Под уральскими звездами - Гравишкис Владислав Ромуальдович - Страница 6

Он выкинул руку в сторону и стал шарить в снегу, стараясь найти хоть какую-нибудь опору. Всюду был податливый сыпучий снег. И уж когда Григорий вполз в провал по самые плечи, рука наткнулась на что-то твердое. Силачев прижался к этому твердому, и движение вниз прекратилось. «Жердь!» — догадался Григорий. «Варнаки, что делают!» — злобно обругал он тех, по вине которых попал в беду.

После весеннего половодья работы на прииске прекращались, потому что остальное время года здесь не было воды. Старатели уезжали на другие участки. По правилам все входы в шахты должны были закрываться тесовыми настилами. Но так делалось не всегда. Поторопится старатель или просто из-за халатности вместо настила перекинет через отверстие пару жердей, навалит на них слой веток — и дело с концом. Пока хворост свеж и упруг, такая шахта не страшна. Но когда ветки перепреют, она становится опасной. Бывает, что проваливаются коровы. Проваливаются и погибают, не в силах выбраться из ловушки.

Григорий висел над провалом, крепко обхватив березовую жердь единственной рукой. Он вспомнил, как провалился в шахту в детстве, как в страхе и отчаянии колотился об ее стенки и выбрался только через сутки с помощью подоспевших колхозников. «Ну нет, хватит с меня одного раза! Больше не дамся. Надо выбираться...»

Он стал осторожно двигать ногами, стараясь нащупать стенку шахты. Ее не было ни сзади, ни справа, ни слева. Достал он ее только впереди себя. Постукивая носком сапога, он отыскивал какой-нибудь выступ, чтобы поставить ногу и хоть сколько-нибудь облегчить положение руки, которая держала сейчас все тело и уже начала неметь.

К счастью, такой выступ нашелся. Силачев придавил его носком, проверяя прочность, поставил ногу и оглянулся, соображая, что делать дальше. Вокруг него были только снег да вздыбленный тулуп. Нельзя было даже определить, как широко устье шахты. Из снега торчали концы сучьев веточного застила — значит, и там нет никакой опоры.

Единственное средство спасения — жердь. Григорий стал, двигая плечом и головой, очищать ее от снега. Он готовил место, решив, пока есть силы, быстрым рывком выкинуть ноги из шахты и постараться улечься на жердь.

После нескольких минут работы ему показалось, что можно рискнуть: улечься есть где, кусок жерди длиной с метр был очищен от снега и наледи. Минуты две Силачев провисел спокойно, отдыхая и набираясь сил. Потом оттолкнулся от опоры и рывком бросил ноги вперед и вверх, стараясь оседлать жердь. Она изогнулась, заскрипела, но не треснула. Это обрадовало, Григория — значит, под ним не какая-нибудь гнилушка, а крепкая лесина.

Ему удалось зацепиться коленом, потом подтянуть вторую ногу и кое-как укрепиться в лежачем положении. «Во-от так дело-то будет лучше! — подумал довольный удачей Силачев. — Мы, брат, еще посмотрим, кто кого!»

В это время жердь скрипнула, шевельнулась и стала поворачиваться вокруг оси. Силачева потянуло в сторону, и он, быстро перебирая ногами, старался сохранить положение. Однако жердь продолжала крутиться и, наконец, точно живая, сбросила с себя человека.

Силачев все же успел ухватиться за лесину рукой, но это было уже не то: раньше он держался с жердью под локтем, а теперь висел над темной бездной, держась за жердь вытянутой рукой.

Если бы у него была вторая рука! Не раз приходилось Силачеву думать об этом, но никогда она не была ему нужна так, как сейчас. Силачев чувствовал, что несчастная культяпка тянется вверх, стремясь помочь здоровой руке. Но что она могла сделать? У нее не хватало силы даже на то, чтобы поднять рукав тулупа.

Григорий извивался во все стороны, отыскивая какой-нибудь выступ, чтобы подтянуться обратно к жерди. Но тот выступ, на который он опирался раньше, остался выше, а других не находилось. Ноги скользили по стенам шахты, ни за что не зацепляясь. Между тем рука слабела. Под рукавицей подтаял снег, жердь стала скользкой...

