Нож в спину. История предательства - Млечин Леонид Михайлович - Страница 11

Известный кинорежиссер и драматург Александр Петрович Довженко в июле сорокового года поехал на Буковину, куда только что вступили советские войска. Делился впечатлениями:

– Народу там, в Буковине, жилось значительно лучше, чем у нас. Когда у нас едешь поездом, то нигде не встретишь радостных лиц, нарядного убранства. Всюду убогость, бедность, придавленность. А там все красочно, весело, приятно.

Он с горечью говорил:

– Вообще наши ведут себя плохо: на Западной Украине нас встречали в прошлом году изумительно, а теперь мы довели до того, что там ширится повстанческое движение. Теперь то же самое повторяют и в Буковине. Хватают без разбору людей правых и виноватых. Мы туда несем нашу грубость, неделикатность, некультурность. Они удивленно видят, как при нас все разрушается, как все жадно расхватывают вещи.

Когда Западную Украину присоединяли, там находился переводчик наркома иностранных дел Молотова Валентин Михайлович Бережков: «Офицеры и работники различных советских ведомств, нахлынувшие в освобожденные районы, скупали все, что в Москве являлось дефицитом. Мелкие лавочки и кустари разорились. Цены на все, включая и продовольствие, подскочили до небес, а заработная плата у местного населения оставалась прежней. Все это, естественно, вызвало протесты. Начались аресты, жестокие расправы с участниками демонстраций, депортации. Органы госбезопасности занимали в освобожденных районах помещения бывшей жандармерии, что многим украинцам и белорусам, ненавидевшим секретную службу панской Польши, представлялось особенно зловещим».

Именно тогда Организация украинских националистов стала восприниматься единственным защитником украинского народа.

Разгром и оккупацию Польши осенью тридцать девятого украинские националисты восприняли как праздник: исторический враг повержен и унижен!

На оккупированной территории оуновцы оказались в привилегированном положении. Учитывая ненависть украинских националистов к полякам, евреям и русским, немцы формировали из них подразделения вспомогательной полиции. Нацистская Германия не случайно проявила интерес к украинцам. В Берлине исходили из того, что они понадобятся в будущей войне с Советским Союзом.

В первых числах апреля 1941 года в Кракове состоялся съезд ОУН. Он проводился подпольно. Участвовали шестьдесят пять делегатов, которые считали первоочередной задачей освобождение украинского народа, порабощенного Москвой: «Украина накануне вооруженного восстания. Еще миг, и миллионы людей Украины возьмут оружие, чтобы уничтожить врага и создать свое государство».

Главой ОУН избрали Бандеру, первым заместителем – Ярослава Стецько, еще одним заместителем – Николая Лебедя.

Руководство ОУН искало контактов с командованием вермахта. Бандерой заинтересовались немецкие военные разведчики. Бандеровцы обещали передать под немецкое командование семьсот боевиков для проведения разведывательно-диверсионной работы на советской территории.

Из западных украинцев сформировали батальон «Нахтигаль» (командир – сотник Роман Шухевич), из восточных – «Роланд» (командир – майор Евген Побигущий). «Нахтигаль» вступит во Львов, когда город оставят красноармейцы. «Роланд» в середине июня сорок первого перебросили в Румынию, ему предстояло действовать в составе 11-й немецкой армии. Задача: охрана тыла и коммуникаций частей вермахта, обеспечение поставок продовольствия, охрана военнопленных.

Абвер видел в украинских националистах подсобную силу в будущей войне против Советского Союза. В Берлине готовы были воспользоваться услугами Бандеры в борьбе против поляков и русских. А Бандера наивно решил, что немцы дадут украинцам то, в чем им отказывали поляки и русские: независимое государство. Гитлер уничтожит Сталина, и Украина достанется украинцам.

Красная армия, отступая под напором частей вермахта, покинула Львов в ночь на 30 июня 1941 года. Пока не была сформирована оккупационная администрация, город примерно на сутки оказался во власти вооруженных формирований украинских националистов – и загодя созданных немецкой военной разведкой, как батальон «Нахтигаль», и наскоро сколоченной из горожан добровольческой полиции.

