Не кричи: «Волки!» - Моуэт Фарли - Страница 17

Из фолиантов, проштудированных в Оттаве, мне было известно, что в тех частях Саскачевана, Манитобы и южного Киватина, которые составляют район зимних пастбищ киватинского стада карибу, насчитывается тысяча восемьсот охотников, ставящих капканы. Я знал также, что многие из них были опрошены столичными властями через агентов пушных компаний о причинах катастрофического сокращения поголовья оленей. Мне самому довелось читать их показания. Охотники и торговцы пушниной с поразительным единодушием утверждали, что сами убивают не больше одного, от силы двух карибу в год, а волки режут оленей несчетными тысячами. И хотя я никогда не был силен в математике, все же я подвел итог данным, которыми располагал. Будучи от природы человеком осторожным, я вдвое уменьшил число охотников и наполовину скостил отстрел оленей против количества, указанного Майком. Но сколько бы я не перемножал цифры, результат получался фантастический: в этом районе трапперы ежегодно убивают 112 000 оленей!

Я отлично понимал, что эта цифра не для моих отчетов — если только я не добиваюсь назначения на десять лет на Галапагосские острова изучать клещей у черепах.

Во всяком случае, все то, что порассказали Майк и Утек, принято считать информацией, основанной на слухах, а меня наняли не для этого. Выкинув из головы тревожные сомнения, я вернулся на тернистый путь научных поисков истины.

13

Утек, как натуралист, обладал множеством редких качеств; из них не последним было его бесспорное умение понимать язык волков.

Еще до встречи с Утеком я обратил внимание, что разнообразие и диапазон голосовых средств Георга, Ангелины и Альберта значительно превосходят возможности всех известных мне животных, за исключением человека.

В моих полевых дневниках зарегистрированы следующие категории звуков: вой, завывание, хныканье, ворчание, рычание, тявканье, лай. В каждой из этих категорий я различал бесчисленные вариации, но был бессилен дать им точное определение и описание. Более того, не сомневаюсь, что все представители семейства собачьих способны слышать и, вероятно, издавать звуки как выше, так и ниже регистра частот, воспринимаемых человеком. Так называемые «беззвучные» свистки для собак, имеющиеся в продаже, лучше всего подтверждают сказанное. Я установил также, что все члены моей волчьей семьи сознательно реагируют на звуки, издаваемые другими волками, хотя у меня не было надежных доказательств, что это нечто большее, чем простые сигналы.

По-настоящему мое образование в области волчьей «лингвистики» началось с появлением Утека.

Как-то мы вдвоем часами наблюдали за логовом, но безрезультатно — ничего достойного внимания обнаружить не удавалось. Денек выдался безветренный, и проклятые насекомые навалились тучей, хуже всякой чумы. Спасаясь от них, Ангелина с волчатами укрылась в логове. Оба самца, утомленные охотой, затянувшейся до позднего утра, спали неподалеку. Становилось скучно, и мной начала овладевать сонливость, как вдруг Утек приложил руки к ушам и внимательно прислушался. Я ничего не слышал и никак не мог понять, что привлекло его внимание, пока он не шепнул: «Слушай, волки разговаривают» — и показал на гряду холмов километрах в восьми к северу от нас.

Я напряг слух; но если волк и вел «радиопередачу» с далеких холмов, то работал не на моей волне. Казалось, в эфире нет ничего, кроме зловещего стона комаров, но Георг, спавший на гребне эскера, внезапно сел, навострил уши и повернул свою длинную морду к северу. Спустя минуту он откинул голову назад и завыл. Это был вибрирующий вой; низкий вначале, он закончился на самой высокой ноте, какую только способно воспринять человеческое ухо.

Утек схватил меня за руку и расплылся в довольной улыбке.

— Волки говорят: «Карибу пошли!»

Я с трудом понял, о чем идет речь, и только когда мы вернулись в избушку, с помощью Майка уточнил подробности.

