100 великих операций спецслужб (2006) - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 90

Есть и еще один источник — это мемуары сына Л. Берии, Серго. Он вспоминает о том, как в ноябре 1943 года был неожиданно командирован в Тегеран, где его, 19-летнего парнишку (хотя и сына члена Политбюро, но мы-то знаем, что для Сталина это ничего не значило), вызвал к себе Сталин. Между ними якобы произошел такой разговор. Сталин поинтересовался, как идет учеба в академии, и тут же перешел к делу.

"— Я специально отобрал тебя и еще ряд людей, которые официально нигде не встречаются с иностранцами, потому что то, что я поручаю вам, это неэтичное дело…

Выдержал паузу и подчеркнул:

— Да, Серго. Это неэтичное дело…

Немного подумав, добавил:

— Но я вынужден… Фактически сейчас решается главный вопрос: будут ли они нам помогать или не будут. Я должен знать все, все нюансы… Я отобрал тебя и других именно для этого. Я выбрал людей, которых знаю, которым верю. Знаю, что вы преданы делу. И вот какая задача стоит лично перед тобой…

Вероятно, Иосиф Виссарионович такую же задачу поставил и перед моими новыми товарищами. А речь шла вот о чем. Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны были прослушиваться, расшифровываться и ежедневно докладываться лично Сталину. Где именно стоят микрофоны, Иосиф Виссарионович мне не сказал. Позднее я узнал, что в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там. Говорили они между собой обычно перед началом встреч или по их окончании. Какие-то разговоры, естественно, шли между членами делегаций и в часы отдыха.

Основной текст, который я ему докладывал, был небольшим по объему, всего несколько страничек. Это было именно то, что его интересовало. Сами материалы были переведены на русский, но Сталин заставлял нас всегда иметь под рукой и английский текст.

В течение часа-полутора ежедневно он работал только с нами. Это была своеобразная подготовка к очередной встрече с Рузвельтом и Черчиллем. Он вообще очень тщательно готовился к любому разговору. У него была справка по любому обсуждаемому вопросу, и он владел предметом разговора досконально. Вспоминаю, как он читал русский текст и то и дело спрашивал:

— Убежденно сказал или сомневается? Как думаешь? А здесь? Как чувствуешь? Пойдет на уступки? А на этом будет настаивать?

Без английского текста, собственных пометок, конечно, на все вопросы при всем желании не ответишь. Поэтому работали серьезно. Учитывали и тот же тембр голоса, и интонацию".

Можно ли верить воспоминаниям С. Берии? Судя по тому, что в них собрано очень много измышлений, ошибок и просто лжи — не очень. Впрочем, пусть уважаемый читатель решает сам.

После окончания конференции Рузвельт направил Сталину телеграмму, в которой, в частности, писал:

«…Я спешу высказать Вам свою личную благодарность за Ваше внимание и гостеприимство, выразившиеся в предоставлении мне жилого помещения в Вашем посольстве в Тегеране. Там мне было не только в высшей степени удобно, но я также вполне сознаю, насколько больше мы смогли сделать в короткий период времени благодаря тому, что были столь близкими соседями во время нашей встречи…»

А на пресс-конференции 17 декабря 1943 года Рузвельт сделал следующее заявление: «Маршал Сталин сообщил, что, возможно, будет организован заговор с целью покушения на жизнь всех участников конференции. Он просил меня остановиться в советском посольстве, с тем чтобы избежать необходимости поездок по городу… Для немцев было довольно выгодным делом, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы улицам Тегерана, поскольку советское и американское посольства отделены друг от друга расстоянием в милю».

Как мы теперь знаем, «выгодное для немцев дело» провалилось.

ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЕ ПЛАНЫ ФЮРЕРА

Гитлер не без основания считал Сталина своим сильнейшим и опаснейшим противником и желал его устранения. Наряду с крупной террористической операцией, ставившей своей задачей расправу с лидерами всех трех ведущих держав на Тегеранской конференции, и безумной идеей использовать Риббентропа для убийства Сталина, Гитлер вынашивал планы и других операций. Главным действующим лицом одной из них стал некий Петр Шилов.

