышал.

Эту ночь Джейми запомнил надолго. На длинном широком ложе спали бок о бок девять человек. Со всех сторон слышались храп, бормотание, вздохи, посвистывание, точно в котельной. Мало того, кое в ком из эскимосов силушка играла и во сне. То вдруг кто-нибудь пнёт Джейми в бок, то заедет локтем в ухо, а один раз чья-то ручища хлопнула его по губам — да, тут уж не соскучишься! Анджелине больше повезло: женщины спали спокойнее, но даже у неё наутро, когда можно было наконец встать с этой общей постели, лицо было усталое, а глаза совсем провалились.

И вот опять ребята смотрят, как эскимосы снимаются с лагеря: все, кто жил у озера Кейкут, тоже решили отправиться к реке Кейзон.

— Мы обрастаем людьми прямо как снежный ком, — сказал Джейми Эуэсину и Анджелине.

Анджелина призадумалась.

— Верно, Джейми, — сказала она. — Интересно, сколько народу будет спать сегодня на одной постели?

— Даже подумать страшно! — проговорил Джейми.

Но им повезло. Следующая стоянка была у северного конца озера Кейкут. Когда они дошли до места, оказалось, что здешние эскимосы накануне уже снялись с места и поехали дальше. Так что в эту ночь все выспались, и даже Питъюк, казалось, радовался свежему воздуху, простору, возможности завернуться в своё собственное одеяло.

На другой день ещё до полудня неровный ряд саней и людей пересёк полосу суши по ту сторону озера Кейкут и вышел к высоким, обрывистым берегам Иннуит Ку. Для Джейми и Эуэсина то была торжественная минута — они снова оказались на большой реке, которая в прошлом году унесла их на Север, к необычайному приключению.

Иннуит Ку была сейчас совсем не такая, какой они видели её в прошлый раз, — её сковало льдом. Но талые воды оторвали лёд от берегов, вздулись под ним; он трескался, раскалывался, огромные глыбы наползали на берег. И под неспокойным этим покровом грозно рычали рвущиеся на волю воды.

— Лёд, того гляди, тронется, — почтительно и со страхом сказал Эуэсин. — Не хотел бы я в этот час оказаться на реке.

Но двигаться по реке нечего было и думать. Кейкут повёл всех на Север по восточному берегу. Около полудня он объявил привал, и все разошлись собирать топливо для костра.

Джейми и Эуэсин ушли подальше от реки за ивовыми прутьями, оставив Анджелину и Питъюка у саней. И вдруг промёрзшая земля у них под ногами задрожала. Послышался глухой, раскатистый рёв; ребята испуганно поглядели друг на друга, а рёв уже перерос в оглушительный грохот.

— Река! — крикнул Эуэсин, и они помчались к стоянке.

Когда они добежали, глазам их представилось устрашающее зрелище. Талые воды, что скопились в реках и озёрах на протяжении сотен миль, наконец вырвались из оков. Река вся вздыбилась. Громадные льдины выпирали из воды, громоздились, рушились, содрогаясь, отрывались друг от друга, и течение уносило их прочь. А потом с верховий, грохоча, надвинулась стена льда и воды футов в двадцать высотой и ринулась, кажется, прямо на зрителей.

Прижав к себе Анджелину, Эуэсин во все глаза смотрел, как несётся к ним могучий ледяной таран. Джейми что-то кричал, но голос его затерялся в чудовищном треске и громе воды, льда, камней. Ледяные глыбы толщиной футов по десять взлетали высоко в воздух и падали в воду, поднимая фонтаны брызг и ледяных осколков. Ледяная пыль искрилась, мерцала над сорвавшейся с цепи могучей рекой, точно алмазный туман.

Все полчаса, пока яростный поток не унялся, эскимосы будто вросли в землю. И когда Кейкут наконец велел раскладывать костры и готовить еду, даже эскимосы и те принялись за дело молчаливые, подавленные.

— Зиме конец, — сказал Питъюк, когда ребята пили чай. — Для эскимос хороший время пришёл. Гляди! Летит!

Он показал в небо — над рекой неровным клином летела на север стая диких гусей.

Караван медленно продолжал путь. Снег сходил, обнажая камни и болота; собаки с трудом тащили нарты. Нередко эскимосам приходилось им помогать: люди с криками хватались за постромки, тянули наравне с псами. Лишь к концу дня на восточном берегу разлившейся широко, точно озеро, Иннуит Ку показались островерхие чумы.