Оказывается, волк с соседнего участка, лежащего к северу, не только сообщил, что давно ожидаемые карибу двинулись на юг, но и указал, где они сейчас находятся. Более того — и это было совсем невероятно, — выяснилось, что сам сосед оленей не видел, а просто передал информацию, полученную им от волка, живущего еще дальше. Георг, который ее услышал и понял, в свою очередь передал добрую весть другим.

От природы (и по воспитанию) я скептик и тут не нашел нужным скрывать, как насмешила меня наивная попытка Утека произвести впечатление пустой болтовней. Но, не обращая внимания на мой скепсис, Майк без проволочки стал собираться на охоту.

Меня ничуть не удивило его желание убить оленя — ведь к тому времени я уже знал, что он, как и впрочем, все коренные жители тундры, питается почти исключительно олениной, если только можно ее добыть. Меня поразило другое: его готовность предпринять двух— или даже трехдневную прогулку по тундре из-за нелепой выдумки Утека. Все это я не преминул высказать Майку, но тот только замкнулся в себе и отбыл, не проронив ни слова.

Через три дня, когда мы встретились вновь, мне были презентованы целый окорок и горшок оленьих языков. Из рассказа Майка выходило, что он нашел карибу в том самом месте, на которое, поняв речь волков, указал Утек, — на берегах озера Куиак, примерно в шестидесяти километрах на северо-восток от нашей избушки.

Я-то не сомневался, что это простое совпадение, но было любопытно, долго ли Майк намерен мне морочить голову, и я, притворившись, будто поверил, принялся расспрашивать о необыкновенном искусстве Утека.

Майк попался на крючок и разговорился. По его словам, волки не только обладают способностью поддерживать связь на огромном расстоянии, но даже могут «говорить» не хуже людей.

Правда, он признался, что сам не может ни слышать всех издаваемых волками звуков, ни понимать их значения, но некоторые эскимосы, в частности Утек, настолько хорошо понимают волков, что в состоянии буквально разговаривать с ними.

После этого я окончательно укрепился в своем решении не особенно верить россказням этой пары. Но все-таки меня не оставляла шальная мысль: а вдруг во всем этом что-то есть? На всякий случай я попросил перевести Утеку: пусть он следит за «разговорами» наших волков и через Майка передает мне их содержание.

На следующее утро, когда мы добрались к логовищу, самцов не было и в помине. Ангелина и волчата уже встали и крутились поблизости, но волчице было явно не по себе. Она то и дело взбегала на гребень, к чему-то прислушивалась и, постояв несколько минут, вновь спускалась к волчатам. Время шло, Георг и дядюшка Альберт сильно запаздывали. Наконец, в пятый раз поднявшись наверх, Ангелина, видимо, что-то услыхала. Утек тоже. Он повторил свое театральное представление, приставив к ушам сложенные лодочками ладони. Послушав немного, он попытался объяснить мне происходящее. Увы, мы тогда еще плохо понимали друг друга, и я не уловил даже смысла его слов.

Я продолжал обычные наблюдения, а Утек забрался в палатку и заснул. В 12.17 пополудни я отметил в журнале возвращение Георга и Альберта; волки пришли вместе. В два часа дня Утек проснулся и, стремясь загладить невольный прогул, вскипятил чайник.

При первой же встрече с Майком я напомнил ему свою просьбу, и тот принялся расспрашивать Утека.

— Вчера, — переводил Майк, — волк, которого ты зовешь Георгом, послал своей жене весточку. Так говорит Утек, который хорошо слышал. Волк сказал жене, что охота идет плохо, придется задержаться. Вероятно, не удастся вернуться раньше полудня.

Я вспомнил, что Утек не мог знать, когда вернулись волки, так как в то время он крепко спал в палатке. А 12.17 — время, практически близкое к полудню.

Несмотря на эти, казалось бы, весьма очевидные доказательства, мой скептицизм снова взял верх. Через два дня, в полдень, Георг опять появился на гребне, навострив уши на север. То, что он услыхал (если вообще что-нибудь слышал), видимо, его не заинтересовало, так как он не завыл в свою очередь, а спустился к логову.