Петр Иванович Шилов, он же Шило, он же Политов, он же Тавр, родился в селе Бобрик Нежинского района Черниговской области, по национальности — русский. Окончил школу, поступил в институт, бросил его и пошел работать по хозяйственной части. Но вскоре авантюрная жилка в его характере взяла верх. Уже в 1932 году, в возрасте 23 лет, он был арестован за растрату 1300 рублей государственных денег. Как раз в это время вышел Закон от 7 августа 1932 года «Об усилении уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Он предусматривал суровые наказания, вплоть до расстрела. Однажды, когда арестантов повели в городскую баню, Шилов вместе с группой заключенных проломал стенку и бежал. Паспортного режима в стране в то время еще не было, поэтому Шилову без труда удавалось устраиваться на разные денежные должности, где он совершал растраты. Дважды, в 1934 и 1936 годах, его арестовывали, но каждый раз он благополучно сбегал.

В 1939 году, уже став профессиональным рецидивистом, он по фиктивным документам получил фамилию Таврин, устроился начальником Туринской геологоразведочной партии Исыковского приискового управления, прииск «Урал-Золото». Видимо, его заворожило это название, и он решил, что сможет сорвать здесь хороший куш. (По другой версии, перед войной он по поддельным документам устроился следователем в Воронежскую прокуратуру.)

Но грянула война. 14 августа 1941 года его призвали в Красную армию. Вскоре он попал на фронт, где успел стать кандидатом в члены ВКП(б) и стать заместителем командира, а затем и командиром пулеметной роты 1196-го полка 369-й стрелковой дивизии 30-й армии Калининского фронта.

Возможно, его военная карьера продолжалась бы и дальше, но 29 мая 1942 года он был вызван к уполномоченному Особого отдела капитану Васильеву, который поинтересовался, почему Шилов переменил фамилию на Таврина. Сейчас трудно сказать, что наврал Шилов капитану Васильеву, но тот не стал задерживать его и отпустил в подразделение.

Более того, на другой день, 30 мая, Шилов был послан на разведку в немецкий тыл. Он уже понял, что Особому отделу стали известны его прошлые преступления, и не ждал ничего хорошего. Поэтому, оказавшись в немецком тылу, он умышленно отстал от своей группы, «потерялся» и при виде первого же немца поднял руки вверх. Вряд ли уже тогда он намеревался изменить Родине, просто надеялся до конца войны отсидеться в лагере военнопленных.

Он знал о том, что немецкие солдаты-фронтовики не особенно жалуют перебежавших к ним добровольно, тем более уголовников. Поэтому на допросе заявил, что он сын полковника царской армии, преследовался органами советской власти, в связи с чем и был вынужден перейти на сторону немцев. К Шилову отнеслись как к обычному военнопленному и направили в офицерский лагерь — Летцинскую крепость (Восточная Пруссия). Там в июле 1942 года и произошла роковая для Шилова встреча с одним из будущих ближайших помощников генерала Власова генералом Жиленковым, содержавшимся в том же лагере. Бывший рецидивист и бывший секретарь райкома ВКП(б) нашли общий язык. Жиленков рассказал, что, попав в плен, выдал себя за шофера, работал в немецкой воинской части, но был опознан и заключен в Летцинскую крепость. Настроенный крайне антисоветски, он обрабатывал военнопленных в соответствующем духе и написал такого же рода брошюру «Первый день войны в Кремле».

В 1943 году Шилов попал в Венскую тюрьму. (Впоследствии на допросе в Отделе НКГБ СССР по борьбе с бандитизмом он показал, что в тюрьму его посадили после попытки побега из лагеря военнопленных, однако этот факт ничем не подтвержден.) В июне 1943 года Шилова вызвали офицеры гестапо, назвавшиеся Байером и Тельманом, и предложили сотрудничать с германской разведкой. Без всяких душевных колебаний Шилов согласился. В августе 1943 года он был переведен из Венской тюрьмы в специальный лагерь СД близ города Зандберг и зачислен в особую команду (зондеркоманду).