30 июня в четыре тридцать утра в город вошли передовые подразделения немецкой 1-й горно-стрелковой дивизии, а с ними украинский батальон с немецким названием «Нахтигаль» («Соловей»). Прибыла и передовая группа Организации украинских националистов из двадцати человек во главе с соратником и заместителем Бандеры Ярославом Семеновичем Стецько, молодым человеком в очках, старавшимся выглядеть старше своих лет.

Степан Бандера решил, что настал самый благоприятный момент для осуществления вековых чаяний украинского народа. Со свойственными ему авантюризмом и дерзостью поручил Стецько провозгласить на освобожденной от большевиков территории независимость Украины.

У собора Святого Юра украинцев, одетых в военную форму, приветствовал митрополит Андрей Шептицкий, митрополит Галицкий, архиепископ Львовский, блюститель Киевской митрополии и епископ Каменец-Подольский. Собор Святого Юра – главная святыня униатов.

Бойцы батальона «Нахтигаль» распространились по всему городу, занимая важнейшие объекты. В городе начался один из самых страшных и омерзительных погромов. Первыми стали убивать евреев, затем взялись за поляков.

Поклонники Бандеры уверяют, что это был всего лишь ответ на преступления большевиков: на Западной Украине было расстреляно больше пятидесяти тысяч человек, депортировали больше миллиона. Но разве убийство ни в чем не повинных людей – это «ответ на преступления НКВД»? Руководители украинских националистов просто воспользовались возможностью сделать то, что им давно хотелось сделать, – избавиться от «чужаков».

Командир батальона полка «Бранденбург» составил донесение: «30 июня и 1 июля в отношении евреев имели место крупные акции насилия, которые приняли характер наихудшего погрома. Жестоким и отвратительным поведением в отношении беззащитных людей полицейские силы подстрекают население».

В журнале боевых действий немецкой 1-й горно-стрелковой дивизии записано: «Можно было слышать выстрелы из тюрьмы ГПУ, где евреев заставили хоронить украинцев (несколько тысяч), убитых в последние недели. По настоянию украинского населения во Львове 1 июля дошло до настоящего погрома против евреев и русских».

Перед уходом Красной армии чекисты расстреливали тех, кого не хотели оставлять в живых. Старательные исполнители докладывали начальнику УНКВД Львовской области: «Приступили к исполнению приговоров в отношении особо опасных преступников, подлежащих расстрелу… Расстреляно 1808 человек… Освобождено из тюрем: 414 человек… В тюрьме № 1 имеется еще 350 з/к, которые по заключению прокуратуры освобождению не подлежат, а подлежат оставлению в тюрьмах».

Когда в город вошли украинские формирования, то открыли тюрьмы – на улицах Замарстиновской, Лонского, Казимировской (Бригидка). Ворота Бригидки взорвали, чтобы войти внутрь.

В тюрьме на улице Донского обнаружили трупы расстрелянных. Среди них был труп Юрия Шухевича. Его брат Роман Шухевич был одним из командиров батальона «Нахтигаль». Стали осматривать другие тюрьмы – и везде обнаружили трупы расстрелянных. Тела нашлись в подвалах и во внутренних дворах – небрежно закопанные. Созывали горожан в тюрьмы – говорили: «Ищите родных».

Расстрельные команды, сотрудники ведомства госбезопасности и партийные чиновники вовремя эвакуировались. Коллективную ответственность за расстрелы возложили на не имевших к ним никакого отношения львовских евреев.

Поразительно, с какой скоростью, буквально в считаные часы, подручные Степана Бандеры все это организовали! Нашлось множество желающих вступить в украинскую полицию, которую формировали бандеровцы. Эти люди с оружием в руках по всему городу охотились на евреев.

«Схваченных евреев распределяли по трем тюрьмам, – вспоминал очевидец этих страшных событий. – Одним приказывали выкапывать трупы, других заводили во внутренний двор тюрьмы и сразу расстреливали. Но и те «счастливчики», которых оставляли работать, не вернулись домой».