И как ни старался Григорий плотнее охватить жердь, продержаться еще хоть сколько-нибудь, какая-то сила неудержимо раздвигала пальцы. Рука сорвалась, и Григорий, инстинктивно втянув голову в плечи, шумя тулупом, упал на дно, подумав в эту секунду: «А как же теперь Сережка?»

Удар был не очень сильным. Силачев тотчас вскочил на ноги и поднял голову, чтобы посмотреть вверх, но тут же наклонил ее: прямо в глаза сыпались струйки распыленного снега. Прикрывшись рукой и выглядывая из-под нее, он определил, что шахта не так уж глубока: отверстие виднелось метрах в трех над головой. На круглом кусочке неба очень ярко светились звезды. Звездный диск был перечеркнут темным силуэтом жерди.

«Вот так-так! — размышлял Силачев. — Я-то ладно, как-нибудь, а вот Сережка? Пропадет мальчишка! Покричать? Не услышит. Да и нельзя — побежит и тоже заскочит в эту дурацкую дыру. Надо поскорее выбираться!»

В шахте было теплее, чем наверху, густо пахло плесенью. Чтобы действовать свободнее, Григорий снял тулуп, пальто, аккуратно отстегнул ордена медали, надетые по случаю поездки в Собольское, уложил их в карман и стал ощупывать стенки шахты. Это была даже не шахта, а разведочный шурф, пошире в верхней части и сужавшийся внизу. Пробит он был в камне, кое-где имелись трещинки и выступы, но такие незначительные, что подняться по ним нечего было и думать. А как дело обстоит повыше? Может быть, там более мягкий грунт и можно прорубить ступени?

Силачев скатал в тугой комок пальто, скатал тулуп, взгромоздил их друг на друга и встал, как на ступеньку. Теперь он был повыше и, ощупав стенки, обнаружил, что скала здесь кончается, поверх нее лежит пласт мерзлой глины. Нож у Григория имелся, он мог нарезать ступеней и по ним подняться до выхода. Но как забраться выше, преодолеть каменную полосу?

Григорий отыскал на дне шахты кнут — кожаный витень с крепким березовым кнутовищем. Надо найти какую-нибудь трещину, вогнать в нее кнутовище — вот и будет еще одна ступенька.

Достав нож, он приступил к делу. На уровне груди нашлась трещина, в которую с трудом влезал конец пальца. Воткнув ) туда заостренное кнутовище, Силачев вбил его подобранным на дне шахты обломком камня. Потом встал на кнутовище ногой, вторую уперев в противоположную стенку. Теперь пласт глины находился на уровне плеча.

Изогнувшись, он начал ножом пробивать ямку, надеясь как-нибудь дотянуться до нее ногой. А уж там не так далеко и до жерди. Неожиданно кнутовище хрустнуло и сломалось, а Силачев, крепко стукнувшись лбом о стенку, покатился на дно шахты. Потирая голову, он прислушался. Сверху доносилось чуть слышное тявканье собаки. «Сережка меня ищет! — ахнул Силачев. — Сейчас свалится в шахту! Вот беда!»

И что было силы закричал:

— Сережа! Стой! Ни с места! Стой!

КУДА ПРОПАЛ СЕРКО?

Сережа следил за уходившим в лес Силачевым, пока тот не скрылся в левой просеке.

Хорошо с дядей Гришей! С его приездом у Сережи началась совсем другая жизнь. Хотела или не хотела мама, а все-таки ей приходилось отпускать Сережу в разные поездки и походы, которые затевал и придумывал дядя Гриша. Вот и теперь: приехал он только позавчера, а, смотри-ка, сколько они уже перевидали! Сходили на лыжах к кордону лесника в заповеднике. Видели в лесу лосиные следы и даже стожок сена, у которого кормились лоси. На озере Светлом выдолбили прорубь и попробовали рыбачить, только ничего не поймали, потому что наживка была плохая.

А вчера утром, когда еще было темно, поехали в Собольское, повидали дядю Семена и тетю Аню, отпраздновали Женькин день рождения. Вдвоем с Женькой верхом на Серко ездили на речку Каменку поить лошадь. Вот тут-то Сережа и выпросил у брата Винтика. Теперь у Сережи есть своя собака. А что? У Женьки их две. Винтика отдал, а все равно остался Боба — большой черный пес.

Жаль только, что приезжает дядя Гриша редко: он работает в городе на тракторном заводе, и отпуск ему дают один раз в год. Вот кончится отпуск, уедет дядя Гриша, и жди опять целый год...