Последняя побудка - Моррелл Дэвид - Страница 28

Прентис ничего не понимал. Они приближались, а лошадь стояла на месте. Они двигались достаточно шумно, она не могла их не услышать. Она должна была испугаться. Или, наоборот, кинуться к ним. Одно из двух. Но эта лошадь, казалось, не обращала на них внимания. Потом он подскакал ближе, пригляделся, и в животе у него все перевернулось.

У лошади не было глаз. Кто-то их выколол, оставив пустые слезящиеся глазницы. Спина выглядела еще хуже: сплошные кровавые раны, белые от гноя, покрывали ту часть спины, где было седло; в них копошились черви; в тех местах, где начиналась гангрена, кожа позеленела. Немудрено, что лошадь не испугалась их и не подбежала к ним. Она столько выстрадала, что ей было ни до чего.

— Боже мой, что с ней случилось?

— Ну, спина, допустим, стерта седлом. Это одна из лошадей Вильи. То есть не его лично, а кого-то из его людей. Они ее заездили чуть ли не до смерти и оставили здесь.

— Но глаза. Что с глазами?

— А вот это самое интересное. Они нашли здесь поблизости воду, поэтому и ослепили ее. Лошадь не уйдет далеко от воды. Когда они вернутся и станут искать воду, то вполне могут заблудиться или перепутать ориентиры; но если они будут внимательно смотреть вокруг, то уж лошадь-то увидят наверняка. Как дорожный знак. Они всегда так делают. — Он взглянул на Прентиса. — Славные ребята.

— Да уж. — У Прентиса из головы не выходило то, что старик говорил ему вчера, хотя он и пытался подумать о чем-нибудь другом. — Ну, а где вода?

— Прямо за тобой.

Он обернулся: под уступом скалы блестело озерцо.

— Для отряда недостаточно, так что нашим здесь делать нечего. Наполним канистры, напоим своих лошадей и поскачем обратно.

Старик вытащил пистолет.

— Постойте. Что вы делаете?

— Хочу пристрелить лошадь.

— Но вы только что сказали, что они будут возвращаться этой дорогой. Может быть, оставить ее здесь, привести отряд и устроить засаду?

— И не думай. Уверен, что за нами следят.

— Как?

— Не в двух шагах, конечно, — сказал он. — Скорее всего, вон оттуда. — Он показал на горы. — Кто-нибудь засел там с биноклем. Они так тоже всегда делают. Если они знают, что будут возвращаться этой же дорогой, они оставляют кого-нибудь поблизости, чтобы убедиться, что вода в безопасности. К тому же лошадь и так скоро свалится. Посмотри на глазницы — они почти пересохли, она тут, наверное, уже пару дней. Если бы они собирались вернуться, они бы уже это сделали. Не рискуя — ведь лошадь могла пасть, и они остались бы без воды. Нет, как ни крути, нам пора возвращаться. Или кто-нибудь видел нас, или они не вернутся. И ни к чему мучить лошадь, ей и так уже досталось.

Старик зарядил пистолет, подошел к лошади сбоку и прицелился ей в голову. Он нажал на спусковой крючок, прогремел выстрел, из отверстия с другой стороны вылетели кусочки кости, мяса и мозга, лошадь упала головой вперед, всхрапнула, вытянула ноги, вздрогнула и затихла.

Календар стоял и смотрел на лошадь; в ушах у него еще отдавалось эхо выстрела; потом он повернулся к Прентису.

— Признайся. Ты уже и сам думал об этом, но не сделал этого. Правда? — Он кивнул.

— Почему?

— Я думал, вы скажете, что это неправильно.

— Послушай-ка. Я знаю, что бываю жестоким. Но подумай головой. Если в этом нет практического смысла, жестокость ни к чему.

Он снова кивнул.

— Вы правы. Просто очень трудно разобраться, когда как поступить.

— Научишься.

— Не знаю. Иногда мне кажется, я не смогу.

— Точно тебе говорю.

— Не знаю. — Прентис вдруг подумал, что они беседуют, как будто вчерашнего разговора совсем не было, как будто уроки продолжаются и старик вовсе не собирается их отменять.

Но это не имело никакого значения.

Он посмотрел на старика, потом на лошадь и жалел, что у него не хватило уверенности поступить так, как он считал нужным, потом пожал плечами и сказал старику:

— Давайте наполним канистры.

“Они могут похоронить лошадь, — подумал он, но ему не хотелось даже заикаться об этом. — Это займет слишком много времени, а так хоть стервятникам будет чем поживиться. И вообще, лошади все равно. Да, так или сяк, лошади все равно”.

Они наполнили канистры, напоили лошадей, огляделись, нет ли поблизости еще озерца, уселись поудобнее в седлах и поскакали назад к колонне. По дороге он спросил старика, как еще можно находить воду, и узнал, что в русле пересохшей реки вода еще может сохраняться во впадинах под песком. Он узнал, как мульчировать кактусы, искать звериные тропы, наблюдать за направлением птичьего полета. Они остановились в канаве, которую он заметил, и проверили заросли мескита — нет ли там воды, но ее не оказалось. Они снова уселись в седла и продолжали путь.

Глава 62

За ними действительно следили. Через много лет кто-то будет по кусочкам восстанавливать те события, читать старые дневники и письма, разговаривать с родственниками тех, кто был непосредственным участником происходящего, и хотя некоторые источники противоречили друг другу, в основном они говорили одно и то же. Да и некоторые другие, касавшиеся последующих событий, вполне согласовывались с ними. После ранения Вильи в Герреро и его хорошо охраняемого отступления его отряд из ста пятидесяти человек начал распадаться. Это не считалось дезертирством, а скорее было расчетливым риском с целью отвлечь от него внимание. Ведь его повозка разбилась вдребезги, соскользнув с узкой дороги и свалившись в пропасть. Тогда процессия замедлила ход; шестнадцать человек несли Вилью на носилках, а всадники, спешившись, вели рядом своих лошадей. Рано или поздно солдаты Першинга должны были напасть на след — цепочка лошадиного помета была достаточно красноречива сама по себе. Так много людей и так медленно идут — Першинг без труда нагонит их.

И тогда они начали разбиваться на группы по пять-шесть человек и расходиться в разных направлениях; время от времени их останавливали люди Першинга, и они выдавали себя за сторонников Каррансы. Перед тем как разойтись, они договорились встретиться через два месяца в городе Сан-Хуан-Баттиста, в провинции Дуранго. В то время люди Вильи, которые теперь состояли только их тех, кто нес носилки, и троих абсолютно надежных друзей, продвигались дальше через горы. Они шли все время на юг, надеясь наконец выйти из пределов досягаемости Першинга; они спускались с гор, чтобы отдохнуть и запастись провизией, — один раз на Асьенде-Сьенгита, а потом в городке Сьерра-дель-Оро, чуть подальше.

Но такая тактика едва ли могла гарантировать успех. Ранчо и маленькие городки привлекали самое большое внимание солдат Першинга; именно там их стали бы искать в первую очередь, и хотя в лучшие дни Вилья рассчитывал на своих дозорных, которые предупреждали его об опасности заблаговременно и он успевал уйти, то теперь из-за раны он слишком медленно передвигался. Она никак не заживала, оставалась черной, распухла и нарывала. Вилья страдал от боли и лихорадки, почти не спал, бредил, боялся, что умрет. Или останется без ноги. Зловоние было тошнотворным, и он и его люди по нескольку раз в день осматривали рану — не началась ли гангрена. Вилья стал совершенно беспомощным, его нужно было перенести в безопасное место. Наконец они решили уйти обратно в горы, прячась днем, совершая переходы на рассвете и в сумерках, чтобы зайти достаточно высоко и найти подходящую пещеру.

Она нашли ее довольно далеко, пещеру прикрывал кустарник. С одной стороны виднелась пустыня, а с другой стороны, вдали — второй горный хребет. Там его носильщики тоже разбились на группы и разошлись, оставив Вилью с тремя друзьями: двое все время не отходили от него, а третий отправился вниз, распространить слух, что Вилья умер, разведать новости и вернуться по возможности с припасами. Рана начала заживать, друзья Вильи перевязывали ее листьями филокактуса, разминали застывшие мышцы, помогали ему становиться на ногу и ковылять с палкой. Оттуда они постоянно наблюдали за пустыней. Все даты сходятся. Прошло шесть дней после Герреро, было 3 апреля. Тринадцатая колонна миновала этот хребет двумя днями раньше, а один из друзей Вильи потом говорил, что вскоре после того, как они там устроились, они видели колонну, нескольких разведчиков, скакавших впереди, и еще двоих людей, которые остановились на холме и пристрелили какое-то животное.